Кэт Патрик - Шестая жизнь Дэйзи Вест
— О, Дэйзи, ничего нового не произошло, — сообщает Мэйсон, потирая усталые глаза. — Пока ясно только, что потребуется несколько месяцев, чтобы во всем разобраться. Очевидно, Бог и Кэйси не дают показаний, и многое до сих пор неясно.
— Значит, проект пока приостановлен? — спрашиваю я.
— К сожалению, да, — отвечает Мэйсон. — Все документы, лабораторное оборудование и даже сам состав находятся в секретном хранилище и пролежат там до тех пор, пока директор не поймет, есть ли еще люди, причастные к преступлениям.
— Как ты думаешь, что он сделает, когда расследование будет окончено? — спрашиваю я. — Закроет проект?
— Полагаю, это возможно, но вряд ли события пойдут по такому сценарию, — объясняет Мэйсон. — Директор — человек с научной подготовкой. Я предполагаю, что он захочет взять проект под собственный контроль и тринадцатилетние исследования состояния детей, погибших в той катастрофе, будут завершены. Хотя сейчас, после всего случившегося, он может и решить похоронить программу.
— А зачем? — удивляюсь я. — Неужели он не захочет двигать вперед науку? Да, Бог в конце концов сошел с ума, но проект все равно был успешным, по крайней мере пока.
Мэйсон вздыхает и смотрит в сторону.
— Разве не так? — спрашиваю я.
— Так, — отвечает он, — но ты была права.
Еще раз обдумав то, что я только что сказала, я не могу понять, о чем может идти речь. Сказать мне нечего, и Мэйсон сам дает мне необходимые разъяснения.
— Дэйзи, Бог действительно убил Нору, и автобусная катастрофа, давшая начало проекту, тоже его рук дело. Он объясняет это тем, что для достижения успеха необходимо было придать проекту изначальный импульс. Ты была права. Кроме того, из найденных у него документов следует, что он подыскивал «еще один автобус». Он хотел влить в проект вторую большую группу подопытных. В его кабинете нашли схематические зарисовки расположения объектов в парках развлечений и кинотеатрах.
— И аквариумах, — добавляю я, вспоминая нашу встречу.
— Да, наверное, — говорит Мэйсон, очевидно, поняв, что человек, которого я встретила в подводной галерее, действительно был Богом.
— Как такое можно сделать? — спрашиваю я не от того, что я действительно поражена злодеяниями Бога, а скорее потому, что мне жаль тех, кто участвует в проекте вместе со мной, и тех, кому не придется, возможно, воспользоваться его плодами.
— Вероятно, он социопат, — высказывает предположение Мэйсон. — Да, думаю, так и есть.
— А Кэйси? — спрашиваю я, холодея от ужаса.
— Мы всегда считали ее вундеркиндом, закончившим колледж раньше своих сверстников и ставшим участником проекта сразу после получения диплома. Но на самом деле все началось еще раньше.
— Не понимаю, о чем ты, — признаюсь я, испытывая замешательство.
— Дэйзи, когда Бог в тот день в Техасе назвал Кэйси Иисусом, это практически не было преувеличением, — объясняет Мэйсон. — Оказывается, Кэйси его дочь.
Я, не сдержавшись, вскрикиваю от изумления и стою, качая головой.
— Мать Кэйси ушла из семьи, когда та была маленькой. Полагаю, Бог усмотрел в этом возможность воспитать Кэйси по своему вкусу, — говорит Мэйсон. — Когда после анализа ДНК директору стало известно об их родственных связях, он досконально изучил все, что было в деле Кэйси. Она всегда была на домашнем обучении, и ей было запрещено иметь друзей. Еще в возрасте девяти-десяти лет отец начал обучать ее пользоваться оружием и заставлял постигать азы военной тактики. Он приложил все силы к тому, чтобы она окончила колледж досрочно. Можно сказать, из нее с детства растили агента.
Сделав паузу, Мэйсон продолжает рассказ:
— Поскольку ее растил такой человек, шанса стать другой у Кэйси не было. Она старалась быть примерной дочерью в детстве и, похоже, в этом состоянии и застыла.
— Как ты думаешь, зачем он приставил ее к нам? — спрашиваю я.
Мэйсон вздыхает. Я понимаю почему — ему неприятно, что интуиция, которой он всегда так гордился, подвела его, и он не почувствовал, что с Кэйси что-то не так.
— Не уверен, что мы когда-нибудь узнаем это со всей достоверностью, — говорит Мэйсон, — но лично я считаю, что дело в тебе.
— Во мне?
— Да. Я думаю, Бог всегда был слегка на тебе помешан, — объясняет Мэйсон. У меня от его слов холодеет спина. — Когда случилась та автобусная катастрофа, он хотел найти для тебя другое место. Не хотел, чтобы агент удочерял тебя. Но я боролся.
