Карл Хайасен - Дрянь погода
Через несколько минут Макс Лэм уже отбросил всякие тревоги насчет верности Бонни. Готовность к самообману в подобных делах – результат непомерно раздутого самомнения. А главное – Макс не мог представить, чтобы Бонни возжелала другого мужчину. Особенно такого типа: изгой и псих. Невозможно! Макс хихикнул, выпустив клуб дыма. Она его наказывает, только и всего. Очевидно, еще злится за ураганную экскурсию.
Растираясь под душем, Макс сосредоточился на ближайшей задаче: непокорный Клайд Ноттедж-младший, хворый президент «Даремских Бензина, Мяса и Табака». Максу приказано урезонить старого пердуна, заставить понять всю серьезность последствий отзыва дорогостоящей рекламы из печати. Перед отъездом Макса из Нью-Йорка четыре исполнительных вице-президента фирмы «Родейл и Бернс» порознь наставляли его насчет важности гвадалахарской миссии. Макс понимал, что успех гарантирует ему долгую и прибыльную карьеру в агентстве. Будет «круговая пробежка», как выразилась одна шишка. Переубедить старика – значит одержать победу по всем статьям. А Клайд Ноттедж – упрямый старый хмырь.
Такси доставило Макса в жилой район, к клинике «Арагон» – двухэтажному оштукатуренному и свежеокрашенному зданию, вокруг которого разбили пышные цветники. Вестибюль клиники свидетельствовал о недавней реконструкции, не коснувшейся, к сожалению, системы вентиляции. Макс ослабил галстук и сел. На стеклянном столике лежала пачка информационных брошюр на испанском. Макс из любопытства взял одну. На первой странице изображался баран; стрелка указывала ему между задних ног.
Макс положил брошюру на место. Хотелось курить, но на стене висела табличка «No Fumar». По скуле сползла капля пота, и Макс промокнул ее носовым платком.
Появился человек в белом халате – светлоглазый американец лет шестидесяти с лишним. Он представился как доктор Кляп, лечащий врач мистера Ноттеджа.
– Когда я смогу его увидеть? – спросил Макс.
– Через несколько минут. Он заканчивает процедуру.
– Как он?
– В общем и целом лучше, – туманно ответил доктор Кляп.
Заговорили о клинике, потом о раке. Врач спросил, курит ли Макс.
– Только начал.
– Начали? – недоверчиво переспросил врач.
– Долгая история, – сказал Макс.
– Мистер Ноттедж выкуривает четыре пачки в день.
– Я слышал, шесть.
– О, мы сократили его до четырех, – похвастал врач, давая понять, что это была борьба характеров.
Макс поинтересовался необычной методикой лечения опухолей. Доктор Кляп воодушевился:
– Мы действительно кое-чего добились. Пока результаты совершенно поразительные.
– А почему вы решили использовать… ну, вы понимаете…
– Баранью сперму? – Лицо врача осветилось мудрой улыбкой. – Это весьма любопытная история.
Слушая, Макс гадал, не выдает ли его лицо глубинного ужаса. Метод Кляпа основывался на случайном наблюдении, что бараны очень редко болеют раком легких.
– По сравнению с кем?
Врач лукаво погрозил пальцем:
– Вы сейчас говорите, как чиновники из Управления по контролю за продуктами и лекарствами. – Он скрестил руки на груди и подался вперед. – Вероятно, вам не терпится узнать, как мы добываем сперму?
– Вовсе нет, – убежденно выпалил Макс.
Рядом с доктором возникла огромная туша сестры, которая сообщила, что дневная процедура мистера Ноттеджа завершена. Врач повел Макса в палату. Перед дверью он негромко сказал:
– Я оставлю вас одних. Последнее время старик на меня дуется.
До этого Макс встречался с Клайдом Ноттеджем-младшим только раз на гольфе в Роли. Тот крепкий, вспыльчивый синеглазый скряга совершенно не походил на костлявую развалину с серой кожей, что лежала на больничной койке, пока Клайд Ноттедж не разомкнул губы:
– Какого черта уставился, пацан?
Макс придвинул к кровати стул, сел и умостил на коленях портфель.
– Дай закурить, – буркнул Ноттедж.
Макс вставил «Мустанг» в бескровные губы старика и спросил:
– Сэр, врач известил вас о моем приходе? Как вы себя чувствуете?
Ноттедж не обращал на него внимания. Он вынул изо рта сигарету и печально осмотрел:
– Все правда, что они говорят. Эта хреновина вызывает рак. Я знаю, что это так. И ты знаешь. И чертово правительство.
Макс забеспокоился.
– Люди вправе сами решать, – сказал он.
Ноттедж засмеялся, и в груди у него забулькало. Трясущейся рукой он сунул сигарету в рот. Макс поднес огонь.
– Тебя хорошо натаскали, – сказал старик. – Глянь на меня… Ты слыхал о бараньей молофье?
