Елизавета Воронина - Олеся. Сожженные мечты
С точки зрения формальной логики защита права. С самого начала следствие работало только с одной версией. Не принято во внимание то обстоятельство, что Олеся не переносила крепкий алкоголь в любых дозах, потому в ее памяти вполне мог произойти провал. Она могла не помнить, что и как именно происходило в квартире Марущака. Девушка просто назвала фамилии парней, с которыми познакомилась и поссорилась. Но, опять же, по логике защиты, Олеся могла не помнить, как оказалась на улице и кто на нее напал.
На руку подсудимым играет и само преступление. Обвинение было таким жутким, что вполне можно объяснить как шоковое состояние всех троих, так и поспешное признание сперва Марущака, а затем – Крутецкого. Доказать факт изнасилования, особенно после смерти жертвы, теперь почти невозможно. Огонь уничтожил кожный покров всей нижней части тела девушки, а это значит – следов на бедрах и гениталиях даже не искали, ведь это бессмысленно. Ну, а образ жизни, который вела жертва, является для защиты достаточным основанием, чтобы убедить суд: все, что делали подсудимые с Олесей в ту ночь в той квартире, происходило с ее согласия.
Каким же может быть прогноз развития событий? Дело отправляют на доследование, подсудимые сидят в следственном изоляторе с относительным комфортом: в одиночных камерах. Это решение принято после того, как поступила информация о реальной угрозе жизням всех троих при условии попадания в общую «хату». Дальше милиция начнет искать новых подозреваемых. Пройдет какое-то время, и Крутецкий с Грековым смогут выйти на подписку о невыезде или же под залог, как это все чаще случается сейчас с мажорами. Сидеть будет только Юрий Марущак, и через какое-то время именно он, знакомый Олеси Воловик, станет организатором преступления. Это он заманил ее к себе в квартиру, вступил с ней в половую связь, а когда девушка начала угрожать – выгнал за дверь. Греков уже признал свою половую несостоятельность, Крутецкий же найдет способ сделать так, чтобы о его показаниях «забыли». К примеру, тот же Марущак внезапно возьмет всю вину на себя, признавшись, что оговорил товарищей, дабы не идти в тюрьму одному. За это ему дадут минимальный положенный срок – как за нанесение легких телесных повреждений. Вот вам и наказание, строгое и справедливое.
Остается только надеяться: эти пессимистические прогнозы не подтвердятся; у судьи Левицкого, заслуженного и уважаемого юриста, остались совесть, логика и здравый смысл для того, чтобы не способствовать развалу этого громкого дела. Преступники должны понести заслуженное наказание. Этого ждет, без преувеличения, не только Кировоград, но и вся Украина».
Дмитрий Клименко, специально для «Мega-Новости»
10
Лед тронулся в тот день, когда адвокат Ян Яковлев вызвал на допрос в качестве свидетеля защиты сотрудника милиции. Тот явился в суд в парадной форме и даже зачем-то прошел на свидетельское место строевым шагом, разве что руками не отмахивал.
– Добрый день. Представьтесь суду, пожалуйста.
– Старший лейтенант милиции Полуян Николай Николаевич! – доложил тот.
– Скажите, Николай Николаевич, вам знаком этот документ? Ваша честь, это копия, – поспешил напомнить адвокат.
Свидетель осторожно, будто бомбу или ядовитую змею, взял в руки лист бумаги, поднес его к глазам.
– Так точно, знаком. Вот, моя подпись стоит.
– Объясните суду, что это за документ.
– Протокол. Административный. Составлен мной… Тут дата нечетко отпечаталась…
– Это не важно, – успокоил его Яковлев. – Главное, что вы узнали свою подпись и протокол, который составляли. В отношении кого он был составлен?
– Тут написано: Воловик Олеся Викторовна.
– Вы хорошо помните ту девушку?
– Честно говоря, я ее тогда не запомнил. Таких, как она, я много задерживаю. И часто. Когда про это дело заговорили, фотография везде появилась… В общем, сразу вспомнил. Тогда я лейтенантом еще был… Хлопцам рассказал.
– Почему вы так быстро ее узнали, Николай Николаевич? Только по фамилии?
– Никак нет. Внешность выразительная, глаза… И потом, она малолетка была тогда. Я в свое дежурство малолеток за это дело не часто задерживаю. Хотя как малолетка… Семнадцать ей было, как сейчас помню.
– О каком нарушении идет речь, свидетель? – вкрадчиво спросил адвокат.
– Проституция, приставание к мужчинам.
– Проституция, – повторил Яковлев, смакуя это слово. – Где вы задержали Олесю Воловик за проституцию?
– В сауне. Там адрес указан, в протоколе…
– Вы готовы официально подтвердить, что задержанная вами Олеся Воловик занималась проституцией?
– Да, могу.
И в этот момент прокурор попросил слова.
