Андрей Курков - Приятель покойника (сборник)
В карман куртки перед тем как выйти я положил паспорт, написанное письмо. Постоял в коридоре, размышляя, что еще взять с собой, чтобы тем, кто будет выворачивать карманы у покойника, было бы что вытащить и принять за ключ к разгадке преступления. Но в голову ничего не приходило.
На прощанье я хлопнул дверью и тут же почувствовал неловкость жеста.
Видно, все-таки я нервничал.
На улице было сумрачно и прохладно.
Выйдя на Контрактовой площади из метро, я остановился у памятника Сковороде. Посмотрел на сидящие вокруг него на лавочках парочки – что за странное место для зачинающихся романов и коротких лавсторий? Может, дух первого украинского буддиста Сковороды все еще витал над этим местом, привлекая сюда молодежь. Дух даже не столько буддиста, сколько первого отечественного хиппи, прошедшего пешком всю Украину и ее российские окрестности. Вот он, официально неосознанный идеал для новой украинской молодежи. Поднять бы его образ над массами молодых трудящихся, и пошли бы миллионы пешком по Украине и ее российским окрестностям!
Но время шло, и мне захотелось успеть выпить кофе. Благородная мысль – для некурящего нет смысла выкуривать последнюю сигарету, но для завсегдатая кофеен последняя двойная половинка кофе – это святое!
Меня обогнал трамвай, разливая по сумрачной Братской улице желтый жидкий цвет, который тут же впитывался в асфальт. Он повернул к Днепру, и снова стало темно. Только одиноко горящие окна домов выставляли свой слабый свет на улицу.
Оставался еще один квартал и полчаса времени.
Я замедлил шаг. На кофе мне понадобится не больше десяти минут.
Но кварталы на Подоле почти игрушечные – как не замедляй шаг, а через несколько шагов квартал заканчивается.
Я вошел в кафе. Тихо пел в его стенах Шуфутинский. Тихо потому, что звук был максимально прикручен. Мое место было свободно. В первом зальчике сидела компашка мужиков и распивала водку. Одна парочка прижималась друг к другу за угловым столиком. Из второго зала раздавался какой-то шум. Я взял свою половинку и сел на давно выбранное место. Снял с руки часы и положил перед собой. Пил кофе, хороший крепкий кофе. Будто «кофейница» знала, что это моя последняя чашка, и постаралась сварить кофе получше.
Оставалось пятнадцать минут жизни.
Я почувствовал, что у меня дрожат руки.
В кафе зашли две девчонки, заказали по пятьдесят граммов ликера.
– Только быстро, – предупредила их «кофейница». – Я сегодня раньше закрываюсь – у сына день рождения.
Я снова глянул на часы – без двенадцати шесть.
Допил кофе и взял еще одну половинку.
– Чего это у тебя руки дрожат? – спросила «кофейница». – Перебрал вчера?
Я кивнул, не желая участвовать в ее участии.
– Тебе не кофе надо, а чего покрепче, – посоветовала она. – Возьми «Кеглевича»!
– Денег нет.
– Тебе в кредит дам, – сказала она и налила мне сто граммов.
– Спасибо, – я взял кофе и сто граммов и вернулся за свой столик.
Было без пяти шесть, когда «кофейница» занервничала и стала всех торопить и выпроваживать. Мужики допили водку и без пререканий гурьбой вывалили на улицу. Из второго зала тоже вышли всякие люди в подпитии.
Я смотрел примерзшим взглядом на открытые двери, в которые все выходили, но никто не входил.
– Ну давай, не задерживай! – «Кофейница» стояла рядом, надо мной.
Я оглянулся – кроме меня и ее, в кафе больше никого не было.
– Я к тебе по-человечески, и ты тоже, пожалуйста, будь человеком, – дружелюбно говорила она. – У меня Васе сегодня восемнадцать. Надо успеть салаты сделать…
Я кивнул, доглотнул «Кеглевича», запил последним глотком кофе и пошел к выходу.
Уже «выплыв» лицом на улицу, я столкнулся с парнем в короткой кожаной куртке. Он хотел войти.
– Все! – крикнула ему «кофейница». – Закрыто.
Пропустив его на порог кафе, я отошел в сторону и с улицы слушал их разговор.
– Ну хотя бы сто граммов! – просил он.
Часы я сжимал в ладони. Было темно, и я вряд ли бы разглядел местоположение стрелок, но почему-то была у меня уверенность, что именно в эти секунды наступает шесть часов вечера. И действительно, откуда-то сверху донеслись удары настенных часов.
Я медленно шел назад, на Контрактовую. Я шел и слышал шаги идущего позади меня человека. Может, это был именно он? Может, именно с ним я столкнулся лицом к лицу на выходе из кафе?
