Марк Биллингем - Погребённые заживо
Разве мое решение не справедливо? Просто кивни, если ты согласен с тем, что я говорю… Хорошо.
Поскольку ты не считаешь, что я получаю от этого хоть малейшее удовольствие, тогда ладно. Ты же знаешь, я не хочу тебя мучить, верно? Я имею в виду, что это не та причина, по которой я это делаю. Я уже причинил тебе достаточно боли — я отлично это осознаю. Я имею в виду все то, через что тебе пришлось пройти в той квартире. Я просто хочу, чтобы ты понял — мотивация моих откровений… пристойная.
Просто ты обязан знать такие вещи. Потому что незнание гораздо страшнее. Потому что в какой-то момент ты с этим примиришься и со временем станешь намного богаче. Понимаешь?
Иногда осознание того, на что способны те, кого ты любишь, — ужасная ноша. Но незнание в тысячи раз хуже.
Он опустился на корточки, когда услышал сопение и шевеление в углу, в который забился мальчик.
— Пожалуйста, не плачь. Я действительно не хотел, чтобы ты расплакался. Извини. Я подожду, пока ты немного успокоишься. Мне сейчас лучше уйти, да?
Он двинулся к двери. Потом снова остановился.
— Я уверен, кое-что можно простить. И ты простишь. Возможно, не меня, и уж точно не все. Но кое-что: те вещи, те наименее ужасные вещи мы совершили не на пустом месте. Я знаю, сейчас ты не сможешь этого понять — сейчас тебе хочется лишь кричать и биться в истерике. Но клянусь тебе, у наших поступков были очень веские основания.
Хочешь орать? Ори — без проблем. Никто не услышит. Поэтому я и снял скотч. Честно сказать, я пойму, если ты начнешь орать. Хочешь что-нибудь разбить? Хочешь вышибить мне мозги? Хочешь, чтобы я просто убрался?
Несколько минут он молчал, потом поднял фонарь и поднес огонь к лицу мальчика.
— Знаешь, а ты всерьез подумай о том, чтобы покричать. Тебе станет легче. Спусти пар.
Он направил свет фонаря на себя, оперся подбородком о стекло и на время задумался.
— Ладно. Возможно, я переоценил, сколько из сказанного мной ты сможешь понять. Я знаю, что информации до черта. Много чего… переваривать. Прежде чем я уйду, может, вкратце повторить основные моменты? Я постараюсь изложить их более доступным языком. А это мысль, как считаешь?
Люк?..
Веселье прекратилось, когда Колфилд заметила разбитое окно. Минут десять они стучали, потом Фотерджил открыл боковые ворота и они обошли дом сзади.
Он заглянул внутрь, пока Колфилд пошла назад к машине за перчатками, фонариком и их полицейскими дубинками.
— Может, лучше дождаться подкрепления, — предложил Фотерджил.
— Ради бога, Дин.
Колфилд просунула руку в окно, пошарила, пока не нащупала замок. И прежде чем она успела открыть дверь, мимо нее пулей промчался кот и исчез внутри дома.
— Господи…
Она шагнула в темную кухню и позвала хозяйку. Фотерджил позвал громче. Потом они постояли, прислушиваясь. Если в доме кто-то и находился из тех, кого там быть не должно, они могли поспорить, что уловили бы какое-то движение, даже если этот кто-то и старался бы быть незаметным. Колфилд нащупала выключатель, включила свет, и они прошли дальше. На сушке аккуратно была расставлена посуда. На полу стояла практически пустая миска, а кот терся головой о дверцы буфета.
Колфилд наклонилась.
— Ш-ш, все хорошо.
— Это ты мне или коту? — Фотерджил выдавил улыбку, но его голос звучал громче, чем обычно.
Они вышли из кухни и оказались в длинном узком коридоре, который заканчивался входной дверью. Через маленькие грязные фрамуги над дверью проникал свет от уличных фонарей, сбоку виднелась лестница. Справа было две двери. Открыв их, они одновременно включили свет в маленькой гостиной и столовой.
— Дин?
Фотерджил просунул голову в дверь и проследил за взглядом Колфилд. Обеденный стол был накрыт к завтраку: пустой стакан, ложка и салфетка, в миске — хлопья, уже покрывшиеся липкой пленкой.
— Пошли…
На стенах вдоль лестницы висели акварели и грамоты в рамках, наверху на маленьком столике вокруг большой корзины с сухими цветами стояли фотографии. К запаху ванили и апельсина примешивался еще какой-то запах. Резкий и насыщенный.
Они зажгли свет, заглянули в ванную комнату и в пустую спальню, потом медленно направились к запертой двери единственной оставшейся неосмотренной комнаты.
