Людмила Петрушевская - Странствия по поводу смерти (сборник)
Однако выхода не было. Надо посмотреть, что в чемодане, хоть завернуться во что-то. Выйти на дорогу.
Слава богу, в сумке билет, паспорт и деньги. Спасибо, ремешок был перекинут через голову (так учил отец).
Сидя на косом пеньке, Вера попыталась открыть это розовое сокровище. Да оно и само уже зияло дырой в молнии.
А молния-то была на замочке, совершенно теперь бесполезном.
После нескольких попыток Вера наполовину оттянула крышку. Стала доставать оттуда сверкающие новые пакеты.
Вся при этом дрожа от холода.
Может быть, хоть что-то будет впору, нельзя появляться в аэропорту в таком состоянии, все сразу поймут, что произошла катастрофа. Начнутся вопросы, вмешается полиция. Вызовут «Скорую».
А добираться придется. И именно сейчас.
До самолета два часа.
Но все таксисты на трассе будут уже в курсе, о событии скоро сообщат по радио. Доложат в полицию, это понятно. Это их долг на дорогах.
Завоют сирены, прикатят скорые и ментовские машины.
Та-ак. Приехали.
Вдруг Вера поняла, что она единственный свидетель этой страшной охоты и последовавшей за ней смерти трех людей.
Единственный свидетель преступления.
И прости-прощай, билет на самолет, тетина квартира с черным ходом и поиски сокровищ в валенках. Отвезут на допрос.
К тому же пришлось совершенно автоматически присвоить чужой чемодан.
«Но это же воровство, – скажут. – Похищение чужого багажа».
«Но свой-то рюкзак сгорел. – Такое оправдание. – Вся одежда порвалась».
«Это мародерство как на поле боя, – скажут, – воровство у мертвых, когда снимают с погибших все целенькое».
Вера, Вера, куда ты влипла.
Но! Выходить на дорогу практически без штанов и с половиной куртки впереди, а сзади болтаются лоскутья – это значит привлечь внимание. Вопросы. И припишут участие в преступлении. Уже будет не сочувствие, не восклицания мимопроезжих зевак, а допрос в полиции.
Значит, надо как можно скорее посмотреть, что там есть у той покойницы с расколотой напополам головой (бррр) и переодеться, если будет во что в том чемодане. Девушка вроде была моего размера, хотя пониже.
И надо избавиться от этой розовой улики и выйти с протянутой рукой на шоссе, причем не доходя до места катастрофы.
Причина – допустим, поссорилась с водителем, он запросил больше, чем договаривались. Не согласилась. Так. Он высадил меня и уехал обратно с моим рюкзаком. Не запомнила номера. Ведь он меня просто вышвырнул. Скотина, ворюга. Бывают же такие. Упала на дорогу, хорошо не на ходу, а стоя. Хорошо, что я оперлась на руку. На обе руки. Не попачкала одежду.
Поразмыслив, стала с большими надеждами и даже с волнением (даровое же и дорогое, наверно!) вытягивать из-под расползшейся молнии пакеты.
В первом попавшемся, маленьком и тяжеленьком черном пакете, тусклом и дешевом, были какие-то мутные стекляшки, видно, что-то разбилось старинное. Люстра?
И зачем такое хранить.
Бросила пакетик под ноги.
И вдруг вдали, на дороге, опять затрещал мотоцикл, проехал, следом прошла машина.
Вера вскочила и помчалась, держа полураскрытый чемоданище в руках. Хорошо хоть, он был не слишком тяжелый.
Остановилась через несколько минут, уже не в силах отдышаться.
Все тело саднило, сбоку была как открытая рана. Острая боль.
Мотоцикл замолк. Машина тоже. Забубнили крикливые голоса. Отсюда не было слышно, что они говорили.
Вера остановилась за кустом и вывалила, загребая ладонями, все содержимое чемодана на снег.
Блестящие пакеты. Такие дают в дорогих бутиках, наверно.
Стала разбирать, что там, в этом лакированном багаже. Так. Меховая куртка. Пушистая. Типа белая лиса. Цена – Вера мысленно ахнула.
Натянула.
Но мала!
Ах ты, какая неудача. Что теперь делать.
Ой, да ведь Вера забыла, что на ней все еще надета старая куртка и разодранный на боку свитер. И сумочка через плечо!
Отложила сумку, сбросила с себя эту грязную рвань, сунула в чемодан.
Посидела, вся дрожа, в одной майке.
Как-то боязно было надевать такую роскошь.
Вспомнила – там же, в той собственной рванине, остался телефон.
Покопалась в мокром тряпье, достала из старой куртки, из грязи, телефон, да еще и перчатки..
И надела это легковесное, но полезное сокровище. Теперь все было впору. Навесила сумочку, дешевое изделие поверх сокровища. Положила в нее телефон и перчатки. Жесткий, в несколько картонок, лейбл от куртки заправила за спину и внутрь.
