KnigaRead.com/

Стивен Кинг - Долорес Клейборн

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Стивен Кинг, "Долорес Клейборн" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– Да, – говорит он.

– И в живых их нет больше тридцати лет, – говорю.

– Да, – говорит он опять.

– И все, что она мне про них рассказывала, было вранье.

Он опять прочистил горло – другого такого любителя откашливаться днем с огнем не найти, если судить по его сегодняшнему разговору со мной, – а когда заговорил, то почти по-человечески.

– А что она вам про них рассказывала, миз Клейборн? – спрашивает.

– Тут я подумала, Энди, и сообразила, что она очень много мне рассказывала с лета шестьдесят второго, когда приехала на остров, постарев на десять лет и похудев на двадцать фунтов в сравнении с предыдущим летом. Вспомнила, как она сказала мне, что, может, Дональд и Хельга приедут в августе и чтоб я запасла хлопья по-квакерски, потому как ничего другого на завтрак они есть не станут. Вспомнила, как она приехала в октябре – в ту самую осень, когда Кеннеди и Хрущев решали, не взорвать ли все к чертовой матери, – и сказала, что впредь я буду видеть ее куда чаще. «Надеюсь, что и детей тоже», – сказала она, но было что-то в ее голосе, Энди… и в ее глазах.

И больше всего мне ее глаза вспоминались, пока я стояла там с телефонной трубкой в руке. В течение долгих лет она мне много чего рассказывала ртом – о том, где они учатся, чем занимаются, с кем дружат (Дональд, по словам Веры, женился, и у него было двое детей, Хельга вышла замуж и развелась), но тут я поняла, что с шестьдесят второго года, с лета, ее глаза говорили мне только одно, повторяли снова и снова: их больше нет. В могиле они. Да-а… но, может, не совсем, может, они еще немножко жили, пока тощая, некрасивая экономка на острове у побережья Мэна верила, будто они живы.

Тут мои мысли перескочили на лето шестьдесят третьего – на лето, когда я убила Джо. Затмение ее прямо заворожило, но не просто потому, что такое случается раз в жизни. Нетушки. Она влюбилась в него, потому как верила, что оно вернет Дональда и Хельгу в «Сосны». Сколько раз она мне это повторяла! И этот ее взгляд, который знал, что их больше нет, на время исчез весной и летом того года.

Знаете, что я думаю? Я думаю, что с марта или апреля шестьдесят третьего года до середины июля Вера Донован была сумасшедшей. Я думаю, эти несколько месяцев она по-настоящему верила, что они живы. Она стерла из своей памяти картину, как «корвет» поднимают из карьера, и чистым усилием воли поверила, что они живы. Верой возвращала их к жизни? Нет, не так. Возвращала их к жизни затмением.

Она была сумасшедшей и, думается, хотела остаться сумасшедшей – может, так она возвращала их себе, а может, наказывала себя или и возвращала, и наказывала, но под конец в ней оказалось слишком много здравого ума, и у нее ничего не вышло. За неделю, а то и за десять дней до затмения все это начало ломаться. Это время, когда мы – те, кто работал у нее, – готовились к этому безбожному затмению, я помню, как помню вчерашний день. Весь июнь и начало июля она была в отличном настроении, но к тому времени, когда я отослала моих ребят, все пошло к черту. Как раз тогда Вера начала вести себя, будто черная королева в «Алисе в Стране Чудес», орала на всех, стоило им не так на нее поглядеть, и увольняла прислугу направо и налево. Я думаю, вот тогда-то ее последние усилия вернуть их к жизни кончились ничем. Она поняла тогда, что их нет, и осталась жить с этим. Но все-таки устроила прием, который задумала. Вы можете вообразить, какого мужества это потребовало? Какой чертовой твердости?

И я вспомнила, что она мне сказала – после того, как я ей выдала, когда она выгнала Карен Джолендер. Когда Вера потом подошла ко мне, я думала, она мне расчет даст. А она протянула мне пакет с приборчиками, чтоб затмение наблюдать, и извинилась – то есть для Веры Донован это было извинением. Она сказала, что иногда женщине приходится быть высокомерной стервой. «Иногда, – сказала она мне, – женщина только тем и держится, что она стерва».

Да уж, подумала я. Когда ничего другого не остается, только этим и держишься.

– Миз Клейборн? – говорит мне в самое ухо какой-то голос. И тут я соображаю, что Гринбуш еще на линии, а я и позабыла про него совсем. – Миз Клейборн, вы слушаете?

– Да, – отвечаю. Он ведь спросил меня, что она мне о них рассказывала, ну, я сразу и задумалась о тех печальных временах… Да только как мне было рассказать ему все это – какому-то человеку в Нью-Йорке, который понятия не имеет, как мы живем здесь, на Литл-Толле. И как она жила на Литл-Толле. Сказать по-другому, он много чего знал про апджоновские акции и про «Миссисипи лайт энд пауер», но ни фига про провода в углу.