— Тебе когда-нибудь приходилось видеть труп, Дин? — спросила Колфилд.
— Брось, она может быть, где угодно. Она могла куда-нибудь уехать, никого не предупредив…
— Дин?
Фотерджил покачал головой. Снял фуражку и поднес рукав ко лбу.
— Все в порядке? Просто успокойся и ничего не трогай.
Запах стал еще сильнее, когда они открыли дверь. Им был пропитан воздух, который они вдохнули, прежде чем Колфилд включила свет.
— Вот черт!..
Она отбросила пуховое одеяло на пол, а ее ночная сорочка обнажила бледные, чисто выбритые икры. Одна рука, откинутая в сторону, свешивалась с постели, а другая была прижата к телу, тонкие пальцы сжимали простыню.
С прикроватной тумбочки была сброшена лампа. Рядом на ковре валялся роман в мягком переплете.
— Дин, как ты?
Фотерджил оглянулся и посмотрел туда, где на туалетном столике стояли фотографии. На многих из них была запечатлена одна и та же женщина: сначала молодая девушка, волосы которой были собраны в черную копну, затем прически и цвет волос менялись. Наконец волосы поседели и поредели, а сама женщина стала увядать и сморщиваться. Фотерджил догадался, что на этих снимках та женщина, которая лежит, скрючившись, в подушках в нескольких метрах от него.
Кот последовал с ними наверх. Колфилд нагнулась, когда он пробирался мимо нее, но опоздала — он уже запрыгнул на матрас, стал тереться о ноги мертвой женщины и громко мурлыкать.
— Черт…
Фотерджил взглянул на женщину на кровати. Ее лицо было того же цвета, что и белая простыня под ней.
— Моя мама последние два месяца жила в пансионате, — сказал он. — Там пахло примерно так же.
Он протянул было руку к кровати, но замер и понимающе кивнул, когда Колфилд повторила свое предупреждение ничего не трогать.
— Воняет, как в комнате у моей мамочки.
Год назад в жизни Торна была женщина, с которой он переспал один раз, но все еще пытался, по разным причинам, вычеркнуть этот эпизод из памяти. Лишь она, Хендрикс и время от времени водопроводчик занимали его ванную, и он совершенно не привык стоять и ждать, пока кто-то ее освободит.
Тома одолевала боль, потому что четверть часа назад он напряг спину, пытаясь разложить диван-кровать. Портер смеялась, пока он ругался и вскрикивал, но когда увидела, насколько ему больно, — пришла на помощь.
— Нужно показаться доктору, — убеждала она. — По крайней мере, узнаешь, что со спиной.
— Покажусь.
— У тебя есть медицинская страховка?
— Нет, но есть деньги. Ну, от продажи отцовского дома.
Деньги, с которыми он не знал что делать. Которые ненавидел. Часть он отдал тетушке Эйлин, пару сотен Виктору, но даже после того, как он рассчитался с налогами, осталась еще кругленькая сумма. Может, пришло время их потратить. Пустить на благое дело, которое бы одобрил его старик.
— Обидно, что ты загробил свою спину не на работе, — сказал Портер. Они подняли металлическую перекладину под подушки, вытащили матрас и загнули ножки. — Тогда министерству пришлось бы отвечать за это.
Она сидела достаточно близко, чтобы он почувствовал запах пива, идущий от нее. Одна рюмочка превратилась в пару бутылочек пивка.
Они сидели и сплетничали о коллегах, о своей работе вообще. Они кратко рассказали о своих родителях и былых отношениях. Торн поделился с ней, что вчера, когда он размышлял о неудачных браках, ему на ум пришли Мэгги и Тони Маллены. Он был удивлен, что впервые (насколько он мог припомнить) ему сразу вспомнился не его собственный брак, а брак других людей.
Портер согласилась, что, вероятно, это хороший знак.
Сейчас, стоя у дверей ванной комнаты, он осознал, что рассказал о себе гораздо больше, чем она. Что — помимо того факта, что у нее веселый нрав и она настоящий профессионал, с которым он мечтает переспать, — ему больше ничего не известно о Луизе Портер.
Торн слышал через тонкую дверь, как она купается, как издает странное жужжание, когда чистит зубы, и решил: ему известно достаточно.
Когда она вышла из ванной, на ней были лишь трусики и одна из футболок Торна. Свои вещи она несла под мышкой. Портер прошла мимо него, слегка зарделась и стала раскладывать блузку с юбкой на стуле около дивана.
— Я куплю тебе новую щетку.
— Я бы поразмышлял над тем, как объяснить на работе, почему ты два дня подряд в одном и том же костюме.
— Они уже привыкли, — ответила она. — Я такая чушка.
Смех Торна перешел в кашель, потом его скрутило от боли.
