Анри Лёвенбрюк - Соборы пустоты
— Понятно… Короче, по-вашему, эти люди ищут под землей нечто, что позволит достичь типа один по шкале Кардашева?
— Не имею ни малейшего представления, — возразил профессор. — Вы сами заставляете меня выдвигать гипотезы.
— Пусть так. Но, возможно, так оно и есть.
— Да. Почему бы и нет?
— И какими были бы последствия?
— Ну, трудно сказать. По сей день мы не сталкивались ни с чем подобным. Но переход с одного уровня на другой по шкале Кардашева, несомненно, повлечет за собой глубокие социальные потрясения. Некоторые футурологи утверждают, что переход от нулевого типа к типу один чреват для нас саморазрушением, так как полное использование всех имеющихся ресурсов весьма рискованно. Другие говорят, что период глубоких потрясений может быть предвестником скорого перехода к цивилизации типа один. Как знать, не переживаем ли мы такой период?
— Что вы имеете в виду?
— Потрясения, с которыми мы столкнулись после двухтысячного года, могут оказаться предвестием неотвратимого перехода от типа ноль к типу один. Безусловно, нам рано или поздно придется найти замену нефти, которая до сих пор остается одной из главных опор нашей экономики, а…
— Скоро ее не останется…
— Вот именно. С двухтысячного года цены на нефть невероятно возросли. И на сей раз это объясняется не политическими причинами, как нефтяные потрясения семидесятых. Дело тут прежде всего в выросшем спросе, в частности в Китае, и быстром истощении мировых запасов в некоторых регионах, например в Северном море. В январе две тысячи восьмого года впервые в истории цена барреля нефти на Нью-Йоркской бирже достигла ста долларов… Нефть стала необходимой для повседневной жизни почти во всех странах мира. Нельзя забывать, что для самых бедных из них рост цен на нефть означает меньше света и горячей еды, ведь там керосин — нередко единственный доступный источник энергии в доме. К тому же химические производные нефти нужны для изготовления всевозможных товаров: гигиенических, пищевых, пластмасс, тканей и так далее.
— И на сколько ее еще хватит?
— На самом деле определить, когда будет достигнута критическая точка на мировом уровне, весьма непросто. Некоторые из моих коллег — ученых-геологов и бывших экспертов в области нефтеразведки — уже объединились, чтобы объявить о том, что нефтяные запасы переоценены.
— А они переоценены?
— Да.
— Кем же?
— Да почти всеми.
— Почему?
— У всех свои причины. Страны-производители стараются таким образом привлечь инвесторов, чтобы строить инфраструктуры для добычи и перевозки нефти. Страны-потребители вынуждают страны-производители поддерживать низкие цены, угрожая в противном случае обратиться к другим поставщикам. И наконец, нефтяным компаниям это нужно, чтобы убедить инвесторов, что их долгосрочные вложения не пропадут.
— А на самом деле?
— На самом деле, по оценкам большинства специалистов, эта дата колеблется между две тысячи двадцатым и две тысячи тридцатым годами.
— Осталось всего ничего.
— Вы правы.
— А альтернатива?
— Возобновляемые источники, такие как солнечная энергия или энергия ветра, биотопливо, водородный двигатель. И разумеется, ядерная энергия.
Ари кивнул:
— Понятно. Значит, поиски нового источника энергии — возможная гипотеза в интересующем нас деле?
— Скажем, это предположение представляется мне наиболее логичным. Если, конечно, отбросить такие полезные ископаемые, как золото, алмазы или колтан, равно как и гипотезу об инопланетянах, открытие верхней мантии и другие возможности, которые вы, как я понимаю, рассматривать не склонны…
— Я — последователь принципа бритвы Оккама.
— Entia non sunt multiplicanda, praeter necessitatem,[66] — с удовлетворением возвестил профессор.
— Исчезновение отца Мари склоняет чашу весов в пользу геологической гипотезы. Пока я намерен этого придерживаться.
Ари предпочел не уточнять, что были и другие причины, заставлявшие его отдавать предпочтение этому следу, в частности туннель в колодце у церкви Святого Юлиана Бедняка.
— На протяжении своей ученой карьеры Чарльз специализировался в двух областях, которые действительно могут быть полезны в исследованиях такого типа: в минералогии и геохимии. Он прекрасно ориентируется в проблематике, связанной с энергетическими ресурсами. Но не стану кривить душой: вероятность, что под землей находится новый источник энергии, крайне мала.
— Именно поэтому подобное открытие стало бы таким важным событием, — возразил Маккензи.