Журналисту Дмитрию Клименко со своего места было видно: Яковлев вздрогнул. Еще непонятно было, что скажет прокурор, но адвокат явно не ожидал такого вторжения в свой сценарий. До этого момента Дмитрию казалось: его прогнозы сбываются. Подтверждалась его уверенность и отсутствием на сегодняшнем открытом заседании Евгения Синицкого – тяжеловес уже сделал свое дело, удобрил почву, задал направление, и теперь Яковлеву оставалось только действовать в заданном фарватере. Показания старшего лейтенанта Полуяна развивали линию «жертва – это проститутка», ничего нового не открывали, и повторение одной и той же темы чем дальше, тем больше раздражало Дмитрия: ну неужели же сработает, неужто не видит никто, не понимает…
– Пожалуйста, Сергей Игнатьевич.
Что-то неуловимое прозвучало и в тоне судьи. Раньше подобной интонации в его голосе журналист не улавливал. Сейчас же в нем угадывалась некая решимость. И мигом пришло осознание: судья знает, что собирается говорить и делать прокурор.
– Свидетель, скажите, внешне Олеся Воловик отличалась чем-либо от других людей?
– Каких – других?
– Мужчин, женщин. Молодых, старых. Вот хотя бы от тех, кто сидит сейчас тут, в зале. Отличалась или нет?
– Извините, господин прокурор, я не совсем понял вопрос.
– Я тоже, – вклинился Яковлев.
– Объясню. У вас ведь есть младшая сестра, свидетель?
– Так точно.
– Спасибо за четкий ответ, – прокурор чуть шутовски развел руки в стороны. – Сколько лет вашей сестре?
– Шестнадцать.
– Олесе Воловик было семнадцать, когда вы ее задержали за, как вы утверждаете, занятие проституцией. На год старше вашей сестры, верно?
– Ну… Да, верно.
– Чем Олеся отличалась от вашей сестры? Она была таким же человеком, как и ваша сестра?
– Извините, конечно, – Полуян покосился на адвоката, который тоже терялся в догадках, – только намеков я не понимаю. Моя сестра не проститутка, если так брать…
– А вы берите не так! – повысил голос прокурор. – Вот не берите так, господин Полуян! У погибшей девушки и вашей сестры – разный социальный статус, разные жизненные обстоятельства! В конце концов, разный образ жизни! Но и ваша сестра, и Олеся Воловик – люди! Молодые здоровые люди! Ваша сестра в свои шестнадцать лет курит?
– Нет… То есть не знаю… Может, где и покуривает с подружками… Дома – нет, мы все вместе живем. Я бы видел.
– Если бы увидели, что бы сделали? – И, не давая свидетелю обдумать вопрос, прокурор тут же задал следующий: – Вы считаете, что курить – это хорошо?
– Вредно, – проговорил Полуян, тут же исправившись: – Для девушек вредно.
– Проституцией заниматься хорошо?
– При чем тут… Ну, вы сравнили!
– На вопрос отвечайте, свидетель.
– Нет. Проституцией заниматься нехорошо.
– Значит, курить и заниматься проституцией – нехорошо. За что из этих нехороших деяний можно убивать человека, господин Полуян?
– Убивать нельзя никого.
Сейчас это прозвучало очень по-юношески. И если бы не драматические обстоятельства всего происходящего, может быть, Клименко позволил бы себе посмеяться над милиционером-увальнем.
– Спасибо, что вы это признали, старший лейтенант Полуян! – Прокурор снова чуть шутовски поклонился, повернулся лицом к собравшимся в зале: – Убивать нельзя никого! Никто не имеет права лишать человека жизни. Эта норма нарушается каждый день. Зачем брать ежедневные новости, когда только у нас, в городе Кировограде, милицейские сводки каждый день сообщают о насильственных преступлениях. В нашем городе совершается минимум одно убийство в сутки! Оправдать это ничем нельзя. И если бывают случаи, когда один человек лишает жизни другого, защищая собственную жизнь, суд в этом разберется. И вынесет справедливый приговор. Но я хочу обратить ваше внимание, – теперь прокурор обратился к судье, – что защита выбрала стратегию, согласно которой свидетели планомерно подтверждают: Олеся Воловик нигде не работала, жила за счет мужчин, продавала себя за деньги. То есть занималась проституцией. Ну, еще не отличалась разборчивостью в сексе и могла заниматься им сразу с несколькими мужчинами. Тем самым защита подводит суд к убеждению: такую девушку, такого человека, можно изнасиловать, избить, задушить, выкинуть на помойку и поджечь! Будто бы юная Олеся, несчастная, не нашедшая себя в нашей сложной жизни девушка, которая наверняка хотела любви, счастья и мечтала о чем-то хорошем для себя – всего лишь человеческий мусор! Который любой может безнаказанно выбросить и утилизировать! То есть – сжечь!
