Вы меня не знаете - Махмуд Имран

Судя по вашим лицам, вы думаете, что я того. Пум – и мой мозг больше не работает. Или, может, вы думаете, что я эту хрень выдумал. Но я клянусь: это правда. Вот что я не мог рассказать, а мой адвокат не хотел, чтобы я рассказывал. Потому что как я могу обвинять МИ–5? Это же просто бред, безумие. А в бред никто не поверит. Но погодите и подумайте минуту.

Это кое-что объясняет.

Например, всю ту инфу о Фейсе, которую она получала. Всю эту историю с мечетью, которая с самого начала казалась мне какой-то мутной. Как бы там ни было, в тот день, когда они привезли ее к соседнему дому, они объяснили ей расклад.

– Если ты нам поможешь, мы вытащим твоего брата. По программе защиты свидетелей.

– А если нет? – спросила она.

– Тогда за то, что с ним будет дальше, мы не отвечаем.

Не то что они хотели, чтобы она сделала все сама. Как раз наоборот, ей нельзя было так делать. Им за это никакого бонуса не заплатят. Предполагалось, что это я нажму на спусковой крючок, и это пиздец как обидно. Что она подставила меня, чтобы спасти своего конченого братца. Ей нужно было только привести меня туда. Они разработали план. Они разобрались с охраной. Они достали рации. Ей нужно было только позаботиться о том, чтобы на спусковой крючок нажал я. Или Курт. Им было вообще насрать. После всего они обещали помочь ей. И Спуксу. Им обоим. Чтобы они уехали.

А Джей Си? Этот придурок даже не должен был там оказаться. Я до сих пор до конца не понимаю, зачем она его застрелила. Он нас увидел, и, наверное, из-за этого Ки размотало. Она не могла допустить, чтобы какой-то сопляк пошел в полицию и сдал нас. Что мы причастны к убийствам в клубе. Может, она решила, что это карма. Может, запаниковала. А может, и нет, просто поняла, как все повернется. Поняла, как разыграть эту карту. Сказать честно, если бы Джей Си был тогда где-то в другом месте, то и я бы сюда не попал. Убийства в клубе просто замяли бы. Спукса бы спрятали, а мы с Ки… У нас была бы возможность снова стать собой.

Не знаю, почему она явилась ко мне сейчас, когда уже прошло столько времени. Может, совесть замучила.

Блядь. Сейчас, пока я стоял и все это рассказывал, я понял. Она пришла, потому что я уже дал показания. Понимаете? Она пришла только тогда, когда я уже побывал на свидетельской трибуне и все рассказал. Теперь ведь суд не остановишь? Слишком поздно. Она знала. Ее уже не впутать. Но я все равно не понимаю, зачем тогда она вообще приходила. Чтобы повиниться или типа того? Может, и так. Может, почувствовала вину. Ну и правильно. Она и виновна.

Все эти дни я стоял перед вами и вешал на себя убийства, которые совершила она, и ради чего? Ради чего? Потому что люблю ее? Вы так думаете? Я так думал. Но еще я знаю, что если бы тогда я знал то, что знаю сейчас, – что она предаст меня, чтобы вытащить брата и спастись самой, – я бы, наверное, не стал молчать. Рассказал бы все как есть. Она подставила меня, чтобы выйти сухой из воды. Вот и все.

Но она все-таки пришла. А это было непросто. Она, видимо, в программе защиты свидетелей. Ее, по сути, больше не должно существовать. Ей позволили встретиться со мной только потому, что она угрожала все на хрен раззвонить. Это была уже даже не Кира. Это был уже совсем другой человек.

Но все равно. Она пришла. Вы же понимаете. И вот как все получилось.

– Значит, ты можешь сделать так, чтобы все кончилось? Ты расскажешь правду, а они скажут, что я невиновен? – спросил я, когда двадцать минут почти прошли, и охранник уже стучал в дверь.

– Не могу.

– И что теперь? – Я снова посмотрел ей в глаза. Подернутые слезами, но все равно безумно красивые.

Секунду она смотрела на меня, а потом тихо спросила:

– Почему ты не уехал? Я думала, ты уедешь.

– Почему? Я ведь ждал тебя, Ки. А ты даже не позвонила.

