Питер Спигельман - Рыжая кошка
— Холли работала над фильмом, и мы не виделись уже недели две. Ту ночь мы собирались провести вместе, но утром она позвонила и сказала, что не может. И не объяснила почему. Я рассердился… так хотел увидеть ее… но на Холли давить нельзя, да и не в первый раз она вот так отменяла встречи. В понедельник я искал ее, но не нашел. Снова искал во вторник и в среду. Уже начал беспокоиться. В четверг я пошел к ней. Дома никого, квартира разгромлена — я растерялся. Не прошло и десяти минут, как постучал ты.
— Ты не вызвал копов, — заметил я.
— Думаешь, я не клял себя за это последними словами? Но я стараюсь не связываться с копами… Вдобавок я тогда не знал, что, черт побери, происходит. Может, ее ограбили. Может, она уже сообщила об этом.
— Разве она бы тебе не рассказала об ограблении, например?
— Холли о многом помалкивала.
— Ты видел признаки взлома?
Койл наморщил лоб, из ссадины полилась кровь. Он покачал головой:
— Нет.
Я кивнул.
— Ты никому не позвонил? Скажем, родным или друзьям?
— Я не знаю родственников. Да и друзей тоже. Она несколько раз рассказывала об этом галеристе — Круге, — но я с ним не знаком.
— Что ты сделал потом?
Койл покраснел.
— Ты напугал меня. Я не думал, что ты коп, но где гарантия? Я не знал, какого черта тебе надо… не знал, что делать. Вот и вернулся к себе и стал названивать Холли. Потом пошел искать этого придурка Вернера.
Кофе был готов, и я наполнил два стаканчика не обжегшись. Больше ничего не было, так что пришлось пить черный.
— Почему именно Вернера? — спросил я.
Койл пожал плечами. Похоже, ему было больно.
— Потому что Холли его поминала недели три-четыре назад. Она жутко злилась, не знаю из-за чего, и собиралась вот это самое, из-за чего злилась, с Вернером обсудить.
— Ты не спросил о причине недовольства?
Койл снова покраснел и уставился в пол.
— Ты не знаешь Холли… то есть не знал. На нее нельзя было давить. Она говорила только то, что хотела сказать, а о прочем молчала. Она не рассказала мне, что у нее было с Вернером. Но я не доверял этому хрену и собирался все выяснить.
— И что, по-твоему, было? — Койл покачал головой и не ответил. — Ты говорил с Холли в воскресенье, а домой к ней пришел в четверг. Где ты был с понедельника по среду? — спросил я.
— Здесь.
— Чем занимался?
— Работал.
— А точнее?
Койл нахмурился, подумал немного.
— Как обычно. В понедельник и вторник малярил — Кенни велел. Еще в квартире Э трубы потекли — мы во вторник часов до девяти-десяти вечера с ними возились. В среду мусор вывозили. Продолжать?
— Ты не работал в клубе?
— По воскресеньям и понедельникам там закрыто.
— А вторник и среда?
— Я позвонил и сказался больным.
Я приподнял бровь.
— Джей-Ти другое говорил.
Он нахмурился еще больше.
— Значит, прогулял. Ну и что?
— Почему?
Койл посмотрел на потолок. У него дрожал подбородок, и голос тоже.
— Я думал, в клуб может заглянуть Холли… Я злился на нее. — Он сглотнул. — Господи… я не хотел ее видеть.
Я кивнул.
— Что, по-твоему, у нее было с Вернером? — спросил я снова.
— Я не…
— Ты думал, она снова с ним встречается?
Лицо Койла потемнело, большой кулак стиснул промокшую футболку с остатками льда. На мгновение мне показалось, что мы сейчас заведемся по новой, но у него не осталось сил.
— Иди ты, — тихо сказал он. — Я не знал, что думать.
Я кивнул и попытался сопоставить даты. Если Холли упоминала о Вернере за три или четыре недели до смерти, значит, это было в декабре.
— Холли что-нибудь говорила о том, что ее кто-то разыскивает? — спросил я. — О юристе, который приходил с ней пообщаться?
Койл был явно озадачен. Покачал головой:
— Ничего.
— Когда ты понял, что Холли…
Койл смотрел на свои руки, на промокшую футболку, на стаканчик из-под кофе — на что-то невидимое мне. Уронил футболку на пол.
— Увидел газету. Увидел фотографию… ее татуировку.
— А потом?
— Я совсем запутался. Снова начал искать Вернера. Черт его знает почему, черт его знает, что бы я с ним сделал, если б нашел. А что еще мне было делать? На тебя вот наткнулся. К квартире ее несколько раз подходил. Хотел зайти, но не решился. Просто… смотрел на дом. Потом увидел там копов и детектива. Я не сомневался: копы придут, это только вопрос времени — и думал податься в бега. Да только куда мне бежать? Последние несколько месяцев все мои планы были связаны с Холли. — Койл покачал головой и вздохнул. — Мне следовало бы знать. Боже, неужели я увидел эту газету всего две недели назад? Кажется, сто лет прошло — или один день.
