Джонатан Келлерман - Ледяное сердце
— Через несколько дней. А почему ты спрашиваешь?
— Нам придется подождать ее возвращения, чтобы спланировать двойное свидание.
«Дав-хаус» размещался в обветшалом, окрашенном в темные тона жилом доме на Чероки, к северу от Голливудского бульвара. На доме не было ни вывески, ни какого-либо другого опознавательного знака. Парадная дверь была открыта. На одном из помещений цокольного этажа мы увидели надпись: «Офис». Директор, молодой, чисто выбритый черный мужчина по имени Дэрил Уизерспун, работал один за полуразвалившимся столом. Голову Дэрила украшали дреды. Когда он встал и пошел к нам, на нем закачалось серебряное распятие. Его серые одеяния пахли свежей стиркой.
Майло показал ему фотографию, и директор коснулся рукой щеки.
— О Боже! Бедная Эрна.
— Эрна, а дальше как?
— Эрнадин. Эрнадин Мерфи.
— Э. Мерфи, — повторил я. Уизерспун удивленно взглянул на меня.
— Что с ней случилось?
— Я звонил сюда примерно неделю назад, — сказал Майло, — разговаривал с женщиной, которой казалось, что она знает мисс Мерфи.
— Это, наверное, была моя помощница Диана Петрелло. Эрна была… это случилось неделю назад?
— Вчера вечером. Что вы можете рассказать о ней?
— Давайте сядем, — сказал Уизерспун.
Мы с Майло устроились на диване, приобретенном в магазине подержанных вещей, от которого разило табаком. Уизерспун предложил нам кофе из шипящей машины, но мы отказались. Сверху доносились шаги. Ярко-желтый цвет стены резал глаза.
— Вы расскажете, что случилось? — спросил Уизерспун, усаживаясь на стул.
— Это пока не ясно, — ответил Майло. — Ее нашли в узком переулке, в нескольких кварталах отсюда, позади церкви Святой Троицы.
— Церковь… она была атеисткой, это единственное, что я могу сообщить вам.
— Бескомпромиссной? — уточнил я. Он кивнул:
— Да. Нет, мы не слишком давим на них. Но тем не менее стараемся воздействовать на сознание. Эрна не стремилась постичь Господа. Она, по сути дела, не была нашей регулярной клиенткой, а лишь появлялась время от времени, когда ей становилось совсем плохо. Мы никому не отказываем в приюте, кроме буянов.
— Не буянила ли она когда-нибудь?
— Нет, никогда.
— Отчего ей порой становилось совсем плохо? — спросил Майло.
— Все сводилось к употреблению спиртного. Эрна спивалась, приближая свою кончину. Мы встречались неоднократно многие годы, и в последнее время стало очевидным явное ухудшение ее состояния.
— В каком смысле?
— Проблемы со здоровьем. Постоянный кашель, повреждение кожного покрова, боли в желудке. Однажды она ночевала у нас, и утром ее простыни были в пятнах крови. Сначала мы думали… ну, вы знаете, месячные. У нас всегда есть тампоны, но некоторые женщины забывают об этом. Как потом выяснилось, кровь у Эрны текла из… — Уизерспуна передернуло, — из заднего прохода. Внутреннее кровотечение. Мы вызвали одного из наших врачей-добровольцев, и нам удалось убедить Эрну показаться ей. Врач сказала, что ничего страшного нет, но что у Эрны имеются трещины и ими следует заняться. Заняться, по ее мнению, следовало и возможными повреждениями кишечника. Мы предложили Эрне обследоваться у специалиста, но она ушла и не появлялась несколько месяцев. Такова была манера ее поведения. Пришла — ушла. Для многих из них это всего-навсего место, где можно остановиться и перекусить.
— Как насчет проблем с ее психикой?
— Это само собой. Для многих наших клиентов это нечто почти обязательное.
— Какие конкретно психические проблемы были у Эрнадин Мерфи?
— Как я уже говорил, все сводилось к употреблению спиртного. Мне казалось, что она зашла слишком далеко — это называется органической болезнью мозга. Нарастающая умственная деградация. Ночуя здесь, она иногда просыпалась и галлюцинировала. Синдром Корсакова. Это дефицит витамина В. — Уизерспун нахмурился. — Кое-кто шутит насчет розовых слонов, но ничего смешного в этом нет.
— В каком состоянии она была до того, как началось ухудшение? — спросил я.
— Ммм… Не скажу, чтобы когда-либо Эрна была… вполне нормальной. Не то чтобы она была глупой. Нет. Когда нам удава — лось продержать ее в трезвом состоянии более или менее продолжительный период, она говорила так, что не было сомнений в богатстве словарного запаса. Казалось, что в свое время она получила образование. Но когда мы спрашивали ее об этом, она сразу же замыкалась. Позднее периоды трезвости становились все короче и реже. Последний год она была деструктивна.