– Я не могла. Мне не разрешали.

– А.

Она замолчала, и я увидел, что из глаз у нее по-настоящему текут слезы.

– Почему ты не уехал? Ты ведь мог.

– Не мог.

– Я оставила тебе деньги. И «Байкал». Думала, что…

– Что я уеду без тебя?

– Нет. Что ты спасешься.

– Все ведь не просто либо черное, либо белое, да? Кто-то должен остаться и платить по счетам.

И она ушла.

Перерыв: 10:45

40

ОБВИНЕНИЕ:

Господа присяжные, в Хартфорде, Херефордшире и Хэмпшире почти не бывает ураганов. Здесь, в Центральном уголовном суде, почти никогда не бывает, чтобы сторона обвинения выступала с заключительной речью дважды. Однако, в соответствии с распоряжением достопочтенного судьи, так будет прямо сейчас.

Это необычное дело.

Не потому, что оно касается умышленного и преднамеренного убийства подростка. И даже не потому, что оно касается убийства посредством огнестрельного оружия. Увы, но случаи, когда одни молодые люди стреляют в других из оружия смертельного действия, стали в Лондоне обычным делом. Нет, это дело необычное, поскольку подсудимый предпочел произнести заключительную речь лично. Он выступает перед вами вот уже несколько дней. Что само по себе необычно.

Но увы, в своей речи подсудимый ссылается на факты, которые в ходе дачи показаний не упоминались. Многое из того, что он рассказал, – абсолютно новые сведения. Вы их слышите впервые. Я их слышу впервые. Следовательно, все то, что он рассказал вам сейчас, осталось за рамками перекрестного допроса. Это ставит вас, господа присяжные, в крайне невыгодное положение. Ведь как можно оценить качество этих сведений, если они не были проверены в ходе перекрестного допроса? Другими словами, как можно судить об их надежности? Как вы можете быть уверены, что они правдивы?

Вот почему, заручившись согласием и поддержкой Его чести, я обращаюсь к вам во второй раз. Однако, чтобы не нарушать законное право подсудимого сказать последнее слово, ему также будет позволено обратиться к вам с ответом на речь обвинения.

Я не буду повторять все то, что сказал подсудимый. Это значило бы оскорбить ваш интеллект. Вы только что его выслушали. Я здесь не для того, чтобы просто опровергнуть его слова. Вы и сами видите все слабые места и сделаете собственные выводы. Нет. Я просто обращу ваше внимание на некоторые вещи. Как и раньше. Если вы с ними согласны, примите их к сведению. Если же нет – не берите их в расчет.

Важно прояснить кое-что с самого начала. Сторона обвинения утверждает, что все, что подсудимый рассказал в свою защиту, – ложь.

Он солгал, когда его допрашивали в полиции, и повторил эту ложь в суде, когда давал показания. Однако теперь мы имеем свежую порцию лжи. Отличной от той, что звучала в показаниях. Но сторона обвинения настаивает, что это все-таки ложь, которую подсудимый выдумывает в буквальном смысле по ходу дела.

Давайте, если угодно, остановимся и рассмотрим эту новую выдуманную версию событий более подробно. Сомнительным может показаться следующее.

Во-первых, нет никаких доказательств, что господина, которого подсудимый может назвать только прозвищем Фейс, действительно застрелили, как говорит подсудимый. Нет никаких – я подчеркиваю, – никаких доказательств, что этот человек в принципе существовал, поскольку подсудимый не может больше рассказать об этом, предположительно убитом, человеке, ничего. Нет доказательств, что в том клубе и в тех обстоятельствах, о которых рассказал подсудимый, были застрелены наркоторговцы или какие-либо другие люди. Никаких. Ни малейших. Это, дамы и господа, не просто ложь, это ничем не подкрепленный вымысел.

Если двух человек, или даже одного, застрелили в клубе, наверняка этому найдутся подтверждения, не так ли? Например, заявление в полицию? Или это происшествие ускользнуло от внимания полиции в результате коварного замысла МИ–5, в чем, без сомнения, хочет убедить вас подсудимый? А как же пресса? Нет ни одного новостного репортажа, заметки или статьи, где говорилось бы о событиях, о которых рассказал подсудимый. МИ–5 заставила замолчать и все средства массовой информации?