Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]
Малькольм мылся около получаса, стоя под потоками воды и наслаждаясь ощущением свежести, которым наполнялось его тело. Горячая вода и пар прочистили его заложенный нос, и когда он закрыл кран, то почувствовал себя обновленным. Надев свежее белье и натянув новый свитер, он автоматически взглянул в зеркало, чтобы причесаться. Однако волосы были настолько коротки, что он просто пригладил их рукой.
Когда Малькольм сошел по лестнице вниз, в комнате мягко звучала стереофоническая музыка. Он сразу узнал аранжировку Винса Гуаральди мелодии из «Черного Орфея». Мелодия называлась «Доверь свою судьбу ветру…». У него тоже была эта пластинка, о чем он и сказал девушке, когда они сели за стол перекусить.
Пока они ели салат из свежих овощей, она рассказала Малькольму о своей жизни в маленьком городке в Иллинойсе. Когда перешли к блюду, приготовленному из замороженной зеленой фасоли, он услышал о студенческих буднях университета Южного Иллинойса. Картофельное пюре он ел, выслушивая историю о молодом человеке, который чуть-чуть не стал ее женихом.
Пережевывая кусочки бифштекса, он убедился, какой серой и однообразной является работа в качестве секретаря скучной юридической конторы в Вашингтоне. Пирог из творога с вишнями фирмы «Сара Ли» они поглощали в молчании. Когда же девушка разливала кофе, она подытожила свой рассказ следующими словами:
— Честное слово, это была очень скучная жизнь, до сегодняшнего дня, разумеется.
Пока они мыли посуду, он шутливо рассказал ей, почему он так ненавидит свое имя. Девушка в тон ему пообещала никогда не называть его по имени и в ту же секунду нечаянно обрызгала его мыльной пеной, которую быстро вытерла, словно испугавшись чего-то.
После того, как они вымыли всю посуду, Малькольм пожелал девушке спокойной ночи и отправился наверх, в ванную комнату. Он вынул контактные линзы из глаз, убрал их в специальную коробочку и почистил зубы. Затем прошел по коридору в спальню, где его ожидала свежая постель, предусмотрительно сунул под подушку носовой платок, положил пистолет на тумбочку, стоявшую возле кровати и лег, закутавшись в одеяло. Вскоре после полуночи к нему в спальню пришла Уэнди.
* * *Однако кое-кто вообще не ложился спать в ту ночь. Когда в Лэнгли узнали о перестрелке и ранении Уэзерби, царившее там напряжение резко усилилось.
Оперативные машины с решительно настроенными молодыми людьми опередили санитарный фургон и первыми прибыли на место происшествия. Вашингтонские полицейские жаловались потом своему руководству, что группа неопознанных лиц, выдававших себя за федеральных агентов, принялась опрашивать свидетелей. Стычка между представителями двух правительственных ведомств была предотвращена появлением на сцене сотрудников третьего: в район происшествия прибыло еще несколько служебных автомашин. Два весьма серьезных человека в хорошо отглаженных белых рубашках и темных костюмах пробились сквозь толпу в переулке и заявили руководителям оперативных групп обоих ведомств, что теперь ФБР официально берет расследование в свои руки.
«Неопознанные лица» и вашингтонские полицейские информировали об этом свое начальство, которое приказало им ни во что не вмешиваться.
Появление на месте событий сотрудников ФБР было вызвано тем, что компетентные органы приняли в качестве рабочей гипотезы вероятность шпионажа и диверсии.
Закон о национальной безопасности 1947 года гласит:
«Компетенция ЦРУ не распространяется на поддержание общественного порядка, вызов в суд, соблюдение законности и правопорядка, а также на функции по обеспечению внутренней безопасности».
Происшедшие в тот день события со всей очевидностью подпадали под положение о внутренней подрывной деятельности, борьба с которой являлась прерогативой ФБР. Митчелл как можно дольше воздерживался от передачи подробной информации о событиях дня руководству этой параллельной организации, но, в конце концов, заместитель директора ЦРУ уступил нажиму…
Однако за ЦРУ оставлялось право расследовать обстоятельства враждебных действий, направленных против его агентов, а также прямого нападения на них независимо от того, где бы эти действия ни произошли. Таким образом, ведомство имело в своем распоряжении лазейку, которой оно широко пользовалось при проведении своих многих весьма сомнительных операций. Эта лазейка — пятый раздел закона — позволяла ЦРУ выполнять «такие функции и обязанности, имеющие отношение к разведке и влияющие на национальную безопасность страны, которые требуют санкции Совета национальной безопасности». Кроме того, закон 1947 года также предоставлял ведомству право допрашивать людей в пределах страны. Именно поэтому руководство ЦРУ решило, что чрезвычайные обстоятельства этого дела требуют прямых действий с их стороны. Эти действия могут и будут осуществляться до тех пор, пока ЦРУ не получит прямого указания Совета национальной безопасности приостановить их. Руководствуясь этим положением, ЦРУ в исключительно вежливой, но решительной форме информировало об этом ФБР, выразив, конечно, признательность за сотрудничество и одновременно благодарность за возможную помощь и содействие в будущем.
