Вы меня не знаете - Махмуд Имран

– Может, я приеду тебя повидать, – говорю я.

– Если поедешь, возьми с собой сестру. Мне нужно ей кое-что объяснить, но пока духу не хватает.

– Блесс? Что тебе нужно объяснить?

– Да так, бро. Не важно. Просто, ну, передай ей привет. И маме своей.

Как и вам сейчас, я попытался рассказать ему о Ки и о том, что случилось в туалете, но он и слушать не стал. Для него все уже кончилось. Он устал. Думаю, в конце концов у него кончилось терпение.

– Тебе тоже надо уезжать, бро, – сказал он мне наконец.

– Не могу, чувак. Только не без Ки.

– Она тебя обманула. Просто сваливай, чувак. Уже пора, – тихо говорит он.

В тот день я купил новый билет в Испанию, но знал, что им не воспользуюсь. Не поеду без Ки.

– Не могу.

Я ждал ее. Я не верил, что после всего она вот так возьмет и исчезнет. Так что я просто сидел и ждал. Еще пара дней, и она войдет в эту дверь. Жара уже немного спала. Почему-то о стрельбе в клубе даже не говорили в новостях. Двое убитых – и ничего. Но об одном все-таки сказали. Я имею в виду о Джее Си. Но и о нем через пару дней говорить перестали. Теперь всех интересовал только Брекзит. Так что я знал, что она вернется. Должна вернуться. Ей больше некуда пойти. Она просто затаилась. Я не мог ее найти, но только потому, что она умная. Она затаилась так, что такому, как я, ни за что ее не найти. Но я был уверен, что она вернется. Сто процентов. Надо просто подождать. Но знаете, это было как тогда, когда она пропала в первый раз. Все по новой.

Так что, когда неделю спустя пришла полиция и вынесла дверь, все было как было. «Байкал», худи, деньги, билет в Испанию, паспорт, телефоны. Я. А потом, ну, что было потом, вы и так знаете. Курт был прав. Надо было валить, но я тогда не понимал, что к чему.

Перерыв: 15:35

38

Даже когда меня арестовали за убийство Джея Си и поместили под стражу, я все еще думал, что она вернется. Даже если не придет сама, может, ее хотя бы приведет полиция. Тогда мне уже было все равно. Мне просто нужно было ее увидеть. И даже если я не смогу увидеться с ней лично, мне было бы достаточно знать, что она жива.

Но она не пришла. Я был один. И это, наверное, хуже всего, что произошло за этот год. Не сидение в тюрьме. Не даже обвинение в убийстве. А Ки. Не знать, что с ней.

С предварительным заключением я смирился. Ведь я не осужденный, а просто содержусь под стражей, так что мне дают практически столько свиданий, сколько хочешь. Блесс и мама приходят так часто, как могут. Вообще-то, за этот год я видел их чаще, чем когда-либо. Сначала я не хотел, чтобы они приходили. Сидеть в центре для посетителей вместе с ними и другими заключенными, знаете ли, отстойно. Даже не поговорить нормально. Надо, чтобы была какая-нибудь комната, куда, например, можно пойти поплакать. Не мне, понятное дело, а им. Но им приходится сдерживаться, пока они не уйдут. Так что, честно говоря, несколько раз я даже думал не посылать заявку на посещение. Но, наверное, это в какой-то степени хорошо. Помогает подготовиться. Готовит их к тому, как это будет в тюрьме. Не меня готовит. Их.

Я однажды спросил начальника, почему нельзя организовать отдельные комнаты и прочее, но он сказал, что с этим слишком много заморочек.

– Но мы над этим работаем, – сказал он, – и ты не первый, кто это предлагает. Идея хорошая.

Идея хорошая. Может, вы потом напишете об этом своим депутатам или еще кому.

Короче. Следующая часть – это, можно сказать, важный кусочек пазла, как любит говорить обвинение. Типа это все пазл, и, пока не поставишь последнюю деталь, не поймешь, что там за картинка. Отстойное сравнение, как по мне. Как будто без последнего кусочка непонятно. Да любой и так увидит. Немного бесит. Так что следующая часть никакой не кусочек пазла. Это скорее двигатель. Или свеча зажигания. Без нее двигатель не работает. И даже не запустится.

