Тесс Герритсен - Гробовое молчание
— А почему я должна верить вам? — спрашиваю я.
— Потому что хранить и оберегать такое оружие — моя работа. Я доктор Калвин Черри из музея Артура Саклера. Я изучил множество древних мечей. И знаю их историю. Знаю битвы, в которых они использовались. — Он склоняет голову, и этот жест уважения поражает меня. — Я сочту за честь, если вы позволите мне посмотреть на Чжен И, — тихо добавляет он.
Я смотрю в его кроткие карие глаза и вижу искренность, которой не ожидала. Этот человек идеально произносит имя сабли, а потому я знаю, что он говорит на мандаринском диалекте. И, что еще важнее, он понимает — хорошее оружие следует почитать за мастерство его создателя и века, которые ему удалось пережить.
— Идемте со мной, — приглашаю я. — Белла, продолжи, пожалуйста, занятие.
Я веду гостей в дальнюю комнату и закрываю дверь. Достаю из кармана ключ и отпираю шкаф, где на одной из полок лежит длинный предмет, завернутый в шелк. Обеими руками я передаю его доктору Черри.
Он с поклоном принимает его и осторожно опускает на мой рабочий стол. Детективы Риццоли и Фрост наблюдают, как доктор Черри разворачивает красный шелк, извлекая ножны с вложенным в них оружием. Некоторое время он рассматривает сами ножны — из лакированного дерева, с бронзовой отделкой. Рукоять тоже из лакированного дерева, но она обтянута кожей ската-хвостокола, покрашенной зеленой краской. Когда доктор Черри обнажает меч, клинок мелодично звякает, и у меня по коже пробегает нервная дрожь.
— Люедао, — тихо произносит он.
Я киваю:
— Сабля в форме ивового листа.
— Вы говорите, это семейная реликвия?
— Она принадлежала моей матери, а до этого — ее матери.
— И сколько же поколений она была у вас?
— Начиная с генерала Ваши.
Доктор поднимает на меня взор — он явно изумлен.
— В самом деле?
— Такова наша родословная.
— А кем он был, этот генерал? — интересуется детектив Риццоли.
— Такая историческая деталь вам понравится, детектив, — отвечает доктор Черри. — Генерал Ваши — женщина, самая знаменитая среди мастеров парных дао. Воительница, которая дралась двумя саблями, по одной в каждой руке. Во времена правления династии Мин она командовала тысячами солдат, вела их в атаки на японских пиратов, о которых я вам рассказывал. — Доктор с благоговением смотрит на меня. — А вы ее потомок.
Я киваю, улыбаясь ученому.
— Мне приятно, что вы о ней знаете.
— Но это ведь поразительно! Подумать…
— Доктор Черри, — вмешивается детектив Риццоли. — А как насчет сабли?
— Ах да. Ну конечно. — Он достает очки и надевает их на нос. Видно, как за линзами сосредоточенно щурятся его карие глаза. — У этой сабли типичный для даоизгиб ивового листа. Это очень древняя форма, — объясняет он детективам. — Сабля несколько короче, чем обычно, но, я полагаю, это вполне объяснимо, раз оружие создавалось специально для женской руки. Кровостоки тоже типичны, они сделаны, чтобы немного облегчить клинок. Поглядите на эту гравировку на стали! Поразительно, что она до сих пор такая глубокая! А этот эфес — можно было бы счесть его оригинальным, если бы мы не знали, что ему должно быть по меньшей мере пятьсот… — Он осекается.
Я вижу, что доктор хмурится — между бровями над его очками собираются морщины. Несколько мгновений он не произносит ни слова. Затем доктор Черри подносит даопоближе к глазам, скрупулезно изучая режущую кромку клинка. Испытывает его гибкость. Наконец достает из кармана увеличительное стекло и разглядывает через него гравировку.
В конце концов он выпрямляется, смотрит на меня, и я замечаю в его глазах странную грусть. На лице ученого читается сожаление. Он молча вкладывает даов ножны и передает мне.
— Госпожа Фан, — говорит он. — Благодарю, что позволили мне взглянуть на Чжен И.
— Значит, вы уже закончили? — осведомляюсь я.
— Пожалуй, у нас нет необходимости забирать саблю.
— Доктор Черри, — возмущается детектив Риццоли, — криминалистам нужно исследовать ее.
— Поверьте, вы ищете совсем другое оружие.
Детектив Риццоли оборачивается к детективу Фросту.
— Это та самая сабля, которую ты видел?
Судя по лицу, Фрост смущен. Его взгляд мечется вверх-вниз, между моим лицом и саблей в моих руках. Щеки Фроста алеют — видимо, он понимает, что мог допустить ошибку.