В итоге вашингтонская полиция оказалась обведенной вокруг пальца, получив одного убитого и одного раненого, который к тому же еще исчез с места происшествия и был якобы доставлен кем-то в неизвестный госпиталь в Вирджинии — «состояние серьезное, перспективы неопределенные». Недовольная полиция осталась неудовлетворенной заверениями и объяснениями различных федеральных ведомств, однако вынуждена была прекратить дальнейшее расследование «своего» дела.
Юридическое крючкотворство и недоверие проявлялись в меньшей степени в оперативных условиях, когда межведомственное соперничество казалось чем-то мелким и ничтожным по сравнению со смертью человека. Руководители оперативных групп обоих ведомств договорились о координации своих действий.
К вечеру того же дня в Вашингтоне был объявлен самый крупный за всю историю города «общий розыск», объектом которого стал Малькольм. К утру выяснились многие подробности и обстоятельства происшедших событий, однако так и не удалось обнаружить, где же скрывается Малькольм…
* * *…Все это не способствовало улучшению настроения группы людей, собравшихся хмурым утром следующего дня на совещание в одном из учреждений в центре Вашингтона. Большинство оставались на работе в прошедшую ночь и не имели особых причин для радости. В эту группу по координации и связи входили все заместители директора ЦРУ и представители всех разведывательных органов и спецслужб страны. Председательствовал на совещании заместитель директора, курирующий деятельность Управления тайных служб. Поскольку кризисная ситуация возникла в подведомственном ему подразделении, то именно ему и было поручено возглавить расследование инцидента. Обращаясь к мрачно настроенным участникам совещания, сидевшим перед ним, он в сжатой форме подвел итоги событий предыдущего дня:
— Итак, восемь сотрудников убито, один ранен и один, вероятный «двойник», бесследно исчез. На сегодня мы имеем лишь очень приблизительный — и, я должен признаться, сомнительный — ответ на вопрос, почему это случилось.
— На чем вы основываете предположение, что записка, которую оставили убийцы, является фикцией? — спросил один из присутствующих, одетый в форму офицера военно-морских сил США.
Заместитель директора вздохнул: ох уж этот офицер — вечно требует повторных разъяснений!
— Мы не делаем категоричных выводов. Мы лишь считаем это вероятным. По нашему мнению, это всего лишь уловка, попытка возложить ответственность за убийство на наших потенциальных противников. Конечно, мы знаем, что они действуют очень решительно и могут пойти на крайности, однако мелодраматическая месть не свойственна их методам, точно так же как и записки, дающие подробные ответы на возникающие у нас вопросы.
— Могу я задать вам пару вопросов, господин заместитель директора?
Заместитель директора наклонился вперед, полный внимания:
— Конечно, сэр.
— Спасибо. — Спрашивавший был маленький мужчина весьма почтенного возраста. Те, кому он был незнаком, принимали его за доброго старого дядюшку, в глазах которого постоянно искрилась смешинка. — Мне хотелось бы просто кое-что освежить в памяти. Поправьте меня, если я что-нибудь перепутаю. Тот человек, ну, убитый у себя в квартире, Хейдеггер, у него в крови обнаружили пентонал натрия, не так ли?
— Совершенно верно, сэр, — напряженно ответил заместитель директора, пытаясь вспомнить, не пропустил ли он каких-нибудь важных деталей, когда в начале совещания излагал обстоятельства дела.
— Однако никто другой из убитых не подвергался допросу, насколько мы можем судить. Очень странно. Они пришли к нему поздно ночью, раньше чем к остальным, и он был убит незадолго до рассвета. Тем не менее, расследование указывает на то, что этот парень, Малькольм, побывал у него на квартире днем, уже после ранения Уэзерби. Вы говорите, что нет никаких данных, подтверждающих, что Хейдеггер был «двойником»? Никаких необъяснимых денежных расходов, выходящих за рамки его заработка, никакого дополнительного источника благосостояния, никаких порочащих его связей, никакого повода и уязвимых моментов для шантажа?
