Родни Стоун - Крики в ночи
— Мне нужна была помощь… — пробормотал я.
Но Эмма не знала пощады:
— Зачем было спать с ней?
Я вспомнил, как просто Эстель предложила свою любовь, когда я очнулся в ее квартире, после того как меня отделали молодчики Ле Брева. Я чувствовал себя очень одиноко тогда и был готов пойти ей навстречу.
Я посмотрел Эмме в глаза, в которых отражалось страдание от собственных сомнений.
— Не знаю, — признался я. — Прости меня, Эмма. Ради Бога, прости.
— Простить? И забыть, что ты сделал с детьми?
Эмма крепко сжала губы.
— Эмма! Мы с тобой найдем их!
— Найдем их тела.
— Не знаю. Но они в особняке той старухи.
— Этого не может быть.
— Эмма, пойдем туда.
Она посмотрела в сторону, ее глаза прикованы к какому-то далекому пейзажу. Я подумал, что она сейчас в раздумье, действительно ли она верит, что я бросил ее ради какой-то француженки.
— Эмма, — умолял я. — Дорогая, я люблю тебя.
— Докажи это, — бросила она.
— Эмма, послушай, ради Бога. Я проник в это место. Я видел их кроссовки и сандалии.
Она, казалось, репетировала свою речь:
— Инспектор Ле Брев подозревает, что ты можешь быть замешан в это дело. Мы видели, как ты вышел прошлой ночью… Его люди арестовали тебя.
— Там был сумасшедший с ножом, который пытался убить меня. С маской из желтого пластика на лице.
— Я не верю тебе. Ты все придумываешь. Стараешься сбить меня с толку.
— Эм, меня чуть не разорвали на куски собаки в имении Сультов. Посмотри на руку.
Она опять уставилась на меня, будто стараясь решить, какой истории верить, моей или Ле Брева.
— Старший инспектор сказал мне, что они подобрали тебя после того, как ты проник в дом. Это правда?
— У них были сторожевые собаки.
— Собаки?
— Немецкие овчарки.
Я чувствовал боль от укусов.
— Что ты делал там?
— Эмма, ты должна мне верить. Я пытался найти детей.
Она встала и подошла к окну.
— Пытался найти или спал с этой женщиной? С этой шлюхой?
— Бога ради, это все не так. И никогда так не было.
— Ты разбил нашу семью, — отрезала она. — Уничтожил нашу любовь.
— Эм, пожалуйста. Это неправда. Послушай. Дети были там. Их привезли в дом Сультов.
Она все еще не верила:
— Так много лжи. Надоело.
— Эмма, это какой-то бред. Я люблю тебя. Люблю детей. Я пытался найти их, а меня избили, травили собаками. Все, что ты сделала, — это вернулась к своим чертовым родителям.
— Ты полное дерьмо.
— Эмма, я не хотел тебя обидеть. Просто хотел сказать, что мне нужно было остаться. Я должен найти их. Давай вместе поедем в Гурдон.
— Лучше расскажи это полиции.
— Не доверяй Ле Бреву. Он завяз в этом деле по уши. И вся местная полиция.
И пусть они и это запишут.
Эмма нахмурилась:
— Тогда зачем он привез тебя сюда?
Этого я понять не мог. Охранники могли перерезать мне горло и выкинуть кишки в выгребную яму. Но они все же были полицейскими. Кто-то не дошел до конца во время того нападения в лесу и отступил прошлой ночью. У Ле Брева все-таки есть какое-то подобие долга, хотя и деформированного и жестокого. Почему он охраняет эту сумасшедшую женщину?
Я попытался рассказать Эмме все, что знал, о детях мадам Сульт, о мемориальной доске с именем Марселя. Всю эту кровавую историю, которая вела к особняку с закрытыми ставнями.
— А сейчас пойдем со мной, чтобы найти их.
Я нежно обнял ее, пока мы стояли там с единственным свидетелем в лице жандарма, который смотрел из окна на больничный двор. С грузовика разгружали белье.
— Эмма, ради детей давай попытаемся еще раз. Пойдем со мной в дом.
Я увидел, что она плачет.
— Если их там нет, — наконец промолвила она, — между нами все кончено.
— Ага! — Вернулась маленькая медсестра в черных колготках еще с одним полицейским в форме. — Если месье отдохнул, вас хочет видеть старший инспектор.
Эмма держалась за меня, как будто не была уверена, что устоит на ногах.
— Старший инспектор ждет, — настаивала сестра.
Я был слишком занят, целуя Эмму, несмотря на боль в руке. Наконец Эмма освободилась от меня и отступила назад.
— Он привез меня сюда к тебе и ждет в машине на улице. Он попросил меня пойти первой.
На случай, если нас смогут записать на пленку, подумал я. Как он мог и обвинять, и помогать мне одновременно? Я размышлял об этом и выкинул из головы мысль, что все еще был подозреваемым.
