Людмила Петрушевская - Странствия по поводу смерти (сборник)
Это была тема последней книги Вериного отца. Мама считала, что папу убили по наводке органов. Толкнули под автобус. Вера тоже была историк (в заочной аспирантуре) и находилась накануне представления на кафедру материалов по кандидатской диссертации. Это были материалы ее отца, оставшиеся после его смерти. Они стучали в сердце Веры. Как пепел сожженного живьем Клааса стучал в сердце его осиротевшего сына Тиля Уленшпигеля (любимая книга Веры-подростка). Отца живьем толкнули под автобус.
Отец собрал материал для книги в тот короткий период, когда были открыты архивы КГБ. Снял копии судебных дел. Никому не нужная и даже опасная для кого-то тема, история репрессий тридцатых годов по личным делам. Те личные дела арестованных, где были пришпилены доносы с подписями авторов и их адресами.
Теперь же в государственных архивах все уже закрыто, тема чувствительная, все запрещено к получению на руки, и больше истории доносов, арестов и расстрелов не напишешь, поскольку по решению сверху нельзя стало нарушать права потомков палачей на секретность.
Но права погибших в ГУЛАГе и их родственников нарушать можно.
А доносчики были палачами, что тут скрывать.
И потом, пепел, который стучал в сердце Веры и ее отца, потомка казненных Советской властью, был не нашим пеплом.
Пепел после казней имелся в Средневековье в результате сгорания костров и людей, привязанных к столбу.
Тогда он и мог стучать сыну сожженного в самое сердце.
Правда, у гитлеровцев пепел тоже был, но не после каждого сожженного, а групповой, массовый, в лагерных крематориях.
Он стучит в сердце всему человечеству, но когда ужас один на всех, групповой, массовый, то он как-то остается не твоим личным, не собственным горем.
Мало ли, Кампучия. Там даже вырезали печень у мертвецов, чтоб не пропадала, и ели.
Мало ли в Африке президент угощал этим же своих зарубежных гостей, говорят, и советских представителей, с кем его страна завязала сердечную дружбу. После него в дворцовом личном холодильнике нашли человеческое мясо.
И у нас, да, почти 20 миллионов погибло в лагерях.
Да и у нас какой пепел мог стучаться в сердце, какой мог быть пепел в ГУЛАГе у Полярного круга. Дрова-то изводить, печь топить на вечной мерзлоте!
Казнили доходяг, не годных к работе на рудниках, просто и тоже в коллективе – подсаживали тридцать человек по норме в открытый грузовик и при температуре воздуха −45 °C везли до соседей и обратно. И складировали до весны с бирками на ступнях, по причине вечной мерзлоты не имея возможности вырыть братские рвы.
Итак, Вера, защитник прав врагов народа, заказала такси в аэропорт на пять утра, чтобы не сидеть в пробках и не платить таксисту лишнего. Денег в семье было мало. Вера еще, кроме школы для отстающих детей, преподавала за три копейки английский в детском образовательном центре, у нее имелась своя методика «изи инглиш», она ставила с детьми спектакли на этом инглише, родители были в восторге, дарили ей сообща, собравши денежки, мимозу на 8 Марта и конфеты на Новый год. Неимущие родители, озабоченные будущим своих детей. Родные люди, родные ребятишки, легко болтающие целыми фразами из своих ролей.
Когда Вера выехала из дому в аэропорт, едва светало.
Но, пока выбрались из Москвы, совсем развиднелось.
И наша пассажирка, сидя сзади (так научил семью отец, садитесь на заднее сиденье, менее опасно), увидела впереди красную машину, стоящую несколько боком, и рядом с ней блондинку из рекламного ролика – в высоких алых сапожках, в дубленке с укороченными рукавами, в длинных красных перчатках и с растрепанными кудрями.
Замахавши всеми конечностями, блондинка выскочила на дорогу наперерез такси.
Водитель матюкнулся и тормознул.
Блондинка стояла посреди шоссе, покачиваясь на высоких каблуках, и Верин водила вынужден был выйти для переговоров.
После чего он вытащил из красной машины огромный лакированный розовый чемодан, загрузил его в свой багажник, девушка села впереди, и Верино такси тронулось.
Никто ее, кстати, ни о чем не спросил.
И очень скоро на шоссе перед ними выскочил мотоцикл.
– О, донор, – заметил таксист. – Сейчас стукнется.
И действительно, мотоциклист стукнул по дверце такси неизвестно откуда появившейся тяжелой палицей.
– Че ты битой-то, – заорал таксист и выругался, притормозив и готовясь выйти. – У меня в багажнике такая же лежит.
Однако треснуло боковое стекло. Таксист рванул вперед. Лопнуло и переднее стекло, посыпались осколки.
