Питер Спигельман - Рыжая кошка
Я посмотрел на свои руки. Их дергало, выглядело все отвратительно, а боль мешала сосредоточиться. В ближайшем будущем мне светил визит в травматологию, и я не очень представлял, как поведу машину. Я спросил Койла, как с ним связаться, он вздохнул и дал мне сотовый номер Кенни. Его утомление оказалось заразным: меня захлестнула волна усталости, смыв легкое возбуждение, полученное от кофеина и сахара. Я поднялся и натянул куртку. Койл снова вздохнул и, еле передвигая ноги, дополз от койки до раковины. Пустил воду, наклонился — все как в тумане. И неожиданно заговорил.
— Я знал: это только вопрос времени, — тихо произнес он.
— Что — это?
— Я был так счастлив с Холли… слишком счастлив, словно это ошибка, словно я случайно перехватил чужое счастье. Все равно как найти набитый наличными бумажник: всегда знаешь, что рано или поздно объявится настоящий владелец. Время, что я провел с Холли, — будто взаймы взятое. — Он опирался на раковину, широкие плечи тряслись. Голос был тихим и каким-то придушенным. — Вот ты тут задавал всякие вопросы, на которые у меня нету ответов, и я вдруг понял: я же ни черта о Холли не знаю. Она меня в свою жизнь не впустила. Я не видел ее родных, друзей… Понятия не имею, где ее похоронят, кто и когда этим займется. Будут ли поминки или, может, панихида. Если я приду, кто-нибудь, кроме копов, будет знать, кто я?
Койл наклонился над раковиной, и его вырвало. Я закрыл за собой дверь.
Глава 33
Утро четверга выдалось серым и промозглым, ветер гнал над центром города тучи, несущие снежную крупу, дождь со снегом или град. В кабинете Майка Метца, по-моему, было ненамного теплее. Я повторил рассказ Джейми Койла, добавив, что в основном поверил ему. Майк молчал по другую сторону большого стола из черного дерева. Пальцы он поставил домиком, отчасти заслонив свое узкое бесстрастное лицо. Взгляд был скептический и раздраженный.
— Горе не является доказательством невиновности, — наконец произнес Майк. — Множество убийц оплакивали своих жертв: они любят жалеть себя, это другая сторона медали. Койл склонен к насилию, — Майк указал на мое покрытое синяками лицо, на забинтованные пальцы, — и он почти признался, что беспокоился, не начала ли Холли снова встречаться с Вернером.
— Вообще-то он в этом не признавался, — ответил я, — и у него есть алиби. Я поговорил с дядей, оно звучит убедительно.
— Это, часом, не тот же самый дядя, который врал тебе и копам насчет местопребывания Койла? И долго, по-твоему, продержится его подтверждение?
— Очевидно, были и другие люди, которые видели Койла в тот вторник вечером. — Майк нахмурился и покачал головой. — Кроме того, у него был мой пистолет и масса времени, чтобы им воспользоваться, а он просто вернул мне оружие.
— Что означает, что с тобой у него было время подумать, а с Холли страсти накалились.
— Ты притягиваешь за уши.
— Зато ты усиленно выгораживаешь. А ведь это твой брат и его жена под ударом.
— Если Койл не убивал Холли, вряд ли я окажу Дэвиду или Стефани услугу, подставляя его копам. Пусть они сами побегают и в итоге выяснят, что Койл чист, — так у меня появится время для поисков более вероятного подозреваемого.
— При условии, что ты прав насчет Койла, и при условии, что копы пока не выслушали его алиби в дядюшкином исполнении.
— По словам Кенни, его не спрашивали, а сам он помалкивал, — ответил я и выпил воды. Алюминиевые лубки громко стукнули о стекло. — Койл любил Холли и горюет, и он не удрал из города, хотя возможности были. Вдобавок его алиби убедительнее, чем у Дэвида или Стефани.
Скептицизм Майка не уменьшался.
— Койл был нашим лучшим козырем. И, с моей точки зрения, остается.
— Он никуда не денется, Майк, и если я…
— Откуда ты знаешь, что он никуда не денется?
Я покачал головой.
— Он бы уже исчез, если бы хотел. Послушай, раз я его нашел, то и копы найдут, а если не найдут через пару дней, мы позвоним им и намекнем. Зато Койл подсказал мне, где можно поискать след.
— На Вернера намекаешь?
— По словам Койла, Холли встречалась с ним где-то в декабре. Получается, примерно тогда же, когда ее разыскивал Викерс.
— Думаешь, Вернер имеет отношение к истории с шантажом?
— Время совпадает, вдобавок Холли тогда была сильно расстроена.
— Если верить Койлу, — заметил Майк.