66
Оказавшись один перед чудотворным колодцем Святого Юлиана Бедняка и с изумлением обнаружив, что он осушен и закрыт решеткой, я понял, что это действительно тот самый «забытый проход», о котором говорит Виллар из Онкура.
Мне вспомнились его слова: «Но берегись, ибо есть двери, которые лучше никогда не открывать». Предупреждение было столь же ясным и пугающим, сколь и искушающим, и с той минуты мне не терпелось спуститься на дно таинственной пропасти. Это стало для меня наваждением.
Сам не знаю, что я надеялся там найти. Но, в сущности, кто, столкнувшись с обещанием открытия, действительно знает, чего он ищет, чего ждет?
А ты, читатель, знаешь, чего ищешь? Чего ждешь? Какого ответа взыскуешь в течение всей жизни? Ищешь ли ты веры в Бога? Или хочешь уверовать в самого себя? Ищешь любви? Покоя? Родственную душу? Того или ту, кто избавит тебя от томительного одиночества? Ответа на тайну смерти?
Ибо лишь в одном можно быть уверенным: все мы взыскуем, почтенный читатель. Все взыскуем.
67
— Встретимся вечером в отеле.
Ари остановил MG-B на площади Клиши в стороне от движения, но не заглушил мотор. Прохожие бросали восхищенные взгляды на старый кабриолет, зеленый кузов которого сверкал под лучами летнего солнца.
— Почему бы мне не поехать с тобой? — возразила Мари.
— Потому что я еду туда, куда тебе нельзя.
— Меня бесят твои замашки секретного агента! — воскликнула она, поглубже усаживаясь на кожаном сиденье.
— Вообще-то это моя работа. — Ари грустно улыбнулся. — Обещаю не задерживаться.
— А я буду скучать…
Аналитик обернулся к ней, скрестил руки и, нахмурившись, с важностью в голосе произнес:
— Послушай, ты что, никогда не работаешь? Я имею в виду… Безработным актрисам хорошо платят?
Не отвечая, Мари томно поцеловала Маккензи в губы и величественно покинула машину.
После ее ухода Ари еще несколько секунд не мог оправиться от потрясения. Что ни говори, а в ней или, может, в самой этой ситуации было что-то невероятно будоражащее. Он посмотрел ей вслед, надел солнечные очки и пустился в путь.
Ари попытался сосредоточиться на том, что ему предстояло сделать. Кое-что после разговора с Ирис не давало ему покоя. Документы Манселя. До сих пор он о них не задумывался, полагая, что старые пергаменты не представляют никакой ценности, а Доктор гоняется за ними, не подозревая, что это всего лишь документы на владение землей. А вдруг в них кроется что-то, чего он не заметил? По правде говоря, он так и не собрался изучить их как следует. Склонность к таинственности, которую Виллар проявил в своих тетрадях, вполне могла сказаться и на этих пергаментах: возможно, в них что-то зашифровано… То, что Вэлдон с таким остервенением пытается их заполучить, само по себе наводит на мысль, что в них, вопреки предположениям Ари, содержатся ценные сведения. Пришло время во всем разобраться.
Спустя четверть часа он въехал на автостоянку Лионского вокзала. Припарковав машину рядом с лифтами, он подхватил рюкзак, поднялся на нулевой уровень и зашел в зал, где продавались билеты на южное направление.
Там, как и всегда в это время дня, толпился народ. Прибывшие пассажиры улыбались встречающим, спешили наружу, чтобы выкурить сигарету, которую не имели права зажечь во время всего пути. Уезжающие взволнованно толпились вокруг табло, чертыхаясь, когда сразу не удавалось найти номер платформы, с которой уходил их поезд. Опаздывающие пытались бежать, таща за собой чемоданы на колесиках, зеваки слонялись у киосков с дешевыми газетами, бомжи, не поднимая глаз, робко тянули руки за редкими подачками, военные в камуфляже, держа на виду ручные пулеметы, шаркали ногами точно так же, как та самая шпана, которую они, видимо, и намеревались устрашить. В расстегнутой рубашке, склонив голову, Ари пробивался сквозь море сухого и жаркого воздуха. Камера хранения была рядом, направо, сразу за запасным выходом, который охраняли двое полицейских в форме.
Кшиштоф подробно объяснил ему, где спрятал атташе-кейс: в дальнем углу автоматической камеры хранения, ячейка номер 83, код 1972. Запомнить проще простого: год выхода «Machine Head», который оба они считали лучшим альбомом «Deep Purple».
