Стивен Кинг - Дорожные работы
— Только у меня еще два условия, — добавил он.
— Условия? — Феннер мигом насторожился.
— Не волнуйтесь. Они вполне приемлемы.
— Что ж, я слушаю, — холодно произнес Феннер. — Только предупреждаю, Доус, не заходите слишком далеко.
— Завтра днем вы доставите мне домой бланки, — сказал он. — В среду я привезу их вам в контору. Я хочу, чтобы меня уже ждал чек на шестьдесят восемь тысяч пятьсот долларов. Банковский чек. Я обменяю заполненные и подписанные формы на этот чек.
— Мистер Доус, мы такие сделки не заключаем…
— Может быть, это и не положено, однако вовсе не возбраняется. Как не положено, например, прослушивать мой телефон и Бог знает что еще. Не будет чека, не получите моего согласия. Тогда вам придется разговаривать с моим адвокатом.
Феннер молчал. Было почти слышно, как он думает.
— Хорошо. Что еще?
— После среды я не хочу, чтобы меня кто-нибудь еще беспокоил, — твердо сказал он. — С двадцатого числа дом ваш. До двадцатого — мой.
— По рукам, — мгновенно согласился Феннер. Еще бы — второе условие вовсе таковым не являлось. В соответствии с законодательством дом оставался в его безраздельной собственности до полуночи, а с одной минуты первого двадцатого января переходил к городским властям. Если Доус подпишет форму об отказе от своей собственности и возьмет у города деньги, он может потом вопить и брызгать слюной хоть до посинения, но уже ни один репортер, ни одна телекомпания ему не посочувствуют.
— Все, — сказал он.
— Прекрасно, — довольно выпалил Феннер. — Я очень рад, мистер Доус, что мы с вами сумели договориться по-хорошему…
— Идите в задницу! — процедил он и бросил трубку.
8 января 1974 года
Когда курьер бросил в предназначенную для почтовых отправлений щель пухлый пакет с формой номер 6983-426-73-74 (синяя папка), его дома не было. Он уехал в Нортон, чтобы еще раз встретиться с Сэлом Мальоре. Радости, увидев его, Мальоре не выказал, но по мере общения становился все более и более задумчивым.
Им подали обед — спагетти с телятиной и бутылку красного вина. Еда была восхитительная. Когда он рассказывал про визит Феннера, а также про попытку подкупа и шантажа, Мальоре жестом остановил его, позвонил кому-то и коротко переговорил. Назвал невидимому собеседнику его адрес на Западной Крестоллен-стрит.
— Возьмите фургон, — закончил он и положил трубку. Затем накрутил на вилку спагетти и кивнул, чтобы он продолжал свой рассказ.
Выслушав историю до конца, Мальоре сказал:
— Вам повезло, что они не приставили к вам хвоста. Вы бы уже сидели.
Между тем он наелся до отвала. Так, что кусок уже в горло не лез. Пожалуй, лет пять он так не пировал. Он выразил свое восхищение Мальоре, и тот улыбнулся в ответ:
— Некоторые мои друзья больше не едят спагетти. Фигуру, видите ли, блюдут. Они теперь питаются в ресторанах, в том числе — с шведской или французской кухней. У каждого из них язва желудка. Почему? Да потому что самого себя ведь не изменишь. Свою натуру. — Сэл подлил себе соуса, обмакнул в него кусочек хрустящего чесночного хлебца и смачно проглотил. Затем произнес: — Итак, вы просите, чтобы я ради вас совершил смертный грех?
Он тупо уставился на Мальоре, не в состоянии скрыть изумления.
Мальоре лукаво рассмеялся:
— Я понимаю, о чем вы думаете. Не пристало такому человеку, как я, рассуждать о грехах. Я уже признался вам, что однажды приказал разделаться с одним типом. А говоря по правде — даже не с одним. Но я никогда не убивал людей, которые того не заслуживали. Я вообще смотрю на это так: парень, который умирает прежде срока, отпущенного Господом, — он как дождь во время бейсбола. Все его прочие грехи не в счет. И Богу ничего не остается, как впустить его к себе, поскольку у бедняги грешника не остается отпущенного им времени на искупление грехов. Вот почему убить такого парня — значит спасти его от вечных мук в чистилище. Так что в каком-то смысле я делаю для таких парней даже больше, чем мог бы сделать для них сам папа римский. Мне кажется, Богу это известно. Впрочем, все это не должно меня заботить. Вы мне по душе. В мужестве вам не откажешь. Не всякий рискнул бы устроить такой фейерверк. Но это… Это уже дело совсем другое.
