Пэт Кэйдигэн - Сотовый
— Все в порядке, — сжимая ногу и задыхаясь, произнес Райан. — Правда. Все. Все в порядке.
Он оглянулся, но двери уже не было видно.
— Лежи здесь, — прошептал ему полицейский, кладя руку на грудь. — Я с ним справлюсь.
Он помедлил несколько секунд, чтобы убедиться, что Райан не попытается встать, а потом тихо исчез за видавшей виды весельной лодкой.
Великолепно, подумал Райан, ему придется лежать здесь среди этого морского хлама и не истечь кровью, когда подоспеет помощь или его прикончит ублюдок. Уцепившись за край лодки, он приподнялся в надежде рассмотреть что-либо.
Райан увидел полицейского, сидящего между стенкой и стойкой с веслами, держа у самого рта сотовый телефон и что-то туда шепчущего. Две пули пролетели совсем близко от него, одна врезалась в стену, другая перерубила одно из весел.
Полицейский уронил телефон, подождал секунду и пошел вперед. Послышались выстрелы, и Райан увидел маленькие столбики грязи в местах, куда попадали пули, секунду назад там стояла нога полицейского.
Тот отпрянул. Райан видел, как он изучает окружающую обстановку, пытаясь решить, куда надо двигаться. «Рано или поздно, — с ужасом понял Райан, — ублюдок займет позицию для чистого выстрела». Потому что, в отличие от Райана и полицейского, Грир примерно представлял, где они находятся.
И тут перед его мысленным взором встала картинка с изображением его сотового телефона и соответственно с решением этой задачи.
Он отпустил свою ногу, достал телефон и шипением привлек внимание полицейского.
Тот недовольно на него посмотрел. Потом увидел трубку в руке, и его глаза в понимании расширились. Он кивнул.
«Попался, ублюдок», — подумал Райан, выбрал в меню телефона последний исходящий номер и набрал его.
Трель звонка звучала недолго, а полицейский, вскочив, начал палить в темноту. Но какой бы короткой она ни была, Райан понял, что она раздалась откуда-то справа, из точки значительно более близкой, чем он ожидал. Такой близкой, что он посчитал себя счастливчиком, что ему вместо идеи в голову не прилетела пуля.
Раздалась еще одна трель.
Ее прервали настолько резко, как если бы сукин сын просто отключил бы чертов телефон.
Задержав дыхание, Райан напряженно всматривался в темноту. «Если нам суждено погибнуть сегодня, я клянусь, что найду способ достать этого ублюдка после жизни, — пришла в голову Райана абсурдная мысль. — Я поселюсь, как призрак, в каждом доме, где он будет жить, я клянусь. Я поселюсь в его машине, в ботинках и носках, я поселюсь в…»
Слабый шум, напоминающий человеческий шаг, прервал все мысли Райана о полтергейсте.
Целая вечность прошла, пока, наконец, ублюдок вышел из темноты. По каким-то причинам Райан сначала увидел дырку в телефоне, который держал ублюдок, и только потом дырки в его груди.
Он стоял так всего одну или две секунды, перед тем как упасть на пол, но в памяти Райана он застыл настолько отчетливо, как если бы Райан смотрел на него несколько часов.
«Двадцать два года, — подумал Муни, с отвращением глядя на тело в лодочном сарае. — Двадцать два года, и вот итог».
— Джессика. Я должен…
Голос паренька вернул Муни к реальности. Когда он повернулся, чтобы осмотреть его рану, парень уже стоял ка ногах.
— Эй, сынок, постой! — крикнул ему Муни, но было уже поздно. Парень полувышел, полувыпрыгнул из сарая с недостижимой для себя в таком состоянии скоростью. Муни смотрел ему вслед, качая головой. Очень трудно объяснить что-либо человеку, подвергнутому адреналиновому шоку. Можно не надеяться, что вас услышат. Но у парня видно, оставался еще запас жизненных сил. Но завтра у него будут такие боли, которые он никогда в жизни не испытывал.
Он повернулся и посмотрел на парня, лежащего на полу. Выглядит совершенно дохлым, это правильно, но он все равно направил на него пистолет, поднимая телефон. «В любом случае, — подумал он, набирая SOS-сигнал, — сегодня, абсолютно точно и без дураков, был последний „День Национальной Охоты На Боба Муни“».
— Это сержант лос-анджелесской полиции Боб Муни. Пришлите «Скорую помощь». Погиб офицер…
Глава двадцать четвертая
«В том, что Рикки в итоге не выдержал, пройдя через все это, не было ничего удивительного», — думала Джессика, держа своего сына на руках и укачивая его, как в детстве. Это было их первым шах ом на пути длительной реабилитации, которая может продлиться несколько месяцев, пока они снова не смогут вернуться к нормальной жизни.