Я пожал плечами:
— Кроме Вернера, есть камера хранения.
Майк поднял руку.
— Я уже знаю об этом больше, чем хочу.
Я улыбнулся:
— Трус.
Майк не улыбнулся в ответ, а наставил на меня палец.
— Просто помни слово «фальсификация» и будь чертовски осторожен.
— Обязательно, — ответил я. — Ты говорил с Дэвидом?
Майк кивнул:
— Я звоню и каждое слово из него клещами вытаскиваю. Насколько я понимаю, Дэвид сидит дома.
— Он хоть трезвый?
Майк пожал плечами:
— Я же говорю: из него слова не вытянешь.
— А Стефани?
— Согласилась встретиться со мной сегодня ближе к вечеру.
— Уже прогресс.
— Этого недостаточно, — отозвался Майк. — И надеюсь, еще не слишком поздно.
— Что случилось?
— Только неизбежное, больше ничего. Звонил Маккью. Копы хотят завтра утром видеть Стефани на Питт-стрит.
— Для неофициального разговора?
— Так он сказал.
Из конторы Майка я дошел до Гранд-сентрал и сел на поезд номер 7 до Куинса. В Лонг-Айленд-Сити пересел на линию Г в сторону Бруклина, сошел на Гринпойнт-авеню и двинулся на восток по Гринпойнт, на север по бульвару Макгиннесса и снова на восток по Фримен-стрит.
«Крик селф-стор» занимал половину кирпичного здания старой фабрики на Фримен-стрит, в квартале, который — вероятно, из-за близости к заливу Ньютаун-крик и к огромному заводу по очистке сточных вод — никто даже не пытался реконструировать. От холодного воздуха у меня болели пальцы, но он же сбивал вонь.
Через двери армированного стекла я прошел в небольшой холл. Там обнаружились деревянная лавка, до блеска отполированная многими сидевшими на ней задами, стена, увешанная объявлениями с габаритами камер и ценами, и списки правил и ограничений — последние сводились в основном к «Никаких ядерных отходов» и «Никакого домашнего скота». Дальше еще одни армированные двери и слева — забранное решеткой окошко.
За окошком сидела латиноамериканка лет двадцати с золотой сережкой в носу. Она ела то ли ранний ленч, то ли поздний завтрак. В холле пахло яичницей и жареным луком. Девушка выдала мне пюпитр, бланки и указала на лавку. Я сел и нашел в рюкзаке ручку. Писал я медленно (с такими пальцами выбирать не приходилось) и успел хорошо разглядеть и холл, и окошко. За ним виднелся маленький кабинетик с лысым толстяком. Внимание толстяка занимало нечто в бумажном пакете — вероятно, банка пива «Бад» и нечто на экране компьютера — вероятно, покер. Перед девушкой на столе стояли три маленьких монитора. Один показывал входную дверь под каким-то странным углом, второй — погрузочную платформу, третий — статические помехи. Вполне удовлетворительная система безопасности, по-моему. Я вытащил бумажник и подал заполненные бланки в окошко.
Лысый не спеша проводил меня к грузовому лифту. Мы поднялись на два этажа, и он повел меня дальше по тускло освещенному лабиринту с многочисленными металлическими подъемными дверьми. Остановились мы возле секции 137 — милое местечко десять на десять со стенами из оранжевого гофрированного пластика и лампой дневного света в проволочной сетке. Толстяк ушел. Я выждал, пока громыхнет грузовой лифт, для верности помедлил еще немного. Было холодно, градусов шестьдесят,[12] пахло пылью и пластмассой. В наступившей после грохота лифта тишине слабо слышались звуки хип-хопа, но откуда — непонятно.
Я закрыл секцию 137, нашел лестницу и спустился на один этаж. Холли занимала секцию с номером 58; поиски заняли некоторое время. По пути мне попались несколько человек: двое, переругиваясь, заносили коробки, двое других, более мирно настроенные, коробки, наоборот, выносили; в дверях одной секции стоял художник и смешивал на палитре зеленую и белую краски; пожилая женщина с заплаканными глазами толкала ручную тележку. Никто не обратил на меня внимания. Секция 58 оказалась в тупике тихого коридора, и я вздохнул с облегчением, не увидев печатей или желтых полицейских лент. Засов вделан в пол, на нем средних размеров замок. Он был тусклее, чем тот, что я принес в рюкзаке на замену, но я сомневался, что это заметят. Я положил рюкзак на пол и оглядел коридор. Никого. Я вытащил болторезный станок.
Управляться сломанными пальцами было трудно, и шума получилось больше, чем хотелось бы, но через пять минут замок был порезан на кусочки. Обломки я убрал в рюкзак вместе с резаком, поднял дверь, вошел и опустил ее за собой.