И быстро согрелась.
Хотя каждое телодвижение доставалось с трудом.
Под этой белой лисой находилась ее собственная тоже якобы белая футболка с рукавами. Немного пробитая, с дырками сбоку. Слегка окровавленная.
Мама говорила, едешь копаться в пыли, надень старое! Нет, натянула недавно купленное. Если снаружи мы бомжи, то хоть белье должно быть идеально чистенькое! Правило молодой дамы.
Теперь эта футболка годится только на выкидание.
Дальше в пакете шли джинсы. Тоже новые, с лейблами и веревочками. Хоть отгрызай их.
Вспомнила про стекляшки в пакете, оглянулась, поискала его глазами – подумала, найдется край там острый, с его помощью можно будет перепилить шнурки.
Где этот черный пакет?
Бросила его у того пенька, а где тот пень?
Пошла по своим следам, по мокрой земле, по снегу.
Еще не все занесло снежком.
Хотя уже заносит.
Как ни странно, обнаружила и пенек, и особенно выделялся на снегу около пня черный пакет – плотный, крепкий пакет.
Как ни странно, у него уже был помойный, какой-то бомжовский вид.
Нападал снежок, потекли капли, пакет покоробился, расползся, днище выпятилось.
Верочка села на пень, стала шарить пальцами в пакете, разглядывать осколки.
Некоторые из них имели, если не учитывать каменистое обрамление, правильную форму кристалла.
Нашла среди осколков один, самый крупный, в виде огрызка толстого граненого на четыре плоскости карандаша с острым кончиком, как у фломастера. Каменистой породы на нем не было.
А, это горный хрусталь.
Потащилась с черным пакетом к чемодану, но стоять было тяжело, нашла еще один пень, смахнула с него снежок, уселась в своей рванине на него как голая в лужу, но что поделать – подпилила веревочку на лейбле джинсов, стащила с себя куртку, где вдоль спины висел на веревочке лейбл, тоже разобралась с ним с помощью хрусталика – и, пошарив в чемодане, добыла там последнюю из находок – полупрозрачную блузку с блестками. Ну и вкус у той девушки. У бедной девушки, которая так погибла.
Тоже перепилила шнурок.
Надела блузку поверх уже бесполезной футболки.
Все эти лейблы Вера зачем-то сложила в свою сумочку. Ну, чтобы было свидетельство, что они куплены. Мало ли, и нами. Не сворованы.
Все, теперь мы одеты.
Нам тепло.
Как ни странно, сквозь разодранные джинсы снег холодил и успокаивал ссадины.
Переодеваться в новые Вера не спешила.
Все ее действия были какие-то заторможенные.
Вместо того чтобы быстро действовать, она занялась черным пакетом из чистого любопытства.
Еще один красивый кристалл она вынула из пакета, рассмотрела и почему-то не захотела с ним расставаться, хотя у него на донышке оставался слегка припорошенный след каменистой породы. И прихватила еще третий, самый большой среди оставшихся, у него тоже был изъян, темное место внизу. Но он сверкал ярче других и имел какой-то голубой оттенок, очень нежный. Три кристаллика, мутных, но красивых тем больше, чем дольше на них смотришь.
И неизвестно зачем в почти пустой футляр от помады (почему-то этот футляр сохраняла, таскала с собой в сумочке на всякий случай, там сохранился еще остаток помады, комочек редчайшего цвета розовой фуксии, который очень шел Вере, если слегка мазнуть и распространить на губах и немножко на скулах – человек ведь привыкает к определенному виду косметики), так вот, в этот пистончик Вера засунула осколки люстры. Три кристаллика, мутных, но красивых. Которые, затолканные в футляр с остатком помады, мгновенно испачкались в цвет этой розовой фуксии, редкостно безобразный на тусклом хрустале. Они теперь стояли в футляре как три сальных обмылка от помады, лиловатые, облезлые, но еще пригодные. Вся помада ушла на покрытие кристаллов. Породнились.
Будет память об этом дне.
Память об этом жутком событии.
Неужели уже все кончилось и можно опять быть человеком?
И решила Вера: «Теперь у меня будет горный хрусталь, но какой благородный!»
А мало ли ерунды хранит человек на книжных полках, какие-то бусины, фигурки ерундовые, открытки с видами тех мест, которые чем-то помнились когда-то.
Наконец решилась и с трудом, крякая от боли, натянула на себя джинсы. Они оказались эластичные, так что все налезло. Были коротковаты, но мало ли, а вдруг это сейчас модно.
Теперь Вера стояла. В таких джинсах в снег не сядешь.
Взглянула на себя в зеркало пудреницы. Выглядишь как шахтер после взрыва. В сумке нашла пакетик салфеток.
