Ю Несбё - Нетопырь
— Ну, будь это jelly box-fish,у тебя на лице появились бы красные отметины и ты бы орал как резаный, — заметил Тувумба. — Через несколько секунд упал бы, яд парализовал бы твои легкие, ты бы начал задыхаться и, не окажи тебе кто-нибудь помощь, умер бы самой жуткой смертью.
Харри замахал руками:
— Спасибо, Тувумба, но на сегодня о смерти хватит.
Тувумба кивнул. Сегодня на нем был черный шелковый смокинг с галстуком-бабочкой. Последняя деталь удивила Харри, и Тувумба это заметил.
— Это единственное подобие костюма, которое у меня есть. К тому же я унаследовал это от него, — он кивнул в сторону могилы и добавил: — Не сегодня, конечно, а где-то год назад. Эндрю сказал, будто костюм стал ему мал. Ерунда, конечно. Он бы никогда не сознался, но понятно, что костюм он в свое время купил для банкета после чемпионата Австралии. Он надеялся, что на мне смокинг увидит то, что не увидел на нем.
Они шли по гравиевой дорожке, мимо медленно ехали автомобили.
— Можно задать личный вопрос, Тувумба?
— Думаю, что да.
— Куда, по-твоему, попадет Эндрю?
— В смысле?
— Его душа. Как ты думаешь: вверх или вниз?
Тувумба стал очень серьезным:
— Я простой человек, Харри. И не слишком разбираюсь в этих делах — в душах и всем таком прочем. Но я кое-что знаю об Эндрю Кенсингтоне. И если там, наверху, что-то есть и туда попадают красивые души, то его душа тоже должна там оказаться. — Тувумба улыбнулся. — Но если есть что-то внизу, то он предпочел бы оказаться там. Он не переносил скуки.
Они тихо посмеялись.
— Но раз уж вопрос личный, Харри, то позволь мне дать на него личный ответ. Я думаю, в чем-то наши с Эндрю предки были правы. У них был очень здравый взгляд на смерть. Конечно, многие племена верили в жизнь после смерти. Некоторые — в реинкарнацию, в то, что душа каждый раз переселяется в новое тело. Некоторые — в то, что она бродит бестелесным духом. Какие-то племена считали, что души мертвых превращаются в звезды на небесном своде. И так далее. Но все они верили, что рано или поздно, после всех этих стадий, человек умирает по-настоящему, окончательно и бесповоротно. И тогда — все. Человек превращается в груду камней и больше не существует. Не знаю почему, но эта мысль мне нравится. Вечность — заманчивая перспектива, как ты думаешь?
— Я думаю, что Эндрю оставил тебе не только свой смокинг, вот что я думаю, — ответил Харри.
Тувумба рассмеялся.
— Это так заметно?
— His master's voice, [91]— сказал Харри. — Парню надо было идти в священники.
Они подошли к маленькому запыленному автомобилю, который, очевидно, принадлежал Тувумбе.
— Послушай, Тувумба, — вдруг сказал Харри. — Может быть, те, кто знал Эндрю, помогут мне. Объяснят ход его мысли. Почему он сделал то, что сделал. — Харри выпрямился, и взгляды их встретились. — Я думаю, что Эндрю убили.
— Bullshit! [92]— резко бросил Тувумба. — Ты не думаешь, ты знаешь наверняка! Все, кто был знаком с Эндрю, знают, что он никогда добровольно не уходил с праздника. А из всех праздников самым большим для него была жизнь. Что бы она с ним ни делала, я не видал человека жизнерадостнее, чем он. Будь у него желание уйти, он бы сделал это раньше, благо возможностей — и поводов — было предостаточно.
— Значит, ты со мной согласен, — сказал Харри.
— По этому номеру можешь звонить мне практически в любое время. — Тувумба начеркал что-то на спичечном коробке и протянул его Харри. — Мобильный.
И он уехал в своем потрепанном, дребезжащем белом «хольдене», оставив их вдвоем. Тувумбе нужно было на север, и Харри предложил Биргитте поискать, кто бы подвез их до города. Но большинство его коллег уже разъехались. Вдруг перед ними остановился очень изящный старый «бьюик», водитель опустил стекло и высунул из окна багровое лицо с примечательным носом, который походил на картофелину-переросток и был даже краснее всей его физиономии.
— В город, ребята? — спросил «нос» и предложил их подвезти.
Когда пассажиры разместились на широком заднем сиденье, «нос» представился:
— Меня зовут Джим Конноли. А это моя жена Клаудия.
С переднего сиденья к ним повернулось маленькое темное лицо с лучезарной улыбкой. Клаудия чем-то походила на индианку и была такого маленького роста, что ее голова едва-едва выглядывала из-за спинки.