— Так та или нет? — требует ответа его напарница.
Фрост качает головой.
— Я не уверен. Ну, то есть я видел ту саблю всего лишь одно мгновение.
— Детектив Фрост, — холодно произношу я, — когда вы в следующий раз придете сюда, надеюсь, вам достанет учтивости сообщить, чего именно вы от меня хотите.
Моя колкость достигает цели, и он вздрагивает, словно от укуса.
Детектив Риццоли вздыхает.
— Госпожа Фан, несмотря на то что сказал доктор Черри, нам все равно придется забрать саблю для дальнейшего изучения. — Она протягивает руки, ожидая, что я передам ей добычу.
Выдержав паузу, я кладу оружие ей в руки.
— Я рассчитываю, что она вернется ко мне в целости и сохранности.
Гости собираются уходить, и я замечаю, что детектив Фрост в раскаянии оглядывается, однако я отгораживаюсь надменностью, словно щитом, отклоняя все его извинения. Опустив плечи, он выходит за дверь.
— Сыфу? — тихо окликает меня Белла, входя в кабинет.
В соседнем зале ученики, кряхтя и потея, продолжают сражаться, действуя кулаками и ногами. Белла закрывает дверь, чтобы никто из них не заметил удовлетворенных взглядов, которыми мы обмениваемся.
Ход, встречный ход. Игра в шахматы продолжается, и полиция по-прежнему на шаг отстает от нас.
29
Джейн выждала, пока они прошли полквартала, до того места, где были припаркованы их машины, и только тогда обратилась к доктору Черри.
— Почему вы так уверены, что это не то оружие?
— Отвезите его в криминалистическую лабораторию. Пусть его исследуют, если вы мне не верите, — отозвался ученый.
— Мы ищем древнюю китайскую саблю, и вдругоказывается, что у нее есть такая.
— Вы забрали у нее не ту саблю, которую вы ищете. Да, на режущей кромке есть зазубрины и щербинки, свидетельствующие о длительном использовании, однако гравировка и кровостоки слишком явственны. Эфес тоже, судя по всему, был на этом оружии изначально. А деревянная рукоять, изготовленная в эпоху династии Мин, не смогла бы пережить века и остаться в таком хорошем состоянии.
— Значит, это не старинная сабля?
— Конечно, она прекрасно сделана, ее вес и балансировка соответствуют сабле времен династии Мин. Однако эта сабля — всего-навсего очень хорошая копия. Ей самое большее пятьдесят — семьдесят пять лет.
— Почему вы не сказали этого, когда мы были там?
— Потому что ясно: она верит в подлинность сабли. Онаверит, что получила оружие по наследству от предков. У меня не хватило духу разуверить ее, особенно если учесть, что это так много для нее значит. — Доктор бросил взгляд в сторону ворот пайфан. День клонился к завершению, и в Чайна-таун стекались желающие поужинать; они бродили по узким улочкам и рассматривали меню в витринах. Доктор Черри с печалью оглядел толпу. — В музее, где я работаю, — продолжил он, — меня часто просят оценить семейные реликвии. Люди приносят разнообразный хлам со своих чердаков. Вазы, картины и музыкальные инструменты. С ними связаны разнообразные легенды. Почти всегда мой вердикт разочаровывает владельцев, потому что обычно люди приносят вовсе не сокровища, а ничего не стоящие копии. Это заставляет владельцев сомневаться в том, что им рассказывали в детстве, разрушает их личную мифологию. Мне неприятно, что я становлюсь невольной причиной всему этому. Людям хочется верить, что в их семье произошло нечто необычное, и в качестве доказательства они демонстрируют старинное бабушкино кольцо или дедушкину скрипку. Зачем же им слушать жестокую правду о том, что большинство из нас — совершенно обычные люди, а семейные реликвии, которые мы бережно храним, — почти всегда подделки?
— Госпожа Фан верит, что она потомок женщины-воительницы, — проговорил Фрост. — Вы считаете, что это всего лишь одна из семейных фантазий?
— Думаю, ей рассказали родители. А в качестве доказательства подарили саблю.
— Так значит, это неправда. Насчет генерала Ваши.
— Все возможно, детектив Фрост. Вы тоже могли бы оказаться потомком короля Артура или Вильгельма Завоевателя. Если это важно для вас и помогает справиться с повседневностью, тогда в такие вещи стоит поверить. Потому что семейная мифология значит для нас куда больше, чем истина. Она помогает нам справиться с полнейшей ничтожностью нашей собственной жизни.
