Эндрю Пайпер - Проклятые
Это было замечание, которое я тогда не понял, но сейчас стало ясно, что отец говорил не об учреждениях культуры, а о самом характере городе. Как жалко выглядит место, которому он посвятил всю свою жизнь, после десятилетий процветания и, казалось, безостановочного развития, насколько стремительно все это улетучилось! И все-таки Детройт оставался городом моторов даже после того, как моторы здесь перестали производить.
Туристы рассматривали меня примерно так же, как и все встреченные мною сегодня персонажи. Я чувствовал их интерес и ощущал, как он постепенно сменяется чем-то еще, чем-то таким, от чего исходил неуловимый, но явственный запах серы, запах преисподней. Как и раньше, я опустил глаза к земле, стараясь не смотреть на них, в надежде, что они дадут мне спокойно пройти.
Будь я в мире ЖИВЫХ людей, то можно было бы сказать, что близится вечер. Но здесь, где солнце никогда не показывается из-за сплошного одеяла облаков, невозможно по светилу определить время, потому что тени не удлиняются – они только густеют.
Башни центра «Ренессанс» еще отчетливее вырисовывались на фоне серого неба, и теперь на их облицовке были явственно заметны щербины в тех местах, где были выбиты окна. Перед ними, как всегда, сначала становились видны более старые офисные здания, построенные в стиле ар-деко 30-х годов XX века. Их коричневые стены казались пористыми, словно были сложены из мокрого песка. В надвигавшихся сумерках виднелись лохмотья звездно-полосатого флага, лениво колыхавшиеся над куполом Национального банка Детройта.
Я уже достаточно близко, чтобы видеть на востоке громаду бейсбольного стадиона. Световые мачты окружают стены, словно часовые.
Это вид с Альфред-стрит.
Дом все еще стоял на прежнем месте и, пожалуй, выглядел даже лучше, чем в нашем мире.
Здесь ему не требовались стальные балки, чтобы подпирать стены, и характерная башенка на углу здания еще не обрушилась, так что в сгущавшихся сумерках строению возвратилось все его былое великолепие. Поскольку все остальные особняки на несколько сот футов вокруг были разрушены до основания, он стоял в гордом одиночестве. И эта исключительность добавляла в его высокомерную архитектуру дополнительный оттенок, словно здание не желало, чтобы его окружали те, кто недостоин находиться в одной компании с ним.
Другим отличием от уже знакомого мне по той жизни дома было отсутствие досок, которыми в мире живых заколотили его двери и окна. Судя по всему, воздух и свет могли свободно проникать во все помещения, но оттуда, где я стоял и где следовало бы находиться тротуару, ничего не было видно внутри.
Помнится, в свой шестнадцатый день рождения, покидая автомобиль матери, я не испытывал колебаний, как сейчас. Правда, тогда меня переполняли эмоции. Эмоции Эш. Причем я их чувствовал очень отчетливо.
Сейчас – никаких ощущений. Ничего. Даже меньше, чем ничего. Такой опустошенности я не чувствовал с того момента, как оказался здесь. Возможно, я просто заметил, что становлюсь таким же, как все здешние обитатели, теряю себя тем больше, чем ближе подхожу к месту, где найду свою вечность. Которая, кстати, может находиться именно здесь.
Я вступил в коричневый полумрак передней прихожей. Пол там на этот раз был меньше завален мусором, лишь лежали повсюду горки пыли да скомканные клочки бумаги. Царила такая плотная тишина, что я попытался представить, что в ней что-то присутствует, возможно, пульсация крови в чьих-то венах, но покой лишь сильнее заявлял о себе.
– Ты здесь?
Мой голос прозвучал так, будто мне шестнадцать лет. Или еще меньше.
Не услышав никакого ответа, я направился к памятной мне дыре в полу. Там, где когда-то вели в подвал каменные ступени, теперь кто-то приставил деревянную лестницу. Но внизу было так темно, что я не смог рассмотреть, где она касается земли. Я поставил ногу на вторую перекладину. Когда не раздалось ни звука, приготовился спускаться и взялся за боковые брусья. Лестница протестующе заскрипела, но, похоже, держала. Я начал спускаться, погружаясь, словно в воду, в густеющую тьму.
Чтобы добраться до земли, понадобилось больше времени, чем я предполагал. Открытый прямоугольник вверху удалился и стал недосягаемым, а тусклый свет, лившийся оттуда, напоминал сияние огней на краю причала после того, как корабль вышел из акватории порта в открытое море.
Откровенно говоря, едва я оказался внизу, на полу подвала, мне отчаянно захотелось тут же лезть назад. И практически сразу меня стала бить такая дрожь, что даже не знаю, как мне удалось удержаться руками за дерево перекладин.