— Агрессивна? — уточнил Майло.
— Напротив — пассивна, с затуманенным сознанием, заторможена, ей было трудно сосредоточиться, отмечалось и нарушение двигательной функции. Она спотыкалась, падала… именно это с ней и случилось? Упала и ударилась головой?
— Едва ли, — ответил Майло.
— Кто-то помог ей в этом?
— Пока мы не знаем, сэр.
— О Боже! — воскликнул Уизерспун. Майло вынул свою записную книжку.
— Как фамилия врача, которая осматривала Эрну в связи с кровотечением?
— Мы пользуемся услугами нескольких врачей — все добровольцы. Думаю, в тот раз была Ханна Голд. Ее кабинет находится в районе Хайленд. Это было всего один раз. Регулярных осмотров Эрны она не проводила. Никто не проводил. Нам никогда не удавалось найти ее. Бог дает, и Бог берет, но мы, смертные, совершаем многое такое, что влияет на путь, избранный нами.
— Что вам известно о жизни мисс Мерфи в ее семье?
— Ничего. Она никогда не говорила об этом.
— Были ли у нее друзья? — спросил я. — Общалась ли она с вашими постояльцами?
— Я не замечал этого. По-моему, женщины побаивались ее. В крупной Эрне было что-то устрашающее.
— Каким образом?
— Ходила она покачиваясь, бормотала, что-то ей мерещилось.
— Что мерещилось?
— Эрна никогда не говорила об этом, но по ее поведению, жестам мы догадывались, что она испугана. Однако попытки успокоить ее Эрна отвергала.
— Итак, женщины боялись ее.
— Возможно, я преувеличиваю. Они скорее нервничали, чем боялись. Эрна никогда не создавала проблем. Иногда она забивалась в угол и, возбужденная, начинала бормотать и махать кулаком. В такие моменты все ее сторонились. Но Эрна ни на кого не нападала. Порой она била себя в грудь, стучала по голове костяшками пальцев. Ничего серьезного, но вы понимаете, как это пугает.
— Относительно периодов просветления, — проговорил я. — Почему вы решили, что она получила хорошее образование?
— Ее словарный запас. То, как она использовала его. Хотелось бы привести конкретный пример, но не могу. Прошло много времени с тех пор, как я видел ее.
— Сколько? — уточнил Майло.
— Три, возможно, четыре месяца.
— Вам не трудно заглянуть в ваши записи и сказать точнее, сэр? — попросил Майло.
— Мне очень жаль, но записи, которые мы ведем, предназначены для правительства. Статус учреждения, освобожденного от налогов, и прочее. Работа с бумагами, предназначенными для правительства, отнимает у меня много времени.
— Богатый словарный запас, — повторил я.
— Более того, хорошая дикция. В ее манере говорить было нечто… изысканное.
— О чем она говорила в периоды просветления?
— Надо спросить Диану. — Уизерспун подошел к своему столу, нажал кнопку внутреннего телефона и тихо поговорил с кем-то. — Она сейчас спустится.
Шестидесятилетняя Диана Петрелло, полная женщина небольшого роста, с коротко подстриженными седыми волосами и огромными очками в черепаховой оправе, в розовом свитере и длинной юбке, услышав от Майло об Эрне Мерфи, проговорила мягким высоким голосом «Бог мой!» Он добавил некоторые детали, и по ее щекам потекли слезы. Когда она села напротив нас, Дэрил Уизерспун подал ей чашку кофе.
Погрев о чашку руки, Диана сказала:
— Надеюсь, бедняжка наконец обретет покой. — Истерзанная душа, — кивнул Майло.
— О да. Не все ли мы таковы?
Он повторил мой вопрос относительно периодов просветления у Эрны Мерфи. — О чем она говорила… — начала Петрелло. — Ммм, в основном об искусстве. Эрна часами сидела, рассматривая репродукции. Однажды я купила для нее несколько книг по искусству, но когда принесла их сюда, Эрна уже ушла. Такая уж она была. Беспокойная, непоседливая. В сущности, после этого я не видела ее.
— Какой вид искусства ей нравился? — поинтересовался Майло.
— Пожалуй, этого я не знаю. По-моему, живопись.
— Пейзажи.
Красивые пейзажи Джули Киппер.
— Все красивое, — ответила Петрелло. — Казалось, красота успокаивала ее. Но не всегда. Ничто не действовало на Эрну, когда она была не в себе.
— Она находилась в сильном возбуждении, — заметил Майло.
— Но никогда не создавала проблем.
— Были ли у нее друзья в «Дав-хаус»?
— Нет.
— Друзья вне приюта?
— Я никого не видела.
— Говорила ли она о друзьях вне приюта? Петрелло покачала головой.
— Конкретно, мадам, меня интересует молодой человек немногим более двадцати лет от роду. Высокий, худощавый, темноволосый, прыщеватый. Носит очки.
