Джон Гришем - Завещание
Слова падали, словно тяжелые капли в густом воздухе на фоне мертвой тишины. Прежде чем ответить, она, как обычно, задумалась.
– Трой и меня не любил. Мы двадцать лет с ним не виделись.
– Это не важно. Он оставил вам все свое состояние. Спросить, почему он это сделал, уже никто не сможет, потому что, подписав завещание, он тут же выпрыгнул из окна. У меня при себе копия документа.
– Я не хочу ее видеть.
– И еще у меня кое-какие бумаги, которые вы должны подписать. Можно это сделать и завтра. После этого я отправлюсь в обратный путь.
– Что за бумаги?
– Юридические документы, все – в вашу пользу.
– Вам до моей пользы дела нет. – Слова сорвались быстро и прозвучали резко, Нейт был обескуражен укором.
– Это неправда, – попытался оправдаться он.
– Правда. Вы не знаете даже, чего я хочу или что мне требуется, что я люблю или не люблю. Вы не знаете меня, Нейт, так откуда же вам знать, что в мою, а что не в мою пользу?
– Ладно, вы правы. Я вас не знаю, вы не знаете меня. Но я юридически представляю здесь вашего покойного отца.
Мне все еще очень трудно поверить, что я действительно сижу в темноте у порога хижины в индейской деревне, затерянной в топях общей площадью со штат Колорадо, и разговариваю с очень симпатичной миссионеркой, которой выпало стать самой богатой женщиной на свете. Да, вы правы, я не знаю, что вы считаете благом для себя. Но все равно очень важно, чтобы вы прочли эти бумаги и подписали их.
– Я ничего не подписываю.
– Ну перестаньте.
– Ваши бумаги меня не интересуют.
– Вы их даже не видели.
– Ладно, скажите, что в них.
– Это официальные документы. Моей фирме поручено провести утверждение завещания вашего отца. Все наследники, упомянутые в завещании, обязаны известить суд, лично или в письменной форме, что они уведомлены о процессе и им была предоставлена возможность участвовать в нем. Этого требует закон.
– А если я откажусь?
– Честно говоря, об этом я не подумал. Это такая рутинная процедура, и я никогда не слышал, чтобы кто-то отказывался выполнить ее.
– Значит, дело подлежит рассмотрению в…
– В Виргинии. Ваше дело подлежит рассмотрению в суде по делам о наследствах, независимо от того, будете ли вы лично присутствовать.
– Не уверена, что мне это нравится. Никуда я не поеду. – После этого повисла долгая пауза. На землю опустилась кромешная тьма.
Мальчик под деревом стоял неподвижно, как изваяние.
Индейцы уже разбрелись по своим хижинам, из которых время от времени доносился лишь детский плач.
– Я принесу сока, – почти прошептала Рейчел и вошла в дом.
Нейт встал, потянулся и пришлепнул нескольких москитов, покушавшихся на его нежное тело.
В доме замаячил слабенький свет. Рейчел вынесла глиняный горшочек, в котором горел огонек.
– Листья вот этого дерева, – объяснила она, ставя горшочек на землю у двери. – Мы их жжем, чтобы отгонять москитов. Садитесь поближе.
Нейт последовал ее совету. Она снова ушла в дом и вернулась с двумя чашками. Рассмотреть, что в них, в темноте было невозможно.
– Это макаюно, напоминает апельсиновый сок.
Они сидели теперь на земле, почти касаясь друг друга, прислонившись спинами к стене дома. Горшочек с курящимися листьями стоял у их ног.
– Говорите тихо, – предупредила Рейчел. – Голоса в темноте разносятся далеко, а индейцам нужно спать. Они очень любопытны и захотят узнать, что здесь происходит.
– Но они же не понимают по-английски.
– Да, но все равно будут прислушиваться.
Его тело уже несколько дней не знало мыла, и он почувствовал внезапное смущение. Сделал глоток, потом еще один.
– У вас есть семья? – спросила Рейчел.
– Были. Две. Два брака, два развода, четверо детей. Сейчас я живу один.
– Вы так легко разводились?
Нейт отпил еще немного теплой жидкости. До сих пор ему удавалось избегать тяжелой диареи, которая часто настигает иностранцев в тропических странах. Этот густой напиток, разумеется, был безвреден.
Двое американцев посреди дикой природы. У них столько тем для обсуждения, почему непременно надо говорить о разводе?
– Признаться, оба развода дались мне весьма болезненно.
– Тем не менее это происходит очень часто. Мы вступаем в брак, разводимся, встречаем кого-то другого, снова создаем семью, опять разводимся. Опять встречаем человека…
– Мы?
– Я употребила это местоимение, имея в виду так называемых цивилизованных людей. Образованных, сложных…
Индейцы развода не знают.
– Но они и моей первой жены не видели.
– Она была такой неприятной?
