Сидни Шелдон - Интриганка
Увидев впервые картину, Доминик воскликнула:
– Ты должен выставить свои работы!
– Это безумие, Доминик! Я еще не готов.
– Ошибаешься, дорогой! Я знаю, что права. Придя домой на следующий день, он застал гостя, Антона Герга, худого мужчину с огромным животом и зеленоватыми глазами навыкате. Он оказался владельцем и директором «Галери Герг», скромного выставочного зала на улице Дофин. По всей комнате были расставлены картины Тони.
– Что здесь происходит? – спросил хозяин.
– Происходит то, месье! – закричал Герг, – что я считаю ваши работы просто шедеврами!…
И, хлопнув Тони по плечу, добавил:
– Буду счастлив выставить их в моей галерее. Тони нерешительно взглянул на Доминик; лицо девушки сияло.
– Я…, я не знаю, что сказать.
– Вы уже все высказали, месье. Этими полотнами, – ответил Герг.
Тони и Доминик полночи провели в спорах.
– Это совсем еще любительские картины. Критики меня уничтожат!
– Не говори так, любимый! Поверь, они превосходны! Да и галерея совсем маленькая. Туда мало кто приходит. Ни о чем не беспокойся! Месье Герг ни за что не предложил бы выставить полотна, если бы не верил в тебя. Он, как и я, считает, что ты будешь великим художником.
– Ну хорошо, – сдался наконец Тони. – Кто знает, а вдруг даже удастся продать что-нибудь!
***– Вам телеграмма, месье, – окликнула консьержка. Тони развернул листок.
«Прилетаю Париж субботу. Жду к ужину. Целую. Мама». Первое, что пришло в голову Тони, когда он увидел входящую в студию мать, было:
– «Какая все-таки красивая женщина!»
Кейт было уже за пятьдесят, но черные волосы, прошитые серебряными прядями, не были выкрашены, а вся она излучала жизненную силу и энергию. Тони как-то спросил мать, почему та не вышла замуж во второй раз, она тихо ответила:
– В моей жизни было только двое мужчин – твой отец и ты.
И вот сын и мать снова были вместе после долгой разлуки.
– Т-так х-хорошо снова увидеть т-тебя, м-мама, – пробормотал Тони.
– Сынок, ты великолепно выглядишь! И бороду отрастил! – засмеялась Кейт, потрепав Тони за волосы. – Похож на молодого Эйба Линкольна! Кстати, тут у тебя стало гораздо чище! Слава Богу, наконец-то догадался нанять хорошую прислугу. Совсем другое дело!
Кейт подошла к мольберту, на котором стояла незаконченная картина и долго смотрела на полотно. Тони нервно переминался с ноги на ногу, ожидая, что скажет мать.
– Это великолепно, Тони. Просто великолепно, – тихо прошептала она наконец, не пытаясь скрыть, как горда за сына. Она прекрасно разбиралась в живописи и была потрясена его талантом.
– Покажи остальные, – попросила мать.
Целых два часа они вместе рассматривали картины. Кейт подробно, без всякого снисхождения обсуждала каждую. Она пыталась, чтобы сын жил по ее указке, и проиграла, но Тони восхищался мужеством, с которым мать приняла поражение.
– Постараюсь организовать выставку, – пообещала Кейт. – Я знаю нескольких посредников…
– Спасибо, м-мама, н-не с-стоит; в с-следующую п-пятни-цу – в-вернисаж.
Кейт бросилась Тони на шею:
– Потрясающе! В какой галерее?
– «Галери Герг».
– Никогда о ней не слыхала!
– М-маленький зал, но, боюсь, я еще не г-готов к настоящим показам.
Кейт показала на портрет Доминик:
– Ошибаешься, Тони. Думаю, эта…
– Хочу тебя, как сумасшедшая, дорогой! Раздевайся поскорее!
Но тут Доминик увидела Кейт.
– О черт! Простите. Не…, знала, что ты не один, Тони! Последовало неловкое молчание.
– Доминик, это моя м-мать. М-мама, познакомься, это Доминик Массо.
Женщины безмолвно, изучающе глядели друг на друга.
– Здравствуйте, миссис Блэкуэлл.
– Только сейчас восхищалась вашим портретом, – обронила Кейт многозначительно.
Все опять умолкли, не зная, как загладить неловкость.
– Тони уже сказал вам о выставке, миссис Блэкуэлл?
– Да, это просто великолепно!
– Т-ты с-сможешь остаться, м-мама?
– Все отдала бы, только посмотреть, но послезавтра в Йоганнесбурге собирается совет директоров, и мне обязательно нужно там быть. Знай я заранее, обязательно перенесла бы совещание на другой день.
– Н-ничего, – кивнул Тони. – Я понимаю.
Он сильно нервничал: вдруг матери придет в голову сказать при Доминик еще что-нибудь о компании или пожаловаться на странное пристрастие сына к нищенскому существованию, но та целиком была поглощена картинами.
