Пи Трейси - Наживка
Фрэнки Уэдделл, патрульный, охранявший место происшествия, подошел к дверям гостиной и остановился.
– Ребята, знаете, что надо делать, или прислать вам парней из окопов, чтоб освежили память?
Макларен взглянул на него. Фрэнки был старослужащим, воспитал бессчетное множество рекрутов, включая самого Макларена с Лангером.
– Мы ее уже освежаем, – усмехнулся он. – Новый курс обучения: облегченное убийство в отсутствие тела. Как поживаешь, Фрэнки?
– Жил существенно лучше до того, как радио утром разожгло пожар. У меня чуть сердце не разорвалось, черт возьми, от известия про Мори Гилберта в питомнике.
Усмешка исчезла с губ ирландца.
– У многих чуть не разорвалось.
– Чертовски обидно потерять хорошего человека. Вы ведь оба близко с ним познакомились в прошлом году, правда?
– Угу.
– Значит, повезло, что вас туда не послали.
– Аминь, – пробормотал Лангер. – Твой напарник сказал, вы дежурите перед домом, так, Фрэнки?
– Да. Тони сзади прикрывает. Начали искать стрелка, пришли к поискам тела. – Его взгляд рассеянно блуждал по дивану. – Даже не верится, что не нашли. Судя по количеству крови, старик не мог далеко уйти, особенно в таком возрасте.
Лангер оглядывал комнату, подмечая всякие мелочи: до блеска натертый пол из твердого дерева, старательно разложенные веером журналы на полированном столике, аккуратные ряды книг в кожаных переплетах в шкафах – сплошь классика. Все на месте, в полнейшем порядке, кроме жуткого дивана. И трех толстых глянцевых книг, лежащих стопкой на полу рядом с журнальным столиком. Взгляд остановился на них.
– Что ты увидел, когда пришел, Фрэнки?
– Ну, уборщица, Гертруда Ларсен, стояла на парадной лестнице в полной истерике, выла, махала руками… Даже думать не хочется, что с ней было бы, если б тело осталось на месте. Так или иначе, я в конце концов успокоил ее, отвел к нашей машине, она поплыла. Видно, таблетку сглотнула или еще что-нибудь. Вам надо бы с ней побеседовать, пока она в кому не впала.
– Она тут к чему-нибудь прикасалась, что-нибудь перекладывала?
– Не думаю. По-моему, вошла, увидела кровь и слетела с катушек. Звонила не с домашнего телефона, а со своего сотового, поэтому вряд ли прошла дальше двери.
– Спасибо, Фрэнки. Скажи ей, мы сейчас выйдем.
– Ладно.
Лангер подошел к журнальному столику, посмотрел на свое отражение в полированной крышке.
– Тут что-то не так.
Макларен шагнул к нему, нахмурился, долго разглядывал стол.
– Хорошо, сдаюсь. Вижу красивый сверкающий журнальный столик без единой царапины, без капли крови, без крупных смазанных отпечатков пальцев. Чего не вижу?
– Книг. Они на полу, а должны лежать на столе.
– Да? Хочешь сказать, у тебя дома каждая вещь всегда лежит на месте?
– Боже сохрани, только не у меня дома. А здесь, по-моему, всегда. Оглядись, Джонни. Одни эти книги не на месте.
Макларен окинул комнату задумчивым взглядом:
– Должен признать, похоже на картинку из журнала.
– Похоже.
– Кроме дивана.
– И книг на полу.
Макларен вздохнул, сунул руки в карманы.
– Допустим. Может, кто-то во время борьбы свалил их со стола.
Лангер покачал головой:
– Тогда они рассыпались бы. Смотри. Сложены ровной стопкой. Их сняли со стола и положили на пол.
– Должно быть, стрелок.
– Я тоже так думаю.
Из-за дивана выскочила голова Джимми Гримма, испугав Макларена и опровергнув всеобщее убеждение, будто Гримм ничего не слышит, работая на месте преступления.
– Господи, Джимми, я и забыл, что ты тут. Что ты там делаешь, черт побери?
– Нашел в обивке выходное отверстие, соответствующее входному в диванной подушке. Похоже, найдем пулю вон в том книжном шкафу. – Он вгляделся в журнальный столик и усмехнулся Лангеру. – Молодец, что книжки заметил. Я их заберу, как только тут закончу, и первыми отправлю в лабораторию.
– Спасибо, Джимми.
Макларен почесал жидкие рыжие усики, пробивавшиеся на небритой губе.
– Все равно смысла нет. Заходишь в дом, пристреливаешь старика, сидящего на диване, потом берешь со столика стопку книжек и кладешь на пол. Зачем, черт побери?
– Хороший вопрос.