Нейт глубоко вздохнул и отпил еще сока. “Доставь ей удовольствие, – сказал он себе. – Ей так хочется поговорить с кем-нибудь из ее прошлой жизни”.
– Простите, – спохватилась Рейчел. – Я не хотела совать нос в ваши дела. Это невежливо.
– Она была неплохим человеком, во всяком случае, в молодости. А я много работал, еще больше пил. Постоянно пропадал если не в конторе, то в баре. Она обижалась, потом озлобилась и начала мне изменять. Ситуация вышла из-под контроля, и мы возненавидели друг друга.
Короткая исповедь закончилась, и матримониальные неприятности казались ему теперь такими ничтожными.
– А вы никогда не были замужем? – спросил он.
– Нет. – Рейчел сделала глоток. Она была левшой и, когда поднимала чашку, коснулась Нейта плечом. – Павел никогда не женился, как вы знаете.
– Какой Павел?
– Апостол Павел.
– Ах, апостол.
– Вы читаете Библию?
– Нет.
– Однажды, в колледже, я была влюблена. И хотела выйти замуж, но Господь не допустил этого.
– Почему?
– Потому что Он хотел, чтобы я жила здесь. А юноша, которого я любила, был добрым христианином, но физически слабым человеком. Стань он миссионером, он бы просто не выжил.
– Сколько еще вы намерены здесь жить?
– Я не собираюсь уезжать отсюда.
– Значит, вас похоронят индейцы?
– Наверное. Это меня не беспокоит.
– Многие миссионеры ВОМП умирают в местах своего служения?
– Нет. Большинство возвращаются домой. Но у них есть родственники, которые могут их похоронить.
– У вас было бы полно родственников и друзей, если бы вы сейчас вернулись в Америку. Вы бы стали знаменитостью.
– Это еще одна причина, по которой мне следует оставаться здесь. Тут мой дом. А деньги мне не нужны.
– Не говорите глупостей.
– Это не глупость. Деньги для меня ничего не значат. Разве вы этого еще не поняли?
– Вы даже не знаете, сколько их.
– И спрашивать не хочу. Я делала сегодня свою работу, совершенно не думая о деньгах. Так будет и завтра, и послезавтра.
– Одиннадцать миллиардов – ни больше ни меньше.
– Вы думаете, это производит на меня впечатление?
– На меня произвело.
– Потому что вы поклоняетесь деньгам, Нейт. Вы принадлежите миру, где все измеряется деньгами. Это своего рода религия.
– Да, так и есть. Но и секс очень важен.
– Ну ладно, деньги и секс. Что еще?
– Слава. Каждый хочет быть знаменитым.
– Мир, достойный сожаления. Люди живут, словно в лихорадке. Они работают не разгибая спины, чтобы зарабатывать деньги, покупать вещи и производить впечатление на других. Человек ценится по тому, чем он владеет.
– Я тоже?
– А вы как думаете?
– Наверное.
– Тогда вы живете без Бога в сердце. Вы очень одиноки, Нейт, я это чувствую. Вы не знаете Бога.
Он состроил гримасу и хотел ответить что-то в свое оправдание, но правота ее слов обезоружила его. У него не было ни сил, ни оружия, ни твердой почвы под ногами, чтобы защищаться.
– Я верую в Бога, – ответил он искренно, но без уверенности.
– Это легко сказать, – так же мягко и медленно проговорила Рейчел. – Я не подвергаю ваши слова сомнению. Но одно дело слова, другое – жизнь. Вон тому хромому мальчику, стоящему под деревом, Лако, семнадцать лет, он мал ростом для своего возраста и очень часто болеет. Его мать сказала мне, что он родился недоношенным. Лако первым подхватывает любую болезнь. Сомневаюсь, что он доживет до тридцати. Но ему это не важно. Лако крестился несколько лет назад, и духом он чище всех нас. Он весь день говорит с Богом; вероятно, молится и сейчас. Он не знает тревог, не знает страхов. Если его что-то волнует, он обращается непосредственно к Богу, и тяготы отступают.
Нейт посмотрел туда, где под деревом в темноте молился Лако, но ничего не увидел.
Рейчел продолжала:
– На земле у этого маленького индейца нет ничего, свои сокровища он хранит на небесах. Он знает, что, когда наступит его час, он перейдет в вечность, где будет пребывать рядом с Творцом. Лако богат.
– А Трой?
– Сомневаюсь, что Трой верил в Бога даже в свой смертный час. А если так, значит, он теперь горит в аду.
– Вы не можете в это верить.
– Ад – вполне реальное место, Нейт. Читайте Библию. Сейчас Трой отдал бы все свои одиннадцать миллиардов за глоток холодной воды.
Нейт не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы вести теологический диспут, поэтому замолк. Рейчел не тревожила его. Время шло. В деревне заснул наконец последний младенец. Воцарились абсолютная темнота и тишина, ни звезд, ни луны на небе. Единственным источником света оставалось желтоватое пламя, колыхавшееся у их ног.
