Деон Мейер - Смерть раньше смерти
Профессор Пейджел был недоволен сержантом О'Грейди.
— Капитан, — жаловался он Яуберту, — сержант не испытывает никакого почтения к смерти. В будущем я бы предпочел, чтобы при вскрытии присутствовали вы. По-моему, его черный юмор попросту непрофессионален.
Яуберт что-то пробормотал вместо извинения и спросил о времени смерти Макдоналда.
— Трудная задача, капитан. Точного времени я вам назвать не могу. — Профессор всегда стремился в своих заключениях к научной точности. Ведь ему частенько приходилось выступать на суде. — Грубо говоря, шесть утра плюс-минус час. — Пейджел начал подробно объяснять, как он пришел к такому выводу.
Яуберта спас голос из-за двери, звавший его по имени. Он извинился и вышел. Констебль протягивал ему трубку.
— Яуберт.
— Здравствуйте, капитан! Я Маргарет Уоллес.
— Доброе утро, миссис Уоллес.
— Не знаю, пригодится ли вам то, что я вспомнила, но, по-моему, Джимми знал одного из убитых.
Услышав, что Маргарет Уоллес говорит о муже в прошедшем времени, Яуберт понял, что она уже преодолела Врата Ночи и теперь знает, как выглядит пейзаж на другой стороне.
— Макдоналда? — спросил он.
— Нет. Другого. Из Мелкбоса. Кажется, его фамилия Феррейра.
Сердце у Яуберта забилось чаще. Наконец-то появился хотя бы один след. Первая ниточка — если не считать откровенной лжи Оливера Нинабера.
— Где вы сейчас?
— Дома.
— Я еду к вам.
Маргарет Уоллес увела его за дом, усадила за стол на краю большого бассейна и ушла заваривать чай. Вскоре она вернулась с красивым подносом, на котором стояли фарфоровые чашки, блюдца, свежеиспеченный банановый кекс и масло. Маргарет Уоллес улыбнулась и поставила поднос на белый пластмассовый стол.
— Джимми любил банановый кекс. Но я перестала его печь. Сама не знаю почему. Так бывает. Жизнь идет, и ты забываешь какие-то мелочи вроде любимого лакомства мужа. Больше приноравливаешься к детям, учитываешь их потребности, их капризы…
Она разлила чай. Яуберт слышал, как на деревьях щебечут птицы, как журчит вода, переливаясь из чайника в чашку. Он посмотрел на тонкие руки хозяйки. На безымянном пальце левой руки по-прежнему было обручальное кольцо.
— И вдруг вчера мне захотелось испечь банановый кекс. Разве не странно?
Яуберт поднял голову, увидел, что Маргарет Уоллес смотрит на него в упор своими разными глазами. Отвечать на ее вопрос не хотелось.
— Хотите кусочек?
Он кивнул, но тут же виновато добавил:
— Я на диете.
Маргарет Уоллес улыбнулась. Яуберт заметил безупречную линию губ и ровные белые зубы.
— Вы?! Неужели вам нужно худеть?
— Да.
— Что говорит по этому поводу ваша жена? — В ее голосе слышался неподдельный интерес.
— Я не женат. — И вдруг, без всякой причины, он выпалил: — Моя жена умерла.
— О, извините.
В тишине солнце как будто померкло, а все звуки в саду затихли. Молчание лежало между ними, словно осязаемая преграда. После его признания они с Маргарет Уоллес стали товарищами по несчастью, которые вместе преодолели часть пути. Обоим трудно было смотреть друг другу в глаза. Оба боялись пережить еще большую боль.
Они молча налили в чашки молока, добавили сахар, размешали его. Маргарет Уоллес ровным голосом поведала Яуберту о визите Ферди, но, рассказывая, не смотрела на своего собеседника. Интересно, подумал Яуберт, хорошая ли у нее память. Ведь с тех пор, по ее словам, прошло около четырех-пяти лет. Но тут она упомянула, что посетитель прихрамывал.
— В детстве он болел полиомиелитом.
— Вот как!
Яуберт спросил, бывал ли Ферди Феррейра у них в доме после того визита. Не помнит ли она каких-либо подробностей. Слышала ли она когда-нибудь об Александере Макдоналде. На все вопросы Маргарет Уоллес отвечала отрицательно. Потом он попросил у нее фотографию покойного Джеймса Уоллеса.
— Если можно, недавний снимок.
— Зачем?
— Я покажу его родственникам других жертв.
— Как по-вашему, важно ли то, что Ферди Феррейра у нас был?
— Именно это я и собираюсь выяснить.
Маргарет Уоллес ненадолго вышла, а потом вернулась и, не глядя Яуберту в глаза, протянула ему снимок. Он торопливо сунул снимок в карман и, извинившись, встал. Она проводила его до дверей. Прощаясь, она улыбнулась. Но улыбка вышла механическая.