— Насколько я знаю… он сам мог все это сделать.
— Джим, тебе нужно сотрудничать с ним. Ты не можешь позволить себе ожесточаться.
— Ожесточаться? Неужели ты ждешь, что я прощу полицейского, который охраняет место, где исчезли мои дети? Где они? Может, уже в могиле?
— Не говори так.
У нее перехватило дыхание, но она потихонечку переходила на мою сторону. Я чувствовал тянущую боль в руке на месте укусов.
— Пусть убирается к черту.
Она покачала головой:
— Джим, ты должен поговорить с ним.
Новый полицейский все еще ждал, вертя в руках кепи. Симпатичный молодой человек.
Эмма нашла мою руку.
— Хорошо, — согласился я неохотно. — Пусть войдет.
— Месье, я так рад, что с вами все в порядке. — Он вошел и поклонился в сторону Эммы. — Мадам, вы творите чудеса.
— Мне не нужны чудеса. Мне не нужны укусы собаки и одеяло на голову.
— Да-да. Я очень сожалею об укусах, поэтому и направил вас сразу в больницу.
— Послушайте, я здесь потому, что ваши недоумки со сторожевыми псами напали на меня. Зачем, черт возьми?
Он показал свои зубы, каждый из которых свидетельствовал о диете или хорошей работе дантиста.
— А зачем вы убегали, месье? Вы проникли в частные владения. Отключили сигнализацию. И затем, когда обнаружилось, что вы залезли в дом, вы убегаете. Что они должны были подумать? — Он почесал нос. — Мы также нашли лестницу, спрятанную под деревьями. Что им было делать? Вы могли быть вооружены. Представлять опасность.
— Почему вы охраняете мадам Сульт?
На мгновение он даже удивился, будто ожидая, что я и так все пойму. Затем устало вздохнул:
— По-моему, я уже объяснял. Она попросила нас и платит за охрану.
— Она платит. Да, я могу поверить. Достаточно, чтобы ее круглосуточно охраняли с собаками. Чего ей бояться?
— Но ведь вы же видели ее, — произнес он тихо, пытаясь вызвать симпатию. — Она старая слабая женщина. Да еще тронутая.
— Как это понимать, черт возьми?
— Сумасшедшая. Спятившая, как вы говорите.
— Ну ладно. И поэтому вы играете с ней в эти игры?
— Не понимаю?
— Вызываете духов, — сказал я, боль пронизывала всю руку, когда я пытался пошевелить ею. Я видел, что молодая медсестра и жандарм испугались, как бы я не ударил его, но я просто стоял и смотрел на инспектора.
— Как обувь моих детей оказалась в этом доме?
Ле Брев поднял руку, будто не веря тому, что я говорю. Я почувствовал, что он дотронулся до моего рукава.
— Извините, месье?
Эмма стояла рядом со мной, не спуская с меня глаз. Появился врач в белом халате, и в маленькой комнате стало тесно.
— Их обувь находится в комнате той старухи. Ну и еще этот псих в маске.
— С вами все в порядке, месье?
— Слишком взволнован, — встряла медсестра.
— Взволнован? Чушь собачья, инспектор. Я перелез через забор и за полчаса выяснил больше о судьбе моих детей, чем вы за месяц.
Он проглотил упрек и медленно переваривал услышанное, явно в замешательстве.
— Что вы имеете в виду?
— Их отвезли туда. Я видел их обувь! — выкрикнул я.
Он, казалось, превратился в каменную статую. Лицо и тело напряжены, маленькие ступни приросли к полу.
— Что вы сказали?
— Я видел кроссовки и сандалии, принадлежащие моим детям, в спальне старухи. Старухи, которую вы с таким рвением охраняете. Мадам Сульт.
— Вы… видели… их обувь?
— Совершенно верно, инспектор. Их обувь, черт побери.
— Как вы можете быть уверенным в этом?
Он вел расчетливую игру, как мне показалось. Медленный осторожный допрос.
— Конечно, уверен. Я знаю, что носят мои дети.
Озадаченный, он стоял с окаменевшим лицом.
— Вы уверены в этом?
Я взял свой бумажник и часы с тумбочки и поправил одежду.
— Уверен. Я возвращаюсь в деревню.
Что выражали его глаза: цинизм, озадаченность или просто лукавство, решить я не мог Ле Брев жестом попросил врача выйти, и тут вмешалась Эмма.
— Я хочу отправиться с ним, — заявила она.
Что-то расшевелило Ле Брева. Он пожал плечами.
— Как хотите. — Он показал на магнитофон. — Но сначала я прослушаю пленку. — Жандарм кивнул, затем Ле Брев повернулся ко мне. — Итак, что вы видели? — Его глаза остро блеснули.
Я рассказал еще раз. Старая женщина в кровати. Обувь. Существо в желтой маске на лице, которое бросилось на меня с ножом.