— Почему?
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о жене? — спрашивает Мэйсон.
— Нет, но я знаю, — тихо отвечаю я. Конечно, гордиться здесь нечем, но я в свое время не удержалась и сунула нос в личное дело Мэйсона. Я не раз просматривала его и узнала, что его жена погибла, катаясь на горных лыжах. Прочитав об этом, я почувствовала себя преступницей и никогда больше дело Мэйсона не открывала.
— Отлично, — говорит Мэйсон, поражая меня. — Дело в том, что я не люблю разговоров на личные темы. Поэтому я рад, что ты сама все узнала.
Он делает паузу и, справившись с эмоциями, продолжает:
— Тебе бы она понравилась. Она была очень веселая. И отлично готовила.
— Не сомневаюсь, — отвечаю я, улыбаясь.
— Она всегда и во всем мне помогала, — говорит Мэйсон. — Учиться в медицинском было тяжело, но она подбадривала меня, и я закончил курс. Позже, когда мне впервые предложили участвовать в проекте, я думал отказаться, потому что не считал себя достаточно опытным. В итоге я все-таки отказался. Жена расстроилась и сказала, что я сам не вижу своего потенциала.
На мгновение Мэйсон погружается в воспоминания, но вскоре снова возвращается к тому, о чем говорил:
— Но она погибла, как ты знаешь. Мы ездили в отпуск в Колорадо. Она не справилась со спуском и ударилась об дерево. И погибла на месте.
Глаза Мэйсона заволакивает пелена слез.
— Чего не было в моем деле, — говорит он, — так это информации о том, что она была беременна. Срок был таким маленьким, что о беременности не знала даже она сама.
— Боже мой, — едва слышно шепчу я.
— Да, — соглашается Мэйсон, — это было ужасно. Но после ее гибели я решил стать участником проекта. Мне хотелось развить в себе потенциал и стать таким, каким видела меня она. А потом появилась ты, бездомная девочка, и я решил, что это мой шанс. Мне показалось, что Зои подсказывает мне, что делать, и, как всегда, поддерживает мое решение.
— Как хорошо, что ты его принял, — говорю я.
— Я тоже этому рад. Надеюсь, я не повлияю на тебя так, как Бог повлиял на Кэйси, — произносит Мэйсон встревоженно. — Мне всегда хотелось сделать все, как нужно, но едва ли из тебя выйдет типичная американская домохозяйка.
— Не важно, где и как ты меня воспитывал, — говорю я, — важно, что ты меня любил. И ты совершенно не похож на Бога. Ты — настоящий отец. Я всю жизнь буду благодарна тебе за это решение.
Мэйсон тепло улыбается, глядя мне в глаза.
— Это было лучшее мое решение, — говорит он.
В тот же вечер, выключая свет, чтобы лечь спать, я снова припоминаю разговор с Мэйсоном. Меня посещает страшная мысль: если Бог был готов на такие вещи, как убийство двадцати с лишним человек без особой надобности, лишь для того, чтобы «придать изначальный импульс» своему проекту, какие еще ужасные злодеяния он мог совершить?
Что было бы, если бы он пригласил в проект Мэйсона, а тот не заинтересовался бы и отклонил предложение? Захотел бы он «придать изначальный импульс» Мэйсону или его жене?
А не мог ли он убить жену Мэйсона, чтобы «заинтересовать» его и заставить прийти в проект?
А как же я со своей склонностью к роли жертвы несчастного случая? Может ли быть, что дело не только во мне? Да, я забывчива и часто делаю глупости. Но ведь я не одна такая. Но ведь за мной неусыпно следил маньяк и его амбициозная дочь.
И наконец, когда я почти уже сплю, мне приходит в голову, наверное, самая ужасная мысль: если он убил меня однажды… не мог ли он, войдя во вкус, убивать меня снова и снова?
45
В обтягивающих джинсах, подаренных мне Одри, и темно-пурпурном топе я вхожу в двери школы южного района города Аламеда, чувствуя одновременно головокружение и нервозность. Естественно, все вокруг пялятся на новенькую, но мне, по крайней мере, не приходится стеснять себя, спрашивая, куда идти — мне все показали представители администрации, когда мы с Мэйсоном приезжали, чтобы записаться в школу.
Невысокая девушка с длинными светлыми волосами и зелеными глазами, правда, не такими красивыми, как у Мэйсона, улыбается мне, стоя у соседнего шкафчика. Меня душат слезы — я вспоминаю, как впервые увидела Одри. Но я не отворачиваюсь, наоборот, заставляю себя улыбнуться в ответ, и лишь потом поворачиваюсь к дверце, чтобы открыть замок с шифром.
— Первый день? — спрашивает девушка, стараясь завязать разговор. Я поднимаю голову и смотрю на нее.