Дядюшка Затопек Шольц не любил торговый центр в Тейгерберге. Ему не нравилось оформление атриума, не нравились стены с нарисованными американскими военными кораблями. Его раздражали толпы народу, громкая музыка и запах быстрой еды. Ему хотелось поскорее вернуться к себе на ферму за Малмсбери, но жена настояла, чтобы они заехали сюда по пути с аукциона, потому что в «Вулворте» шла распродажа нижнего белья, а она, по ее словам, покупала бюстгальтеры только там.
Вот почему дядюшка Зато, как все его называли, сидел в пикапе «ниссан» на стоянке. Вдруг он вспомнил, что наличных у него осталось всего несколько рандов. Надо бы заправить машину и купить табак для одного из работников.
Дядюшка Зато вытащил из бардачка чековую книжку Премьер-банка, вышел, старательно запер пикап и направился в торговый центр. Он знал, что там есть отделение «Премьера». Он не торопился — шестидесятипятилетний мужчина в твидовом пиджаке, синей рубашке с короткими рукавами, бежевых шортах, длинных бежевых носках и коричневых теннисных туфлях. Он прошел мимо припаркованных на стоянке машин, подождал, пока откроется раздвижная дверь на фотосенсорах, и направился к отделению «Премьера». Зашел за стойку, открыл чековую книжку, выписал чек и встал в очередь. Ждать пришлось довольно долго. Наконец он очутился у окошка.
Дядюшка Затопек Шольц просунул чек под стекло и посмотрел на кассиршу. Она оказалась молоденькая, с длинными черными волосами и недовольно надутыми губками.
— Дай двадцатками, солнышко, — произнес дядюшка Зато и сунул руку в карман твидового пиджака, собираясь достать кошелек.
Кассирша расслышала последнее слово и увидела, как клиент расстегивает пиджак, засовывает руку во внутренний карман.
Она торопливо нажала кнопку сигнализации и закричала.
Констебль Вуси Хумало вздрогнул от неожиданности. Оперативник в штатском стоял у окна и глазел на чернокожую красотку, мывшую пол в гастрономической секции. Услышав крики, он машинально выхватил из кобуры табельный пистолет Z-88, развернулся на каблуках, увидел кассиршу и человека, засунувшего руку под пиджак.
Хумало был хорошим полицейским. В бурном девяносто четвертом он прошел боевое крещение в пригородах Кейптауна, а несколько месяцев назад успешно сдал экзамен на чин сержанта. Хумало действовал по инструкции, которая гласила: расставить ноги, вытянуть перед собой пистолет, держа его обеими руками, прицелиться и громко, командным голосом, приказать преступнику бросить оружие. Пусть знают свое место, пусть знают, кто тут главный.
— Стоять, или я стреляю! — Его голос перекрыл вой сигнализации и испуганные крики зевак. Хумало целил прямо в лоб дядюшке Зато.
Дело довершила полная невиновность фермера из Малмсбери. Если бы дядюшка Зато был тем самым грабителем, он бы, конечно, застыл на месте, чтобы никто не усомнился в его намерениях.
Но дядюшка Зато так испугался, что быстро повернулся. Когда он увидел, что крепкий чернокожий мужчина целится в него из пистолета, ему инстинктивно захотелось взять кошелек в руки — для пущей безопасности.
Дядюшка Зато сунул руку во внутренний карман пиджака.
Хумало опустил ствол пистолета на несколько сантиметров и нажал на спусковой крючок, будучи совершенно уверен в том, что человек в твидовом пиджаке собирается выхватить свое оружие.
Пуля угодила дядюшке Зато в плечо, раздробила ему ключицу и разорвала подключичную артерию. Он упал навзничь на стойку, из раны хлынула кровь, залившая деревянные панели. Через две минуты дядюшке Зато грозила смерть от кровопотери.
Клиенты и служащие так оглушительно вопили, что Вуси Хумало, склонившийся над дядюшкой Зато, с трудом расслышал слова раненого:
— Что вы делаете?
— Вы собирались ограбить банк, — заявил Хумало.
— Нет, — прошептал дядюшка Зато. Его окутывал мрак. Вскоре он перестал что-либо понимать.
— Надо остановить кровь, — произнес вдруг сзади чей-то спокойный голос.
Констебль Хумало поднял голову и увидел молодого чернокожего мужчину в белой куртке.
— Вы врач? — спросил Хумало, отходя в сторону.
Молодой человек нагнулся и стиснул рукой плечо дядюшки Зато, останавливая кровотечение.
— Нет, — ответил молодой человек. — Я только учусь. — С этими словами он спас жизнь Затопеку Шольцу.
31
Яуберт и де Вит сидели в роскошном кабинете управляющего подразделением Премьер-банка. Окна кабинета выходили на север, на бухту. Но ни один из троих мужчин не любовался потрясающе красивым видом.