Так что придется вернуться к началу и тому разговору с адвокатом. Вы, наверное, до сих пор думаете, что глупо было отказываться от него перед заключительной речью. Он же так хорошо выступал в суде, да? С чего бы мне от него отказываться? Я говорил, что отчасти сделал это потому, что хочу рассказать всю правду, а он не хотел. Ну, он просто не знает того, что я вам сейчас расскажу.

Прямо перед встречей с адвокатом – накануне вечером, если быть точным, – мне сказали, что ко мне посетитель. И меня повели не в комнату для свиданий, а в какую-то комнатушку в другой части тюрьмы. Я в той части никогда раньше не был, думал, там помещения для персонала.

Я вошел и сразу подумал: ни фига, они сделали, как я предлагал. Отдельную комнату. Так что сел и стал ждать маму или Блесс. Охранник запер дверь и сказал, что сейчас приведет посетителя. Больше там заняться все равно нечем. Даже стены скучные. Просто выкрашенные белым кирпичи. Просто окно, которое выходит в коридор, а не на улицу. Просто стол. Просто два стула. Просто бетонный пол. «Но блин, это все равно отдельная комната, – подумал я, – а потом подумал: – Бля, вот сейчас будут слезы».

Проходит несколько минут, и я начинаю немного психовать, потому что все эти минуты засчитываются за время посещения. Вертухаи любят кота за хвост тянуть, так что, пока все соберутся, часовой визит превращается в двадцатиминутный. Некоторым даже не говорят, когда к ним придут. Вертухаи иногда такую херню вытворяют. Меня, по крайней мере, предупредили. Так вот я разговариваю сам с собой, когда охранник возвращается. Вставляет ключ, дверь открывается. И я вижу ее.

Киру.

Блин, ну у вас и лица! Правда, у меня тогда лицо было, наверное, совсем другое. Я не просто столько времени ждал, чтобы увидеть девушку, которую люблю. Или девушку, ради которой я рискнул жизнью, а она сбежала от меня. Или девушку, о которой я не знал даже, жива она или нет. Она же вся моя жизнь, понимаете. А потом, когда она исчезла и я не знал, увижу ли ее снова когда-нибудь, я чувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя наркоман, если ему сказать, что наркоты он больше не получит. И когда я увидел ее перед собой спустя целый год, моя жизнь снова изменилась.

«Ки», – чуть не крикнул я. Глазам своим не верю. Это реально она. О красивых людях говорят, что они как с картины. Кира тогда была как с картины, но не в том смысле. Да, такая же красивая. Глаза сияли, как и раньше. Даже в обычных джинсах и белой рубашке она выглядела потрясно. Но как с картины, как ненастоящая. Бывает, смотришь на картину и понимаешь, что на ней человек, но ненастоящий: невозможно ни прикоснуться к его лицу, ни почувствовать дыхание. Это как просто представлять его себе. Вот такой я ее и увидел.

– У вас ровно двадцать минут, – говорит вертухай и уходит. Дверь снова запирается, но он видит нас через окно.

– Привет, – говорит она. И все. Взгляд для надежности опущен.

– И ты пришла только сейчас? – спрашиваю я.

Я готов расплакаться или разораться. Я в такой ярости, и в таком замешательстве, и в таком возмущении, что не могу даже собраться с мыслями.

– Извини. – Она садится напротив меня и расцепляет руки.

Я не видел ее год, и то, что она сидит напротив и смотрит на меня этими своими глазами, кажется нереальным.

– Надеюсь, у тебя есть что-то получше извинений, Ки. Где ты, блин, была?

– Не здесь.

– Не здесь? Я и так знаю, что не здесь! Но не здесь – это где? И как ты вообще сюда попала? Что, блядь, происходит?

У меня мелькает мысль: вдруг она встанет и уйдет, и меня охватывает паника. Она берет сумочку и снова ставит на место. Удивительно, что ей вообще позволили ее пронести.

– Это они все устроили. – Она смотрит на свои руки.

– Они? – переспрашиваю я. Кровь стучит в висках, и я чувствую, как пульсируют мышцы лица. Не уверен, что смогу держать себя в руках.

– Ну то есть Джеймс. – Она переводит взгляд на потолок. – Джеймс все организовал.