Ее сын был очень храбрым мальчиком, гораздо более храбрым, чем многие его сверстники. Больше всего на свете Джессика хотела освободить Крэга и наконец выбраться из чертовою фургона. Но Рикки настолько крепко обнял ее, что она ощущала биение его маленького сердца и не могла пошевелиться. Она даже не могла протянуть руку и передать ключи Крэгу, чтобы тот освободил себя. Ей было неудобно перед Крэгом, который сегодня тоже не на пикник съездил. Единственное, что ей оставалось, это виновато смотреть на мужа, на его избитое и израненное лицо.
Крэг лишь улыбнулся и кивнул ей, давая понять, что все, дескать, в порядке. Он может подождать, сейчас главное убедиться, что с Рикки все нормально. Так было всегда.
Она так сильно почувствовала любовь Крэга к ней и сыну, что не смогла вздохнуть. Понимая, что плачет и не может остановить слез, бегущих по щекам, она подумала, что задохнуться сейчас было бы просто забавно. Но эти слезы не были горькими.
Прошло достаточно много времени, прежде чем Джессика почувствовала, что Рикки ослабил свои объятия. В глубине души ей хотелось качать его вечно. «Кое-кто будет сегодня отлично спать», — вот еще одно высказывание миссис Пич. Кое-кто будет сегодня отлично спать, но, о, малыш, завтра ты обязательно почувствуешь все. Она поморщилась от неожиданного ощущения боли в плечах. Рикки достаточно много весил, поэтому на ее плечи легла большая нагрузка.
К счастью, ее сын стал более сговорчивым, и она, оставив его, пролезла к Крэгу, пристегнутому к задней двери. У нее так сильно тряслись руки, что ему пришлось помочь ей свободной рукой. Оба были настолько взволнованы, что в замочную скважину попали только после нескольких попыток.
Крэг обхватил ее и Рикки обеими руками, и они стояли, обнявшись и рыдая. Крэг предложил вылезти из фургона и присоединиться к остальному миру, а Рикки просился домой. Джессика была просто ошеломлена, чтобы что-нибудь говорить. Она была полностью поглощена своими чувствами, своей семьей, их голосами. Рикки снова заплакал — этот звук завладел ею. Ей показалось, что снаружи проходит какой-то концерт, что-то из металла или фанка, множество людей кричали и визжали, но здесь это казалось далеким и нереальным. Только для них троих, теперь это пора было изменить.
Принимая все это во внимание, просто чудо, что она услышала какое-то шевеление впереди фургона. Оно было негромким по сравнению с истерическими воплями троих только что спасшихся от гибели. Значительно позднее Джессика оглянулась назад и скорее почувствовала, а не услышала движения человека, почувствовала его боль, злобу и ярость, его смертельное намерение буквально за секунду до того, как он выпрямился на сиденье, издал яростный, гортанный рев и наставил на них пистолет.
Вряд ли этот миг был продолжительным. Сейчас не было времени, чтобы винить себя за то, что слишком долго обнималась с Рикки вместо того, чтобы освободить всех, а это значит, что нужно было оттолкнуть сына, а потом убежать отсюда.
Многое могло пронестись у нее в голове, но на это не было времени. Просто не было. Как физическая величина оно отсутствовало. Оно пришло к полной остановке: нулю, пустоте. Человек наставил на нее пистолет, и стекло у водительского места взорвалось вдребезги.
Можно не согласиться с выражением «взорвалось», скорее разбилось. Но как учитель биологии она понимала разницу и знала, что моноксид дигидрогена — это вода, а не яд, что сто процентов влажности — это не дождь, а туман. Сейчас это было первое слово, пришедшее ей на ум перед лицом смерти, и она имела на него право.
Когда это случилось, Джессике показалось, что она видит все в мельчайших подробностях: каждый кусочек стекла, который попал в него, и пролетел мимо, все остальные кусочки, разлетевшиеся по сторонам. Как только он повернул голову, в тот же момент меж глаз ему въехал чей-то кулак.
Человек даже не успел упасть, дверь машины открылась, и его с силой выволокли наружу. Джессика не видела, кто это сделал, но она знала, что больше некому, кроме Райана.
За всю его жизнь у него не болело в стольких местах одновременно. Но как только Райан вытащил ублюдка из фургона за его футболку (и кучу волос на груди, судя по ощущениям), все это стало не актуальным.
С точки зрения Райана, единственное, что сейчас было актуально, — это то, что он устроил самое жестокое битье сукиного сына за всю его продажную, грязную и убогую жизнь.
