Третья тайна - Эллиот Кендра

Есть много способов прервать беременность, и моя мать знала большинство из них. Она прекрасно разбиралась в травах… и в ядах. Она знала, как сильно может ударить по женскому организму отторжение растущей в нем новой жизни. Она отказывалась делать операционные аборты — только продавала зелья. Тем, кто просил зелья, Оливия не отказывала. Ее единственное условие: беременность еще не должна быть заметна. Если у пришедшей женщины хотя бы чуть-чуть вырос живот, Оливия отсылала ее к врачу. Такие посетительницы часто злились, кричали на нее и винили во всем. Но моя мать твердо стояла на своем.

Я была дома, когда первого февраля из-за Каскадных гор, из Салема, к нам приехала мать с взрослой дочерью. Я почувствовала их нерешительность еще до того, как они вошли.

— Они колеблются, — шепнула я матери, когда они появились на пороге. — Девушка боится, что совершает ошибку, а мать растеряна. — Я сделала паузу. — Цель их визита противоречит зову их сердец.

Женщины вошли. Мы узнали, что девушке семнадцать, она учится в старшей школе — лучшая в классе — и ее приняли в колледж со стипендией. И слава богу, как сказала ее мать. Они очень бедны, и об оплате учебы не могло идти и речи. Она первой в семье поступит в колледж.

Два теста на беременность подтвердили опасения дочери. Она подсчитала, что находится на третьем месяце. Клялась, что предохранялась, и была потрясена, когда месяц спустя обнаружила, что беременна. До отъезда в колледж оставалось семь месяцев.

Мама подала им чай. Я почувствовала запах травяного успокоительного настоя. Девушка не взяла чашку и смотрела на нее так, словно там яд.

— Там нет ничего опасного, — сказала я, ощутив запах ее страха. — Прежде всего надо поговорить.

Девушка взяла чашку дрожащими руками и неохотно сделала глоток.

Большие невинные голубые глаза. Несмотря на потрясающие успехи в старшей школе, она все еще ребенок. Я с легкой завистью смотрела на ее прямые светлые волосы. Мне всегда хотелось иметь такие же. Даже в зрелом тридцатилетнем возрасте я завидовала ее подростковому совершенству. И все же безденежье было заметно. Их машина оказалась почти такой же старой, как у моей матери, а одежда — сильно изношенной и тщательно заштопанной. Вокруг обеих витал кислый запах отчаяния.

За чаем мы выслушали их. Моя мать всегда начинала прием с беседы с будущими «пациентами». Ей нужно было знать, обдумали ли они свое решение. Мы почти сразу поняли, что эти женщины не готовы.

Оливия взглянула на меня, изогнув бровь. Я тут же спросила девушку, не хочет ли она посмотреть на козочек. Они разделились: ее мать осталась пить чай с моей матерью, а дочь пошла за мной в сарай, где две козы кормили своих козлят. Девушка была очарована, как и ожидалось. Детеныши животных и человеческие девочки — идеальное сочетание.

— Ты боишься сделать то, что задумала, — наконец произнесла я, глядя, как она гладит коз.

— Я не хочу, — тихо ответила она. — Но другого выхода нет. Я не могу позволить, чтобы эта беременность испортила мне жизнь.

— Мужчина мог бы сделать предложение, — тихо пробормотала я.

— Что? — Голубые глаза озадаченно уставились на меня. Девушку окутали запахи бледно-желтого и сиреневого цвета. Я вдохнула аромат свежих роз и сирени: невинность.

— Это я так, сама с собой.

Она накрыла живот ладонями.

— Я ничего не чувствую. Пока никаких изменений. Но все равно знаю, что во мне растет новая жизнь.

— Можно?.. — Я указала на ее живот. Девушка неохотно кивнула.

Я улыбнулась и медленно приблизилась, не желая спугнуть ее. Осторожно положила кончики пальцев на ее плоский живот и закрыла глаза.

Свежескошенная трава, фиалки, лимоны… На меня нахлынуло множество запахов. Я ожидала тонких ароматов, но ребенок источал сильные запахи. В голове словно полыхнула бледно-розовая вспышка. Я поняла: родится девочка.

Моя.

Я открыла глаза и поспешно убрала руки.

— Что там? — спросила девушка.

— Ничего особенного. Просто мне показалось, что я тебя напугала, — соврала я. — Я ничего не почувствовала.

Ее бездонные голубые глаза смотрели подозрительно.

— Ты не думала отдать ребенка на усыновление или удочерение?

Мои колени дрожали, как желе. Я ухватилась за край козьего загона, чтобы удержать равновесие.

— Да, но это, кажется, сложно…

— Я могу позаботиться обо всем. Тебе не придется подписывать никаких бумаг.

Ее лицо прояснилось:

— Правда?

— Ты же не хочешь прерывать беременность, да? — мягко продолжала я. — Есть и другой выход…

Через полчаса, когда они уехали, план был готов. До конца учебного года в школе беременность, скорее всего, еще не заметят, а в конце лета Оливия поможет с родами.

И я оставлю ребенка себе.

Месяцы беременности тянулись томительно долго. Меня снедали нетерпение и страх, что девушка передумает. Я не знала покоя, пока в конце лета их машина не припарковалась перед нашим домом.

Когда я впервые взяла Морриган на руки, то словно обрела потерянную половинку души. До этого я и не подозревала, как сильно мне не хватало дочери.

Она такая невинная… В отличие от меня, в чьих жилах течет кровь убийцы.

Она пахла свежескошенной травой, а глаза были такого же прекрасного бледно-голубого цвета, как и ее аура.

Я сразу полюбила девочку.

Оливия давала советы и следила, как я ее воспитываю. Ее определенно забавляло, как сильно Морриган изменила мою беспечно-распутную жизнь. Я больше не искала приключений, стараясь жить тихо и не ворошить свое опасное прошлое.

Теперь все, что имело для меня значение в этом мире, лежало завернутым в розовое одеяльце.

29

Мерси опять и опять смотрела в зеркало заднего вида.

Такое ощущение, словно Антонио Риччи может появиться в любой момент.

Сейчас она думала в основном о найденной фотографии и ужасной смерти Оливии. Мерси представляла Антонио по-прежнему молодым и сильным мужчиной, а Оливию — старой и хрупкой. Он отомстил своей жене? Оливия, наверное, видела его лицо, знала, что призрак прошлого настиг ее. И не просто настиг…

Мерси чувствовала жалость и злость.

Они с Трумэном потратили еще полчаса на просмотр остальных микрофишей, пытаясь отыскать еще какие-нибудь упоминания об Антонио или Оливии Риччи, но ничего не нашли. Как не нашли и доказательств, почему взломщик выбрал именно эту микрофишу. Однако к концу поисков оба уверились, что суд над Риччи — ключ к разгадке преступления. Мерси позвонила Джеффу, чтобы выяснить, где сейчас находится Антонио Риччи, и босс пообещал перезвонить как можно скорее. Килпатрик и Дейли расстались у входа в библиотеку и отправились каждый к себе на службу, чтобы начать рабочий день официально.

Уже в машине Мерси связалась с Авой сообщить о сделанных открытиях.

Слушая гудки, она вспоминала странный разговор с Трумэном насчет ее поисков дома.

Лошадь ставят впереди телеги неспроста. Так и в отношениях. Для нее совместная покупка дома не имела смысла, пока они с Трумэном не женаты. Мерси подозревала, что он уже давно сыграл бы свадьбу, если б она не придерживалась установленного темпа. Она знала, что, приняв решение, Трумэн уже не передумает.

Это хорошее качество.

Но кто же принимает решение, от которого зависит вся дальнейшая жизнь, всего после нескольких месяцев свиданий?

Многие принимают.

Но я — не «многие».

Мерси все планировала далеко наперед. Деньги. Запасы. Безопасность. Всё, кроме личной жизни.

Почему?

— Мерси? В чем дело? — раздался голос Авы в динамиках «Тахо».

Килпатрик кратко рассказала подруге об Антонио Риччи.

В трубке надолго замолчали.

— Вот дерьмо… Отец Саломеи может быть тем самым убийцей? Бессмыслица какая-то…

— Почему бессмыслица? — возразила Мерси. — Малколм Лейк председательствовал на суде, а показания Оливии помогли отправить отца Саломеи за решетку. Мотив есть.