Потому что там было очень холодно.
И еще я ужасно боялся.
Когда глаза привыкли к темноте, я попытался рассмотреть пространство подвала, чтобы примерно предположить, где он заканчивается. В конце концов темные тени черноты стали проясняться, и я смог удалиться от лестницы, выставив перед собой руки. Сначала недалеко.
– Я знаю, ты здесь.
Это не было правдой. Но выглядело как некая провокация, которая могла бы выманить ее. Утверждение о том, что мне заранее известно, непременно вызвало бы у нее желание бросить вызов, оспорить мое превосходство.
– Я тебя больше не боюсь!
Это оказалось спусковым крючком. Звуки шаркающих ног по половицам у меня над головой. За ними долгое скрипение дерева по дереву.
Я повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как конец лестницы исчезает вверху через открытый люк подвала.
Я попытался вцепиться в нижние перекладины, подпрыгнул даже – все слишком поздно. Послышался стук лестницы, положенной на пол вверху.
Снова шарканье. Кто-то подошел к отверстию поближе. Одинокий силуэт человека, склонившегося над люком, чтобы рассмотреть меня.
Женщина.
«Я был прав, – мелькнула мысль. – Такие киски не стареют».
Я снова попытался подпрыгнуть. Вытянулся, насколько мог, руками стараясь ухватиться за края люка. Потом еще раз. Всякий раз мне не хватало доброго фута до цели.
И тут раздался голос Лайзы Гудэйл:
– Ты всегда был длинным. Но не настолько же!
Она подождала, пока я соберусь с силами. Я согнулся, уперся руками в колени, стараясь успокоиться. Она ожидает, когда я выпрямлюсь и стану прямо. По крайней мере, мне казалось, что она ждет именно этого. Оказалось – ошибка.
Снова шаги по половицам вверху. Новая фигура склонилась рядом с Лайзой.
– Мишель?
– Привет, Дэнни!
– Я думал… Я же тебя видел в школьном театре.
– Ну да. Но оказывается, спектакль все это время шел здесь.
Никто из них не шевелился. Они стояли и просто смотрели вниз, словно вежливо ожидали, когда я буду полностью готов к уже согласованным объяснениям и демонстрации доказательств.
– Вы не поворачивали назад в тот день. – До меня донесся мой собственный голос. Словно это говорил кто-то другой. – Вы не позвали меня отмечать ее день рожденья не потому, что беспокоились, куда она пропала. Вы знали!
– Не все было ложью, Дэнни, – сказала Мишель.
– Мы на самом деле не поехали за ней, – добавила Лайза.
– Сначала, – уточнила Мишель.
Я посмотрел по сторонам, оглянулся. Темнота подвала казалась такой, какой она должна быть на дне океана, давящей и холодной. Даже если я смогу пройти сквозь нее, выхода из этого склепа не найти.
И снова шаги вверху, у меня над головой. Третья фигура присоединилась к первым двум и полностью заслонила отверстие в подвал. Теперь виднелись только очертания трех женщин.
– Давно не виделись, Дэнни! – голос Вайноны.
– Дайте мне выбраться отсюда!
– Зачем? Я-то думала, что ты хотел узнать кое-что о своей сестре. Ну, вот – твое желание осуществилось.
Три подруги сгрудились у проема, словно желая согреться.
А я попытался задержать их, снова заговорив с ними.
– Тогда как… Расскажите, что здесь произошло.
– Ну, мы поехали назад, а она так и не оглянулась ни разу, – начала Мишель. – А когда мы завернули за угол, то увидели, как она зашла сюда. Мы подождали пять, может, десять минут, а потом тоже пробрались сюда вслед за ней.
– Она вас услыхала?
– Нет, мы старались быть потише, – отозвалась Лайза. – Мы вели себя тихонько, как мышки.
– Мышки в тапочках, – хихикнула Вайнона.
– А твоя сестра немного расстроилась, – добавила Вайнона.
– Из-за чего?
– Видишь ли, она никак не могла стоять прямо. Сломала лодыжку, представляешь? У нее ступня болталась и распухла, как футбольный мяч. Наверное, она провалилась в этот люк и упала как раз туда, где ты стоишь. И она, точь-в-точь как ты, старалась подпрыгнуть или найти выход из подвала.
– Вы помогли ей?
– Надо полагать, на этот вопрос ты и сам знаешь ответ, – сказала Лайза.
– Почему же вы не стали помогать?
– Были две причины, – снова заговорила Мишель. – Первая – это газ. Весь дом был им заполнен так, что тяжело было дышать.