Мое состояние можно было сравнить только с пронизывающей немотой. Не было ни огорчения, ни облегчения. Только страх при каждом услышанном шаге идущего позади меня человека усиливался. Я хотел, но боялся оглянуться.
Уже выйдя на освещенный поворот трамвайной линии, я оглянулся, но сзади никого не было.
Страх пропал, но пропали вместе с ним и все чувства. Снова воцарилась, разлилась по всему моему телу немота.
Я присел на пустовавшую скамейку под памятником Сковороде. Сидел и ни о чем не думал. Просто дышал.
Может, к шести часам моя душа покинула меня, оставив без чувств и мыслей. Ей, должно быть, не нравился мой план. Душа живет в человеке и не любит терять свое место жительства.
Смешная мысль пришла в озябший мозг – если душа прописана в моем теле, а тело прописано по определенному адресу, значит, у души – двойная прописка, что запрещено всеми нашими до сих пор советскими законодательствами.
Я даже улыбнулся.
И подумал об одиночестве Сковороды.
Некоторые люди рождаются, чтобы и после смерти оставаться одинокими.
Часы показывали двадцать минут седьмого.
Прошли первые двадцать минут моей незапланированной жизни.
Посидев еще с полчаса, я поднялся пешком на Крещатик, нашел подвыпившую начинающую проститутку и, пообещав ей заплатить утром, повез к себе.
Глава 10
Пятница
Ночью мне то снились кошмары, то вдруг прорезались какие-то идиллические картинки, и в зависимости от этого я то обнимал во сне девушку, имя которой, один раз услышав, сразу забыл, то отодвигался от нее на край. Утром проснулся с головной болью. Встал, оставив гостью крепко спящей. Сидел на кухне и пил растворимый кофе. Несколько раз заглядывал в комнату и удивлялся столь крепкому сну. Наконец уже заглянул, чтобы внимательнее рассмотреть свою гостью – ведь познакомились мы в полумраке, а если еще учесть, в каком я был прошлым вечером состоянии, то надо было удивиться смелости этой девушки. Мне самому вдруг стало страшно за нее – а если бы за пять минут до нашего знакомства ее бы увез к себе какой-нибудь маньяк-садист?
Мысли логично подошли к тому, что я совершил хороший поступок и, вероятно, спас ее от избиения или от чего-то пострашнее. Но тут я вспомнил, что утром обещал с ней расплатиться, и притом даже не стал слушать, какую сумму я должен буду ей отдать…
Стало как-то не по себе. И даже порадовался я ее крепкому сну. Но все-таки надо было что-то делать. Может, надо было где-то одолжить деньги, чтобы отдать ей. И снова – мысль о том, что мне надо раздобыть денег, чтобы заплатить проститутке, – эта мысль окунула меня в грязь, и я поморщился. Было, конечно, от чего поморщиться.
– Эй! – донесся из комнаты негромкий сладкий голос. – Эй, ты где?
Я появился в дверях и спросил:
– Кофе?
Она потянулась. На лице, усыпанном веснушками, заиграла улыбка. И совсем по-детски она кивнула. Приподнялась, рукой подсунула подушку под спину и так устроилась на кровати – полулежа-полусидя.
– Только у меня растворимый, – успел я сказать, исчезая на кухне.
Вода быстро закипела, и я сделал для нее кофе.
Она была красивой, слишком красивой для проститутки. И слишком молодой. Светло-каштановые волосы, немного пострадавшие от «химии», мелкими волнами сбегали до плеч, татарский разрез глаз, маленький острый носик. Тонкие, но яркие губы – я их целовал, наверно, ночью? не помнил, и было жаль, что не помнил я прикосновения к этим губам.
– Ты идешь?
– Иду, – ответил я.
Присел на краю кровати. Протянул ей чашку.
– А у тебя есть шоколад? – спросила она.
Я с сожалением покачал головой.
– Ну ничего, – она улыбнулась.
«Как же ее звать?» – мучился я вопросом.
– Ты извини, – заговорила она. – Ты хороший, но я не запомнила, как тебя зовут…
– Толя, – сказал я и тут же воспользовался моментом, чтобы извиниться перед ней в том же грехе памяти.
– Лена… Это по-настоящему, то есть по паспорту… А там я – Вика…
– Давай лучше будешь Леной…
– Хорошо, для тебя буду Леной…
Это утро закончилось под вечер.
– Я должна идти… – сказала Лена и пожала плечиками.
Я было заикнулся о деньгах, о том, что свято чту долги и что денег сейчас у меня нет…
– Забудь, – улыбнулась она. – Лена денег не берет. Вот если бы ты с Викой познакомился – пришлось бы 20 долларов положить… Пока!
Мы поцеловались на прощанье.
– Захочешь – найдешь, – сказала она уже с лестничной площадки, и застучали вниз ее каблучки.
– Лифт работает! – крикнул я.