– Очень важно, чтобы выставку посетили нужные люди.
– Кого вы имеете в виду, миссис Блэкуэлл?
– Те, кто создает общественное мнение. Критики. Скажем, Андре д'Юссо.
Андре д'Юссо был одним из самых почитаемых во Франции художественных критиков, свирепым львом, охраняющим храм искусства, и всего одна статья могла навеки уничтожить или возвеличить художника. Д'Юссо приглашали на все вернисажи, но он посещал лишь немногие, самые известные галереи. Владельцы выставочных залов и художники трепетали в ожидании его рецензий. Д'Юссо был, кроме того, известен своим остроумием, и его словечки и меткие характеристики мгновенно распространялись по всему Парижу. Никого не ненавидели так, как Андре д'Юссо, но и уважением он пользовался огромным. И бешеные нападки и уничтожающие остроты прощались ему за безошибочные суждения, за тонкое художественное чутье.
– М-мама в своем репертуаре! – объяснил Тони Доминик. – Андре д'Юссо не ходит в т-такие галереи, мама.
– О, Тони, он должен прийти! Если он захочет, назавтра сделает тебя знаменитостью!
– Или уничтожит.
– Неужели ты так не уверен в себе? – воскликнула Кейт.
– Ну конечно уверен, – ответила Доминик, – только вряд ли месье д'Юссо захочет посетить выставку.
– Я могла бы попробовать найти друзей, которые его знают. Глаза Доминик зажглись:
– Это было бы просто потрясающе! Милый, представляешь, что будет, если он все-таки придет?
– От меня отвернутся друзья и публика.
– Серьезно, Тони, я знаю его вкус и что ему нравится. Вот увидишь, он будет в восторге от твоих работ.
– Я ничего не буду делать без твоего согласия, Тони, – вмешалась Кейт.
– Он согласится, обязательно согласится, миссис Блэкуэлл. Тони глубоко вздохнул:
– Я уж-жасно т-трушу, но какого черта! Давайте попробуем.
– Сейчас подумаю, что можно сделать. Кейт долго-долго смотрела на незаконченную картину, потом повернулась к Тони. В глазах застыла непонятная печаль.
– Сынок, завтра я улетаю. Не можем мы сегодня вместе поужинать?
– К-конечно м-мама. М-мы свободны.
Кейт повернулась к Доминик и вежливо предложила:
– Куда хотите пойти? К «Максиму» или…
– М-мы знаем в-великолепное маленькое к-кафе неподалеку отсюда, м-мам, – поспешно вмешался Тони.
Они отправились в бистро на Пляс Виктуар. Там неплохо кормили, а вино вообще было превосходным. Женщины, казалось, поладили, и Тони ужасно гордился обеими.
Для него это был лучший вечер в жизни: рядом два самых любимых существа, мать и девушка, на которой он собирается жениться.
На следующее утро Кейт позвонила из аэропорта:
– Я поговорила кое с кем, определенного ответа не получила. Но как бы то ни было, дорогой, я тобой горжусь. Твои работы великолепны, сынок. Я тебя очень люблю.
– И я т-тебя, мама.
Картины Тони, наспех развешанные в небольшом зале «Галери Герг», были готовы к показу чуть не в последнюю минуту перед началом вернисажа. На мраморной доске буфета было расставлено несколько тарелок с ломтиками сыра и печеньем и бутылка шабли. Но пока еще в галерее находились только Антон Герг, Тони, Доминик и молодая помощница Герга, трудившаяся над последней картиной.
Антон Герг глянул на часы:
– Приглашения посланы на семь часов. Публика вот-вот появится.
Тони все время уговаривал себя не волноваться. «Какое тут волнение, – думал он. Я – просто умираю от страха!»
– Что если никто не придет? – спросил он вслух. – То есть вообще напрочь, ни одна собака не покажется? Доминик, улыбнувшись, погладила его по щеке:
– Значит, сами съедим весь сыр и выпьем вино! Но Тони беспокоился зря. Зрители приходили. Сначала по одному, потом целыми группами. Месье Герг стоял у двери, радостно приветствуя каждого. Тони мрачно заметил про себя, что на покупателей они не похожи, и мысленно разделил публику на три категории: художники и студенты, посещавшие каждую выставку, чтобы быть в курсе дел, агенты по продаже картин, тоже бывавшие на всех вернисажах, чтобы потом распространять уничтожающие сплетни о начинающих художниках, и толпа псевдолюбителей искусства, состоящая в основном из гомосексуалистов и лесбиянок, почти все время отирающихся в мире богемы. Он решил было, что вряд ли удастся продать хоть одну работу, но тут заметил, что месье Герг делает ему знаки.
– Не хочу я ни с кем здесь говорить, – прошептал Тони стоявшей рядом Доминик. – Они пришли, чтобы вдоволь поиздеваться надо мной.