Джим посмотрел на Харри и Биргитту в зеркало:
— Друзья Эндрю? Коллеги?
Он осторожно свернул с гравиевой дорожки. Харри рассказал ему о себе и Биргитте.
— Понятно. Так значит, вы из Норвегии и Швеции. Далековато. Да, да, здесь почти все издалека. Например, вот Клаудия — из Венесуэлы, где живут всем вам известные «мисс». Сколько у вас там «Мисс Вселенная»? А, Клаудия? Считая тебя. Хе-хе-хе, — он рассмеялся, и глаза потерялись в морщинках у переносицы.
Клаудия смеялась вместе с ним.
— Я сам австралиец, — продолжал Джим. — Мой прапрапрадед приехал сюда из Ирландии. Он был вором и убийцей. Хе-хе-хе. Знаете, раньше здешние не особо любили признаваться, что их предками были каторжники, хотя прошло уже двести с лишним лет. Но я всегда этим гордился. Ведь именно каторжники — ну, вместе с матросами и солдатами, основали эту страну. And a fine country it is. [93]Мы зовем ее « the lucky country». [94]Да, да, времена меняются. Теперь, говорят, стало хорошим тоном уметь проследить свою генеалогию до каторжников. Хе-хе-хе. Ужас что случилось с Эндрю, а?
Джим строчил как из пулемета. Харри и Биргитта едва успевали вставить пару слов, и он начинал снова. И чем быстрее он говорил, тем медленнее ехал. Как Дэвид Боуи на старом плеере Харри. В детстве Харри получил от отца в подарок кассетный плеер на батарейках, который играл тем медленнее, чем громче был звук.
— Мы с Эндрю вместе боксировали в команде Джима Чайверса. Знаете, Эндрю никогда не ломали нос. Нет, сэр, никому это не удавалось. У аборигенов вообще от природы плоские носы, а если еще и сломается… Но Эндрю всегда оставался цел и невредим. Здоровое сердце и целый нос. Ну да, сердце… Какое уж там сердце, когда младенцем власти отобрали тебя у мамки? Скажем так, его сердце никак не пострадало во время чемпионата Австралии в Мельбурне. Слышали о таком? Да, ребята, вы многое потеряли.
Скорость была уже ниже сорока.
— Эта девица, подружка Кемпбелла, чемпиона, на коленях за Эндрю ползала. Такая была красотка — не привыкла, чтобы ей отказывали. Лучше бы уж привыкла. А так, когда она в тот вечер постучалась к Эндрю в номер и он вежливо предложил ей сигарету и кое-что еще, она вернулась к своему парню и сказала, что Эндрю ее домогается. Ему позвонили в номер и попросили спуститься на кухню. Там до сих помнят тогдашнюю драку. После нее Эндрю сошел с дистанции. Но нос ему так и не разбили. Хе-хе-хе. Вы встречаетесь?
— Не совсем, — только и смог ответить Харри.
— А похоже, — Джим посмотрел на них в боковое зеркало. — Вы, может, сами того не знаете, но, хоть сейчас вам нелегко, вокруг вас какой-то ореол. Поправьте меня, если я неправ, но вы похожи на нас с Клаудией, когда мы только-только начали встречаться и с ума сходили от любви. Нам всего-то было двадцать-тридцать лет. Хе-хе-хе. А сейчас мы просто влюблены. Хе-хе-хе.
Клаудия блестящими глазами смотрела на мужа.
— Мы встретились на гастролях. Она была «женщина-змея». Она и сейчас может свернуться в клубок. Ума не приложу, на что мне такой большой «бьюик»? Хе-хе-хе. Целый год я приходил на ее выступления, пока не добился поцелуя. Потом она сказала, что влюбилась в меня с первого взгляда. Удивительное дело, ведь моему носу, в отличие от носа Эндрю, не поздоровилось. Мучается со мной всю жизнь. Иной раз женщины при виде меня вскрикивают. А, Харри?
— Да, — ответил Харри. — Я понимаю, о чем вы.
Он посмотрел на Биргитту, и та слабо улыбнулась.
Потратив сорок пять минут на дорогу, хотя можно было доехать и за двадцать, они остановились у здания городского совета, где Харри с Биргиттой поблагодарили Джима и сошли. В городе тоже дул ветер. Они стояли на ветру и не знали, что сказать.
— Очень необычная пара, — заговорил Харри.
— Да, — ответила Биргитта. — Счастливые.
Вихрь взъерошил крону дерева в парке, и Харри показалось, что он видел, как мохнатая тень спешит куда-то спрятаться.
— Куда теперь? — спросил он.
— Ко мне домой.
— Хорошо.
17
Дохлые мухи, вознаграждение и приманка
Биргитта сунула Харри в зубы сигарету и поднесла зажигалку:
