Кен Фоллетт - Крутой вираж
— Это было бы уместно, если бы их деятельность затрагивала только Данию, — сказал Браун. — Но эта история обошла весь мир! Берлин негодует.
Петер наконец дождался своего часа.
— Я уже работаю над этим, — сказал он. — Газеты получили статью через стокгольмское отделение Рейтер. Я полагаю, что «Реальность» нелегально переправляют в Швецию.
— Интересная новость. И как же это делается?
— У меня есть одна наводка. Мой приятель, полицейский из Стокгольма, заходил в контору телеграфного агентства, неформально побеседовал со служащими. Он считает, что газету доставляют на самолете «Люфтганзы».
Браун возбужденно закивал:
— Так, значит, обыскав каждого садящегося на борт пассажира, у одного из них мы наверняка обнаружим последний номер. Сегодня этот рейс есть?
— Да, через несколько часов.
— Тогда — за дело!
— Когда ваша команда будет готова к выезду, позвоните мне, — бросил Браун и вышел.
— Что ж, вы неплохо поработали, — сказал Юэль Петеру. — Но я бы предпочел, чтобы вы, прежде чем рассказывать об этом Брауну, ввели в курс дела меня.
— Примите мои извинения, господин старший инспектор.
— Они приняты. Собирайте отряд, отправляйтесь в аэропорт и позвоните мне, когда пассажиры будут готовы к посадке.
Из кабинета Юэля Петер направился к Тильде.
— Сегодня устраиваем проверку в аэропорту, — сказал он. — Я беру с собой Бента Конрада, Йохана Дреслера и Кнута Эллегарда. Я бы хотел, чтоб и ты поехала — может, придется обыскивать женщин.
— Разумеется.
Петер шагнул к двери:
— Я еду вперед.
На подъезде к аэропорту Каструп его охватило беспокойство. А что, если сегодня он ничего не найдет? Подпольщики могли узнать о проверке и изменить канал доставки.
Аэропорт состоял из нескольких одноэтажных зданий и одной взлетной полосы. Петер поставил машину перед зданием, где располагался кабинет Кристиана Варде, начальника аэропорта. Войдя, Петер предъявил удостоверение.
— Сегодня рейс на Стокгольм пройдет спецпроверку, — сказал он Варде. — С разрешения генерала Брауна. Прошу вас никого об этом не предупреждать. У вас есть список пассажиров?
Варде протянул Петеру лист бумаги. Там было четыре имени: трое датчан — двое мужчин и женщина — и немец.
— Свяжитесь с пилотом и предупредите, чтобы сегодня в Каструпе пассажиров не высаживали, — сказал Петер.
— Будет сделано.
— Где сейчас пассажиры?
— Должно быть, проходят регистрацию.
— Не грузите их багаж в самолет, пока его не досмотрят. Что-нибудь еще в самолет грузят?
— Кофе и бутерброды для полета. И, разумеется, заправляют машину.
— Еду и напитки будем проверять. За заправкой проследит один из моих людей.
— Хорошо.
Варде ушел отправлять сообщение пилоту.
Когда пассажиры прошли регистрацию, Петер позвонил Юэ-лю и сказал, что к проверке все готово.
Он выглянул в окно. Трехмоторный «юнкерс» приземлился и выруливал к зданию аэровокзала. Дверца открылась, из машины выкинули башмаки, которые на земле подставляли под колеса шасси.
Немецкий полковник, два датских бизнесмена и седовласая дама, ожидавшие посадки, сидели в кабинете Варде.
Юэль и Браун прибыли с четырьмя следователями, которых выбрал Петер. Тильде обыскала даму в соседней комнате, а троих мужчин попросили снять верхнюю одежду прямо в кабинете. Браун обыскал полковника, а сержант Конрад — датчан. Ничего предосудительного обнаружено не было.
Пассажирам разрешили перейти в зал вылета, но садиться в самолет не позволили. Их багаж выставили снаружи. Петер под наблюдением Юэля и Брауна осмотрел чемоданы. И снова — ничего подозрительного.
Петер достал из кармана перочинный нож, вспорол шелковую подкладку дорогого кожаного чемодана пожилой дамы и просунул руку внутрь. То же он проделал с чемоданами бизнесменов. Вспорол зашитый вещмешок полковника — опять ничего. Юэль, Браун и следователи не сводили с него глаз.
— Возможно, ваша информация была неверной, — сказал равнодушно Юэль.
Но Петер еще не закончил.
— Мне нужно осмотреть еду.
Петеру подвезли тележку, на которой стояли поднос с бутербродами и несколько кофейников. Он открыл каждый кофейник, вылил кофе. Перебрал все бутерброды. Но, к своему ужасу, и там ничего не обнаружил. Со злости он схватил поднос и вывалил бутерброды на землю.