Или про мусорных кроликов.

Тут он начинает:

– Я спросил, что она вам говорила…

– Говорила, чтоб постели для них всегда были готовы, а в кладовой – побольше хлопьев по-квакерски, – отвечаю. – Она говорила, что так надо, потому как они могут решить приехать в любую минуту. – И это, Энди, было близко к правде и для Гринбуша в самый раз.

– Да это же поразительно! – сказал он, ну прямо как доктор в дорогой клинике: «Да это же мозговая опухоль!»

Мы еще поговорили, толком уж не помню о чем. По-моему, я ему повторила, что ни единого цента из этих денег мне не надо, и знаю по тому, как он со мной говорил – ласково, по-доброму, вроде бы подбодряя меня, что ты, Энди, когда он с тобой говорил, не выложил ему последние новости, которые тебе Сэмми Марчент, уж конечно, отбарабанил. Тебе и всем на Литл-Толле, кому не лень слушать. Думается, ты решил, что его это не касается – во всяком случае пока.

Помню, я ему сказала, чтоб он все отдал Маленьким Странникам, а он отвечал, что никак не может. Он сказал, что сама я смогу, когда завещание будет утверждено (хотя и последний идиот понял бы, что, по-его, я и не подумаю, когда толком разберусь во всем), но он никак не может.

Под конец я обещала позвонить ему, когда «немножко соберусь с мыслями», как он выразился, а потом повесил трубку. А я еще долго там стояла – пятнадцать минут, не меньше. Мне было… жутко. Чувство такое, будто меня всю деньги облепили, как жуки-липучки, которые мой отец вывешивал летом в нужнике, когда я была маленькой. Мне стало страшно, что они еще крепче ко мне прилипнут, чуть я сделаю шаг, и так меня запеленают, что мне их уже никогда не отодрать.

К тому времени, когда я все-таки отошла от телефона, у меня совсем из головы вылетело, что я собиралась к тебе в участок, Энди. Правду сказать, я и одеться-то чуть не позабыла. Ну потому натянула старые джинсы и свитер, хотя думала платье надеть, и оно уже аккуратненько на кровати лежало. (И сейчас лежит, разве что кто-нибудь вломился в дом и выместил на платье злобу, которую они приберегали для его хозяйки.) Ноги вдела в старые галоши, и ладно.

Я обошла валун между сараем и ежевичником, постояла, поглядела на ежевику, послушала, как ветер стучит шипастыми ветками. А сквозь них белое пятно проглядывает – цемент на колодце. Тут меня дрожь пробрала, точно от сильной простуды или гриппа. Я пошла напрямик через Русский луг, а потом спустилась туда, где дорога кончается на Восточном мысу. Постояла там, чтоб океанский ветер волосы мне растрепал и омыл их, как он всегда делает, а потом по лестнице сошла.

Да не хмурься так, Фрэнк, – и канат у верха, и надпись, что они опасны, там на месте. Просто после всего, что со мной было, мне эта ветхая лестница нипочем была.

Я по всем поворотам до самого низа спустилась, до камней. Там прежде была старая пристань – старики ее пристанью Симмонса называли – сами знаете… но теперь от нее ничего не осталось – только пара-другая свай да два больших чугунных кольца, ввинченных в гранит, оба в чешуе ржавчины. Ну прямо глазницы в черепе дракона, если б драконы и вправду на земле водились. Сколько раз я с этой пристани удила, Энди, когда девочкой была, и, наверное, думала, что она там до конца времен достоит, ну да море рано или поздно все забирает.

Села я на нижнюю ступеньку и, болтая галошами, просидела там семь часов. Видела, как вода ушла с отливом, и она почти вся назад вернулась, когда я с этим местом распрощалась.

Сперва я старалась о деньгах думать, да не получалось. Может, людям, у кого их всегда столько, это просто, а у меня нет, не выходило. Чуть попробую – и вижу, как Сэмми Марчент смотрит сначала на скалку… а потом на меня. Вот и все, что для меня деньги в те минуты значили, Энди, и все, что они сейчас для меня значат – Сэмми Марчент смотрит на меня снизу вверх темным взглядом и говорит: «А я думал, она ходить не может. Ты же мне всегда говорила, Долорес, что она не может ходить».

Потом я задумалась о Дональде и Хельге. «Ты меня раз провела – тебе стыдно, – говорю неизвестно кому и болтаю ногами над накатывающимися волнами так близко, что на них пена попадала. – Ты меня два раза провела – мне стыдно». Только-то на самом деле и не провела она меня вовсе… ее глаза то есть.

И вспомнилось мне, как я вдруг сообразила – в конце шестидесятых это было, – что ни разу их не видела, ни единого разу с тех пор, как красавчик их на материк увез в тот июльский день в шестьдесят первом. И так это меня расстроило, что я даже нарушила свой зарок никогда про них не упоминать, если только Вера первая не начнет.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*