— Какие планы вы с Холли строили?
— Мы собирались начать жить вместе. Еще думали вовсе уехать из Нью-Йорка. Холли нравилась Филадельфия… она сказала, там жилье дешевое. Она собиралась снимать другие фильмы — может быть, документальные — или писать пьесы.
Койл сжал кулак и посмотрел на него. Потом потер им глаза.
— Мы, не поверишь, и о детях говорили. Я чуть не упал, когда Холли сказала, что хочет детей. Вот не ожидал от нее. Говорит: «Я, наверно, скоро дозрею, если ты, Джейми, не против». Я ответил: «Какое там против? Я только за».
Я вспомнил о беременности Холли, посмотрел на сгорбившегося Койла, взглядом пробивавшего дырку в цементном полу… и не задал вопроса. Если Койл знает, он ни за что не скажет, тут я не сомневался; если же не знает — не мое дело сообщать такие новости. Я отхлебнул кофе. Уже остыл.
— Холли когда-нибудь говорила о людях из ее фильмов? Беспокоилась, что что-то может случиться?
Он поднял голову.
— Так вот что, по-твоему, произошло? Думаешь, кто-то из них…
Я покачал головой.
— Это вопрос, вот и все. Я хочу знать, говорила ли она когда-нибудь о своих «актерах», боялась ли их.
Койл снова ссутулился.
— Нет, она никогда не говорила о них — по крайней мере со мной. А я не спрашивал. Если она и беспокоилась, то только о тех, кого собиралась допрашивать. Вот почему она просила меня о помощи. Но даже они ее не особо напрягали. Вовсе не напрягали, с моей точки зрения. Она говорила: «У меня все под контролем». У нее всегда все было под контролем.
Койл снова уставился в пол, а я снова задумался о Холли и ее работе.
— Ты говорил Холли, что истории в ее фильмах всегда одинаковые… Ты сказал, что она согласилась с тобой и что, по ее словам, вопросы, на которые ей нужны ответы, тоже всегда одинаковые. — Койл посмотрел на меня и неуверенно кивнул. — Какие они были?
— Кто — они?
— Истории, которые Холли хотела рассказать, вопросы, ответы на которые хотела получить, — какие они были?
Койл медленно покачал головой.
— История всегда была о женатом мужике, который трахается направо и налево, а все вопросы — почему: почему он это делает, почему так обходится с женой и детьми. Всегда одно и то же, всегда из-за ее семьи.
— А что случилось с ее семьей?
— Это Холли так говорила. Ее папаша, наверное, был настоящим козлом — не мог удержать ширинку застегнутой и не парился это скрывать ни от кого, включая ее мамашу. Когда они с сестрой были маленькие, папаша трахал всех подряд: секретаршу, соседок, даже учительницу Холли. Наверное, предки ее крепко скандалили. Причем без конца. Хотя мамаша так от папаши и не ушла. Она терпела-терпела, вопила, плакала, а однажды легла в ванну, наглоталась таблеток и вскрыла вены. Холли вернулась из школы и нашла ее. Ей было лет четырнадцать.
— Господи.
Койл кивнул:
— Такое, блин, дерьмо.
— Ты не знаком с ее сестрой?
Он покачал головой:
— Холли никогда не брала меня с собой, когда ездила к сестре. Я пару раз просился, а она ни в какую.
Я прищурился.
— Часто она ездила?
— Не знаю… раз в месяц, может, два. Я не считал.
Раз или два в месяц.
— Я слышал, что она не желала иметь ничего общего с родными.
— Да. Они с сестрой не ладили, поэтому она ездила в основном навестить папашу. Он в каком-то там приюте и сильно не в себе… наверное, слишком не в себе, чтобы и дальше с ним ссориться.
Я кивнул. Вспомнил квартиру Холли и коробки из-под видеокамер на полу.
— Холли работала над фильмами дома?
— Ага… у нее был компьютер, программы для редактирования и для записи дисков. Но после разгрома все это добро исчезло.
Я вспомнил фильмы, вспомнил, как смотрел их у Тодда Герринга. И тут меня осенило.
— А реликварии… те шкафчики, которые сопровождали фильмы… Холли делала их в квартире, да?
Койл покачал головой:
— Ими она занималась в студии.
— В студии?
— Так она ее называла. Это просто отсек в камере хранения — чуть просторнее чулана, но у Холли там был верстак, инструменты для работы по дереву и всякое такое. — Койл назвал адрес: Гринпойнт в Бруклине. У него не было ключа, но он знал номер.