Таксист сильно мотнул рулем влево, потом вправо, стукнул «донора», свалил его, такси тяжело подпрыгнуло на чем-то, потом грубо развернулось. Вера упала на пол и изо всех сил рванула ручку двери.
На полном ходу она вывалилась в кювет, на кучу снега, обхватив голову руками. И это спасло ей жизнь. Потому что тут же раздался грохот мощного удара, резкий визг и скрежет. Вера вскочила и побежала, хромая, подальше в кусты, где и свалилась в мокрый снег, принявши позу эмбриона.
Такси врезалось в дерево на обочине. Водитель и девушка в дубленке оказались зажатыми в груде осколков стекла и перекореженного металла. Вера поднялась, стала кричать: «Помогите!», подбежала к машине, попыталась открыть переднюю дверцу, выручить беднягу в дубленке, но безрезультатно. Девушка, голова которой была пробита куском железа и залита кровью, уже не дышала.
Таксиста вообще было почти не видно, в прямом смысле слова крыша съехала и его накрыла.
Первый раз в жизни Вера видела такое, она вся тряслась, куртка на боку была содрана вместе с куском свитера, под майку, на разбитый бок, задувал сильный ветер, падал снег. Тошнило, голова кружилась, конечности дрожали.
Из-под разбитого капота машины стал подыматься дымок.
«Взорвется», – подумала очумевшая Вера.
Она отскочила, кинулась назад.
Вернулась. А рюкзак?
Попытка вытащить его из полуоткрытого, согнутого посредине багажника не удалась. Он еще и был накрыт чемоданом той несчастной девушки.
Но рывки и тряска привели к тому, что этот розовый чемоданище почти выпал на дорогу. Вера схватила его за ручку и вытянула, чтобы добыть рюкзак, однако из капота вырвался язык пламени, и Вера, почему-то схвативши ручку чемодана, даже не понявши почему, побежала что есть духу назад по шоссе, а за ней грохотал почти пустой чемодан.
Она, спасаясь, свернула в лес, совершенно автоматически. И правильно сделала – минут через пять раздался чудовищный взрыв.
В это время Вера ковыляла по лесу, стремясь уйти как можно дальше, и тут ее оглушило, и она опять упала.
Полетели какие-то железки, завоняло жирной гарью. Снега было мало, ничего не замерзло, и приземление пришлось в лужу.
Тут Вера очнулась окончательно. Мокрая, оборванная, с больным боком – и поняла наконец, что все пропало. До аэропорта не доехать – кто ее в таком виде посадит в машину? Денег вообще в обрез, спасибо, что хоть сумочка на боку не пострадала.
Придется вызывать маму с такси и сменой одежды… А какой километр?
Непонятно.
Поднялась еле-еле, идти было можно, но кочки и буераки не давали тащить чемодан. Ребра, ноги и руки саднило, Вера все-таки упала как следует.
Мокрая, грязная куртка оказалась разодрана полностью, висела передняя половина с закрытой молнией, и болталась отдельно спина. Джинсы расползлись на коленях и выше в клочья. Еще и шапка слетела в момент падения из машины, о ней Вера вспомнила только сейчас, потому что на голове таял снег.
Вера села на пенек и, вся дрожа, пыталась понять, что произошло.
На такси было совершено нападение, это понятно.
Но какому сумасшедшему мотоциклисту могло это прийти в голову?
А вдруг охотились не на такси, а на меня?
Она замотала головой от такого предположения.
Потомки тех, кто состоял в папиных данных? Ужас-ужас.
«А отец ведь недаром погиб», – правильно говорила мама.
Возможно, они следили за судьбой его работы, знали, что я ее продолжаю?
Охотились за мной? И приняли ту девушку впереди за меня? Это ведь я заказывала такси, а прослушать мой телефон ИМ очень просто.
Не понимают они, что ли, что я обо всем давно позаботилась, и все данные при моем исчезновении Дима и Саша сразу пустят в Интернет. Надо позвонить одному из них и сказать: «Мамочка, не беспокойся и не волнуйся, точка».
Или они преследовали именно ту девушку? Слишком уж она была роскошна для раннего времени суток, у красного сверкающего автомобиля, да еще с этим розовым чемоданом. И совершенно одна. Такие ведь не ездят без присмотра.
Обокрала кого-то?
Вера невольно спасла этот чужой чемодан, но отдавать теперь его некому.
А вдруг там ворованное?
Да ведь он уже бесхозное имущество, никому не принадлежит. Все в нем ничье, все можно с ним делать.
Но, как писал один христианский мудрец, все нам доступно, но не все нам полезно, вспомнила вдруг Вера.
Однако выхода не было. Надо посмотреть, что в чемодане, хоть завернуться во что-то. Выйти на дорогу.