— Но ведь я ни о чем вас не прошу, — развел руками он. — Я сам все сделаю.
Мальоре закатил глаза:
— О Господи Иисусе! Пресвятая Дева Мария! Старый Иосиф-плотник! И почему этот человек не может оставить меня в покое?
— Потому что у вас есть то, что мне нужно.
— Знали бы вы, как я уже об этом жалею!
— Так вы мне поможете?
— Не знаю.
— Деньги у меня уже есть. Вернее — вот-вот будут.
— Да дело вовсе не в деньгах. Это вопрос принципа. Мне никогда прежде не приходилось иметь дело с таким чокнутым. Я должен пораскинуть мозгами. Я вам позвоню.
Ему стало ясно, что настаивать не стоит, пора уезжать.
Он сидел и заполнял бумаги, когда прибыли люди Мальоре. Они прикатили на белом фургоне с надписью РЭЙ — ПРОДАЖА И РЕМОНТ ТЕЛЕВИЗОРОВ на боку, под которой был изображен танцующий и ухмыляющийся телевизор. Двое людей в зеленых комбинезонах вынесли из фургона довольно громоздкую аппаратуру. В ящиках были инструменты, и в самом деле необходимые для ремонта телевизоров. Но было в них еще и нечто другое. Команда Мальоре «вычистила» его дом. Вся процедура заняла полтора часа. Они нашли «жучки» в обоих телефонных аппаратах, а также в спальне и в гостиной. Гараж, по счастью, был чист.
— Вот гады, — сказал он, разглядывая крохотные микрофончики на ладони. Бросив «жучки» на пол, он со злорадством растоптал их.
Уже на выходе один из людей Мальоре заметил не без восхищения:
— Здорово, мистер, вы со своим теликом разобрались! Сколько раз вы по нему вмазали?
— Всего один, — сокрушенно признался он.
Когда фургончик растворился в ярких лучах холодного полуденного солнца, он подмел остатки «жучков», собрал в совок и выкинул в мусорное ведро на кухне. Затем приготовил себе очередной коктейль.
9 января 1974 года
Посетителей в банке в середине дня было раз-два и обчелся, и он с банковским чеком направился прямиком к столу посередине зала. Вырвав из конца своей чековой книжки приходный ордер, он проставил в нем сумму: 34250 долларов. Затем подошел к окошку кассира и протянул обе бумажки: банковский чек и приходник.
Кассирша, молодая черноволосая девушка в коротком фиолетовом платьице и в прозрачных нейлоновых чулочках, с недоумением перевела взгляд с одного листочка на другой.
— С чеком что-нибудь не так? — любезно поинтересовался он. При этом признался сам себе, что получает от этой сцены колоссальное удовольствие.
— Не-е-ет, но… то есть вы хотите положить тридцать четыре тысячи двести пятьдесят долларов на свой счет, а другие тридцать четыре тысячи двести пятьдесят долларов получить наличными? Так?
Он кивнул.
— Прошу вас, сэр, подождите минутку.
Он улыбнулся и снова кивнул, провожая взглядом ее стройные ножки. Девушка подошла к столу менеджера, который в отличие от ее стола был отделен от зала не стеклянной перегородкой, а одним лишь барьером, как бы говоря: вот этот сотрудник в отличие от всех остальных — человек; или почти человек по меньшей мере. Менеджером был мужчина средних лет, облаченный в молодежный костюм. Лицо его было узкое, как врата рая, а при виде кассира (кассирши?) брови его взметнулись на лоб.
Они обсудили банковский чек, приходный ордер, их значимость для банка и, возможно, для всей федеральной банковской системы. Девушка склонилась над его столом, ее и без того короткая юбчонка взметнулась вверх, обнажив полоску тела над чулками и краешек кружевных трусиков. О беззаботная любовь! — подумал он. Поехали ко мне домой и предадимся разврату до самого конца столетия или хотя бы до той минуты, когда мой дом сровняют с землей; не знаю, что случится раньше. Мысль эта вызвала у него улыбку. Он вдруг почувствовал, что возбудился; причем так, как с ним давно уже не случалось. Отвернувшись, он окинул взглядом банковский зал. Неподалеку от выхода стоял бесстрастный охранник — наверное, бывший полицейский. Одинокая старушка, высунув от усердия язык, корпела над голубым пенсионным бланком. А на стене слева висел огромный плакат, на котором была изображена Земля при взгляде из космоса. Над планетой крупными буквами было написано:
