Александр Ходырев - Удар ниже пояса
— Я ему пытаюсь объяснить, что мы готовы заплатить и что у нас мало времени, — шепнул Ходунов Друзину. — Не пойму, дошло до него или нет.
Пожилой в штатском все так же спокойно сидел на своем стуле.
Через несколько минут, открыв дверцу в стойке, пришел улыбающийся белесый и довольно упитанный молодой полицейский в форме. Он сказал всем: «Бон-жур», пожал руку седому и сел на место начальника. Седой встал, кивнул пухлому блондину и вышел. Блондин взял с полки какую-то папку, вынул бланк и, сев за стол, приступил к официальному допросу.
Он открыл паспорт Ходунова и тем не менее спросил на хорошем английском:
— Как ваше полное имя?
— Ходунов Александр Петрович. Там в паспорте есть.
Улыбка упитанного полицейского стала менее лучезарной.
— Вы должны сказать. Прошу вас точно отвечать на мои вопросы.
Дальше Ходунов уже действительно только отвечал. Вопросов было множество: адрес в Швейцарии, адрес в России, место работы, должность, есть ли счет в банке в Швейцарии, цель приезда, установлено ли время вылета, был ли раньше в Швейцарии, кто мог бы подтвердить его личность в Швейцарии и так далее. Потом Ходунов описал то, что случилось с ним на перекрестке.
Когда наконец анкета была заполнена, полицейский поставил внизу свою подпись и дал бланк, закрепленный на планшете, Ходунову.
— Прочитайте и распишитесь, пожалуйста.
Ходунов прочитал текст и хотел было подписать, но тут вошел строгий начальник. Блондин хотел встать, но тот покачал головой, положил ему руку на плечо и что-то спросил. Блондин ответил, и оба они посмотрели на Ходунова.
— Вы согласны? Все правильно? — спросил молодой.
— Да, да, все в порядке.
Ходунов подписал бланк и вернул молодому. Начальник пробежал глазами текст, удовлетворенно кивнул и снова что-то сказал молодому. Тот поднял на него глаза и кивнул. Потом он снова повернулся к Ходунову и Друзину:
— Вам придется подождать. Мы должны проверить данные о вас.
— Сколько времени это займёт? — спросил Ходунов.
Молодой посмотрел на начальника и спросил у него по-французски. Тот пожал плечами и коротко бросил что-то. Молодой снова вежливо улыбнулся.
— Наверное, полчаса. Может быть, немного больше.
Начальник, видимо, находился не в столь лучезарном настроении. Нахмурившись, он сказал молодому ещё что-то.
— Вы должны остаться здесь, — перевел Ходунову на английский блондин и для убедительности показал на Ходунова и на пол комнаты. — А ваш друг может подождать там, у входа. — Он указал на Друзина и махнул рукой в сторону входа. — Там есть кресла.
Друзин, очевидно, понял и нахмурился. Ходунов заискивающе улыбнулся начальнику, потом молодому и неуверенным голосом сказал:
— Может быть, мы могли бы остаться вместе здесь?
Он тоже для убедительности показал сначала на Друзина, потом на себя и ткнул пальцем в пол.
Теперь понял начальник. Понял и удивился. Молодой тоже удивился. Здесь не принято спорить с полицией или предлагать свой вариант решения, когда полицейский уже сказал, что нужно делать.
Нахмурились уже оба. Только у начальника в лице была заметна еще и злость, а молодой смотрел на Ходунова с осуждением. Начальник не удостоил Ходунова ответом, а молодой, сделав ладонью жест, чтобы Друзин поднялся, показал рукой в сторону холла и неожиданно сказал по-русски:
— Пожалуйста!
Это тщательно выговоренное «пожалуйста» не оставляло сомнений.
Ходунов с сожалением посмотрел на Друзина и вздохнул:
— Проверять будут. Примерно полчаса. Придётся вам в холле меня подождать. У них тут свои порядки.
Друзин поднялся и хмуро оглядел полицейских.
— Ладно, подожду, — бросил он и пошел в холл.
Начальник вышел вместе с ним, наклонился к окошечку и что-то сказал одному из сидевших там полицейских. Тот оторвался от работы, равнодушными глазами посмотрел на Друзина, кивнул и продолжил усердно молотить по клавишам.
Друзин сел в одно из стоявших в холле кресел напротив стойки и вытянул ноги. Отсюда он хорошо видел Ходунова и все, что происходило в отгороженном стойкой пространстве. Это его успокоило.
В большом зале было совсем тихо. Полицейские за стойкой в своих отсеках были поглощены работой. Друзин внимательно наблюдал за сидевшим в одиночестве Ходуновым, время от времени переводя взгляд на зеленую лужайку, которая была хорошо видна через стеклянную стену, выходившую во двор.
Так прошло минут пятнадцать. Услышав какой-то шум, Друзин прислушался. Ему показалось, что он ослышался. Нет, в самом деле. Через открытую дверь холла с улицы доносился отборный русский мат.
Ну, это уж было чересчур! Приехать в Женеву, попасть в полицию и тут же столкнуться с русским, да еще, как видно, не с лучшим образчиком — этого только не хватало.
Тяжело вздохнув, Друзин поднялся и подошел к двери. В холл в сопровождении полицейского, сильно пошатываясь, ввалился некто лет двадцати восьми — тридцати, среднего роста, с круглой, коротко стриженной головой. Одет он был в темно-вишневый шелковый пиджак, рубашку с воротником-стойкой, струящиеся мешковатые брюки и сверкающие ботинки. Он безуспешно пытался оттолкнуть ведущего его под руку полицейского.
— Ну, ты, хорош. Хорош толкаться. Ну чё ты? Ну ты чё, я ведь иду!
На его лице, которое в нормальном состоянии вполне могло бы быть симпатичным, блуждала бессмысленная улыбка, глаза были широко раскрыты.
Полицейский подвёл его к окошку, за которым сидел дежурный. Предоставленный себе вновь прибывший ни секунды не оставался в покое. Двигалось у него все — руки, ноги, голова. Он все время неожиданно наклонялся, и казалось, он вот-вот упадет. Но он как-то выворачивался и выпрямлялся, а потом снова неожиданно нырял куда-то вниз, будто хотел подобрать что-то на полу. Поведение пьяного нельзя было назвать агрессивным. Он просто ни секунды не оставался в покое. Он то приседал, то откидывался назад, то пытался обнять полицейского, то погладить его.
И, главное, он непрерывно говорил. Вернее, произносил. Без пауз, довольно монотонно. Воспроизвести эту речь совершенно невозможно. В основном слова были матерные, они составляли процентов восемьдесят. Процентов пятнадцать объема занимали междометия типа «блин», «зараза», «ни фига себе» и так далее. Оставшиеся же пять процентов слов так терялись в основной массе, что понять, что же хотел сказать этот появившийся в тихом холле субъект, было совершенно невозможно.
Сидевшие за перегородкой полицейские разом подняли головы. Однако, не найдя для себя ничего интересного, тут же снова уткнулись в работу.
Пришедший полицейский, поговорив с дежурным, жестом показал, чтобы пьяный вынул все из карманов. Тот, как ни странно, понял. Достал из кармана бумажник, паспорт, платок и положил на столик рядом со стойкой.
Дежурный вышел из-за стойки, и вместе с полицейским, который привел пьяного, они заперли его в клетке. Он и в клетке продолжал непрерывно двигаться и монотонно что-то бубнить.
И тут наконец и в отсеке, где одиноко сидел Ходунов, тоже произошли изменения. Пришли строгий начальник, толстый блондин, говорящий на английском, и еще какой-то загорелый тип спортивного вида с белозубой улыбкой, как на рекламе зубной пасты. Этот тип и спрашивал о чем-то Ходунова. Блондин, как это можно было понять, выступал в роли переводчика. Строгий начальник просто присутствовал при разговоре. Продолжался разговор недолго, минут пять-семь. После этого начальник с загорелым типом ушли, а Ходунов остался с толстым блондином. Ходунов посмотрел на Друзина, поднял брови и пожал плечами. Видимо, надо было еще подождать.
После небольшого затишья с улицы донеслась звонкая дробь каблуков, и в холл влетела запыхавшаяся молодая, довольно интересная женщина. Одета она была хорошо, можно даже сказать, со вкусом. И если бы не некоторая размашистость и угловатость движений да излишняя бойкость, ее можно было бы даже назвать элегантной.
Влетев в холл, она посмотрела по сторонам и увидела пьяного в клетке.
— Юра! О господи! — Она громко вздохнула и, покачивая головой, подошла к нему. — Юра! Ну что ты опять удумал?
Тут она тоже добавила несколько слов о матери, не относящихся к разряду печатных. Добавила их так, без злости. Они, видимо, и дома так разговаривали. А здесь, за границей, она, очевидно, чувствовала себя в этом отношении совершенно свободно. К сожалению, нашим соотечественникам за границей часто кажется, что, кроме них, никто по-русски не понимает. И ведут себя там, как в лесу. А нас-то там тысячи.
Поняв, что сейчас от Юры добиться чего-нибудь путного будет очень трудно, она подошла к окошечку.
— Я, — тут она ткнула себя в грудь, — его жена. — Она показала на продолжавшего что-то говорить и жестикулировать Юру. — Я заплачу штраф. — Она достала из сумочки деньги и показала полицейскому. — Штраф! — Для убедительности она потрясла бумажками. — Понимать?