Гертруда Ларсен, давным-давно достигшая пенсионного возраста, с жалким видом куталась в мешковатую выцветшую шерстяную кофту, дрожа на заднем сиденье патрульной машины, хотя солнце прогрело салон. Взглянула на подошедшего к открытой дверце Лангера мутным, опьяненным наркотиком взглядом. По морщинистым щекам текли слезы.
Лангер не раз замечал такой взгляд у накачанных транквилизаторами свидетелей убийств, у детей, испробовавших родительский валиум, но дрожь его обеспокоила. Он опустился у дверцы на корточки, дотронулся до локтя старушки.
– Миссис Ларсен, как вы себя чувствуете?
Уборщица слабо улыбнулась, протянула дрожавшую скрюченную артритом руку. Даже невозможно представить, что эта измученная работой женщина до сих пор моет и натирает полы, борется с пылью, держит дом в порядке.
– Чуточку лучше.
– Лекарство какое-то приняли?
Миссис Ларсен с некоторым смущением кивнула, показала пластмассовый пузырек с рецептом:
– Розовую таблетку.
Лангер откупорил пузырек, заглянул внутрь, удивленно вздернул брови. Розовые, голубые, желтые таблетки, дымчатый «Тамс»…[7] Розовые похожи на «Ксанакс», да точно не скажешь.
– Розовую принимаю, когда очень сильно волнуюсь, – объяснила уборщица.
– Понятно. – Лангер запомнил название клиники на рецепте, вернул пузырек, который миссис Ларсен сунула в старушечью сумочку с металлической застежкой сверху. – Сможете ответить на несколько вопросов?
Миссис Ларсен медленно кивнула, вытирая глаза промокшим платком с кружевной оторочкой.
Лангер с ней обращался чрезвычайно мягко, расспрашивал очень медленно и со временем выяснил, что она ведет хозяйство Арлена Фишера тридцать два года, приезжает в автобусе трижды в неделю и по воскресеньям каждое утро, тоже в автобусе, помогает ему собраться к девятичасовой службе в лютеранской церкви Святого Павла Озерного. Получает хорошее жалованье, любит своего хозяина, как брата, даже не представляет, кто мог желать ему зла. Да, книжки должны лежать на столике, на прелестной вышитой скатерке, которую она ему подарила на восьмидесятилетие. В комнате ничего не трогала и не перекладывала.
– Скатерка была дорогая?
Полные слез глаза сощурились.
– Ну, не часто найдешь вышивку с птицами, особенно с синими. Довольно дорогая. Восемьдесят долларов плюс налог. – Она наклонилась поближе, доверительно призналась: – Я ее купила на распродаже. За девятнадцать девяносто девять.
Лангер улыбнулся в ответ:
– Удачная покупка.
– Еще бы.
Он поблагодарил, вручил свою карточку, попросил Фрэнки отвезти миссис Ларсен в окружной медицинский центр Хеннепина, посидеть во время обследования и доставить домой.
Фрэнки жалобно вздохнул:
– Знаешь, как по воскресеньям работает отделение скорой?
Лангер виновато пожал плечами:
– Она живет одна, Фрэнки, сама принимает лекарства и до сих пор трясется в ознобе в жаркой машине. Побаиваюсь шока.
– Ладно, ладно. Тебе миссионером надо было бы стать или кем-нибудь вроде того.
Стоя на подъездной дорожке, Лангер с Маклареном смотрели вслед отъезжавшей патрульной машине.
– Как думаешь? – спросил Макларен. – Стрелок снял со стола книги, чтобы стибрить скатерку за двадцать долларов?
– Не забывай, на ней были вышиты синие птицы. Такие не часто встречаются.
– Господи, Лангер, хочешь пошутить?
– Возможно.
– Не надо. Ты меня пугаешь.
Час спустя Джимми Гримм со своей командой еще топтались на месте происшествия, но следствие продвигалось. Лангер с Маклареном нашли криминалиста в гостиной с рулеткой и блокнотом, куда он записывал цифры.
– Эй, Джимми, – окликнул Макларен со всей доброжелательностью, которая еще оставалась после воскресного утра, проведенного в доме, где произошло убийство. – Удалось разобраться?
Гримм с натугой улыбнулся, с трудом поднялся на ноги.
– В данный момент я даже не уверен в убийстве. В следующий раз, ребята, постарайтесь обнаружить труп. Будет гораздо легче. Из больниц что слышно?
Макларен пролистал блокнот.
– Вчера вечером всего два огнестрельных ранения. Двое шестидесятилетних гангстеров пытались грохнуть друг друга из двадцать второго калибра. Пули попали в мягкие ткани, артерии не задеты.
– Здесь у нас не двадцать второй. – Джимми предъявил прозрачный пакетик с пулей. – Сорок пятый, кстати, с весьма четкой нарезкой.
– Сорок пятый? С ранением из сорок пятого никто ни в одну клинику не поступал.
– Значит, мертв, – деловито заключил Гримм, глядя на диван.