— Начинайте заправку, — велел он. — Я прослежу.
К «юнкерсу» подогнали цистерну.
— Пусть пассажиры садятся, — сказал, войдя в аэровокзал, Петер. Такого унижения он еще никогда не испытывал.
Юэль, Браун и полицейские ждали вместе с Петером, когда пассажиры поднимутся на борт. Сотрудники аэропорта вытащили из-под шасси башмаки, закинули их в самолет, и дверца закрылась. Когда машина уже выруливала на взлетную полосу, Петера осенило.
— Остановите самолет, — сказал он Варде.
Варде чуть не расплакался.
— Господин генерал, мои пассажиры… — начал он, взглянув на Брауна.
— Остановите самолет! — повторил Петер.
Варде продолжал с мольбой смотреть на Брауна. Браун на несколько секунд задумался и наконец кивнул:
— Делайте, как он сказал.
Варде схватился за телефон.
Самолет развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся. Дверца открылась, башмаки выкинули на землю.
Петер повел своих подручных на летное поле. Двое мужчин в комбинезонах устанавливали башмаки под колеса шасси.
— Дайте мне вон тот башмак, — велел Петер.
Мужчина испуганно взглянул на него, но послушался. Башмак представлял собой деревянную пирамидку сантиметров тридцать высотой. Он был грязным и тяжелым.
— И второй, — сказал Петер.
Механик поднял второй башмак и протянул Петеру. Выглядел он так же, но был легче. Петер заметил, что одну из его сторон можно сдвинуть, что он и сделал. Внутри лежал завернутый в клеенку пакет.
Механик бросился бежать.
— Остановите его! — крикнул Петер.
Тильде поставила механику подножку. Тот споткнулся и упал. Один из полицейских набросился на него сзади, заставил подняться и скрутил ему руки за спиной.
— Арестуйте второго механика. Он наверняка был в курсе, — сказал Петер и развернул клеенку.
Внутри лежали два экземпляра «Реальности». Он протянул их Юэлю и с надеждой взглянул на начальника.
— Отличная работа, Флемминг, — нехотя бросил Юэль.
— Я просто выполнил свой долг, — улыбнулся Петер. — Надо отвезти обоих механиков в управление и допросить.
В пакете была еще стопка листков с напечатанными на них колонками по пять букв. По-видимому, шифровка. Петер передал бумаги Брауну:
— Полагаю, мы вышли на шпионскую сеть, генерал.
3
В субботу старомодная коляска, запряженная парой лошадей, поджидала Харальда Олафсена и Тика Даквитца на железнодорожной станции неподалеку от Кирстенслота, родной деревни Тика.
Харальд толком не понимал, почему Тик пригласил его на выходные в гости. Может, из-за антинацистского выступления Харальда. А может, родители Тика хотели познакомиться с сыном пастора, так озабоченным судьбой евреев.
Они проехали через деревушку и свернули с главной дороги. В конце длинной аллеи Харальд увидел почти сказочный замок с зубчатыми стенами и башнями.
Харальд не на шутку испугался. Он знал, что семейство Даквитц богато — отец Тика был банкиром, — но к такому готов не был.
Коляска остановилась у парадного входа, портал которого напоминал вход в собор. Харальд вошел, неся в руке чемоданчик. В выложенном мраморными плитами холле стояли старинная мебель и статуи, на стенах висели картины.
Тик провел его по широченной лестнице наверх.
— Это моя спальня, — сказал он, открыв дверь в одну из комнат.
Здесь картин не было, а были пестрые мелочи — как у любого восемнадцатилетнего парнишки: футбольный мяч, фотография Марлен Дитрих, кларнет, рекламный плакат спортивного автомобиля «ланча-априлия».
Харальд взял со стола снимок в рамке. Десятилетний Тик и девочка примерно того же возраста.
— Это что, твоя подружка?
— Это Карен, моя сестра. Мы близнецы.
— Да? — На снимке она казалась выше Тика. — Она красавица. Где учится?
— В училище при Датском королевском театре балета. — Тик открыл дверь во вторую спальню, поменьше. — Ты будешь спать здесь, если не возражаешь.
— Здорово!
— Пойдем поздороваемся с мамой.
Харальд пошел за Тиком по коридору второго этажа. Тик постучал в дверь.
— Мама, ты принимаешь посетителей мужского пола?
— Входи, Йозеф, — раздался голос.
Харальд вошел вслед за Тиком в будуар госпожи Даквитц. Мать Тика оказалась невысокой женщиной с такими же карими, как у Тика, глазами. Ей было лет сорок, но в ее черных волосах уже пробивалась седина.