– Да, сэр.
– У меня в груди опухоль размером с кубинский манго, и я скатился до бараньей молофьи. Моя последняя земная надежда.
– Врач говорит…
– Да пошел он! – Ноттедж помолчал, вызывающе затягиваясь сигаретой. – Ты здесь из-за рекламы, так? Родейл прислал тебя, чтобы я передумал.
– Сэр, доклад Национального института здравоохранения стал новостью, точнее, плохой новостью. Но газеты и журналы всего лишь выполняли свою работу. Им пришлось это опубликовать, ведь все телестанции…
Клайд Ноттедж заржал так, что у него потекло из носа. Он отерся безволосой иссохшей рукой.
– Господи, ты ничего не понял. Никто не понял.
Веселость старика вселила в Макса ложную надежду.
– Я похерил рекламу, – продолжил Ноттедж, – потому что рассвирепел. Вот это правда. Но мне плевать, что они опубликовали доклад.
– Тогда в чем дело?
Столбик пепла упал на одеяло. Старик попытался его сдуть, но смех отнял у него последние силы, и он лишь хрипел. Отдышавшись, Ноттедж сказал:
– Я разозлился, потому что они сраные ханжи. С первых страниц сообщают всему миру, что мы торгуем отравой. Но с радостью берут от нас деньги и рекламируют эту самую отраву. Жадные лицемерные твари – так и передай всем в Нью-Йорке.
Макс понял, что разговор принял опасный оборот.
– Это всего лишь бизнес, сэр.
– Что ж, бизнес, из которого я выхожу. Прямо сейчас. Пока не оставил сей жалкий мир.
Макс ждал финальной фразы, но старик замолчал. У Макса задергалось в животе.
Клайд Ноттедж сунул тлеющий окурок в пластиковый стаканчик с апельсиновым соком.
– С сегодняшнего дня компания «Даремские Бензин, Мясо и Табак» называется «Даремские Бензин и Мясо».
– Нет! – вскрикнул Макс. – Прошу вас, не торопитесь. Вы слишком нездоровы, чтобы принимать такое важное решение.
– Я подыхаю, кретин ты безмозглый. Три раза на дню нянька, похожая на Панчо Вилью,[54] вкалывает мне в брюхо баранью сперму. Мне еще как нездоровится. Подай салфетки.
Макс подал упаковку «Клинекса» с подноса. Ноттедж отхаркался в бумажный платок.
– Сэр, я настоятельно вас прошу ничего сейчас не предпринимать.
– Все уже, к черту, сделано. Я утром позвонил. – Ноттедж опять сплюнул. Потом развернул салфетку и исследовал содержимое. – Я недавно проверял, у меня по-прежнему пятьдесят один процент акций компании. Зря потратился на дорогой перелет, парень. Решение принято.
Макса подташнивало от безысходности, но он попытался возразить. Ноттедж ссутулился, спрятал лицо в ладони и зашелся безудержным кашлем.
Макс отскочил от кровати.
– Позвать доктора Кляпа?
Старик посмотрел в руки:
– Вот дерьмо!
Макс бочком придвинулся:
– С вами все в порядке?
– Если не считать, что у меня в руках кусок собственного легкого.
– Господи! – Макс отвернулся.
– Кто знает, – задумчиво сказал старик, – может, он будет когда-нибудь в цене. Поместишь его в Смитсоновский институт, как елдак Диллинджера.[55]
Он размахнулся и хилой рукой запустил отвратительный кусок плоти в стену. Тот повис там, словно клякса густой сальсы.
Макс выскочил из палаты. Через мгновенье Клайд Ноттедж-младший откинулся на подушку и, радостно захрипев, умер. На его лице застыла торжествующая улыбка.
Деннис Риди обладал потрясающим нюхом на возможные неприятности. За долгие годы его легендарная интуиция сберегла «Среднезападному Ущербу» многие миллионы долларов, и потому его услуги по проверке страховых исков высоко ценились в штаб-квартире компании, в Омахе. Назначение Риди руководителем Кризисной бригады страховщиков напрашивалось само: Южная Флорида считалась национальной столицей афер со страховками, а Риди знал территорию вдоль и поперек.
В доме 15600 по Калуса-драйв внутренний радар Денниса Риди засигналил на полную мощь. Челюсть мужчины была сломана давно и зажила. Но маячила другая проблема.
– Мистер Торрес, как вы поранили эту ногу? – спросил Риди.
Сидевший в кресле человек раздраженно ответил:
– Это все шторм.
Риди сухо сказал Фреду Даву:
– Вы этого не отметили.
– Они не включают ранение в иск.
Риди подавил желание расхохотаться в лицо молокососу. Антонио Торрес являл собой учебный образец «неудобного клиента»: искалеченный, угрюмый и замкнутый – точный тип зануды, который без зазрения совести одурачит страховую компанию. Может, идея Торресу в голову еще не приходила, но непременно придет.
