Дуглас Кеннеди - Крупным планом
Но уехать из Джексона оказалось не так-то легко. Снег уже переходил в пургу, приближалась ночь, а когда я остановился у местной заправочной станции, парнишка у насоса сообщил мне, что по всем дорогам, ведущим с курорта, сейчас не проехать.
— Сегодня из этого города не выбраться, — сказал он. — На вашем месте я бы поскорее нашел себе комнату, пока еще не все разобрали.
— А к утру дороги расчистят? — спросил я.
— Обычно чистить начинают еще до рассвета, но должен вас огорчить: синоптики предсказывают больше двух футов за ночь.
Я купил пару бутербродов и упаковку пива в маленьком магазинчике, затем умудрился снять последний номер в небольшом мотеле на окраине города. Все ночь я просидел в своей комнате, наблюдая всякую дребедень по крохотному телевизору, не решаясь показать свою физиономию в городе. Я поднялся в шесть утра и выглянул в окно. Все белым-бело. Я позвонил вниз и справился по поводу погоды.
— Пурга продолжится по меньшей мере до трех часов дня, — сказала мне женщина за конторкой. — Вам нужен номер еще на одни сутки?
— Похоже, у меня нет выбора, — ответил я.
Я быстренько сбегал в соседний продуктовый магазин, затем вернулся в номер продолжать свое занудное дежурство перед телевизором. Я справился с коробкой пончиков с повидлом и кофе, которое продавали на вынос. Я посмотрел Опру, Жералду, Сэлли Джесс, «Люди пожилого возраста, которые женятся на тамбурмажоретках»… «Наркоманы воссоединились со своими отцами-полицейскими»… «Жирные женщины, которые не могут подтереться»… Все в чем-то исповедовались, роняли крупные слезы, обнимали потерянных было родителей, хвастались своим вновь обретенным эмоциональным драйвом. Я съел жирную колбасу салями, выпил большую бутылку «Доктора Пеппера» и провел день, пересматривая повторы «Медового месячника», «Я люблю Люси» и других ситкомовских «останков» моего детства. Я попытался читать плохую книжку в мягкой обложке о серийном убийце, который специализировался на бухгалтерах. Пять минут я пялился на «Улицу Сезам», но мысли об Адаме и Джоше охватили меня, и я переключил каналы. Я просмотрел «Всемирные новости АВС» и «Час новостей» с Джимом Лейрером. Я с жадностью съел бутерброд с ветчиной и сыром и открыл первую бутылку пива. Я просмотрел все передачи Эн-би-си в прайм-тайм. Допил последнюю бутылку пива Задернул шторы. Пурга закончилась. Я свалился на постель — распухший, переевший, перепивший — и поклялся никогда больше не подвергать себя подобному заточению.
Еще только рассветало, а я уже ехал по дороге 22. Ее только что расчистили, но все равно ехать было непросто. Дважды машину заносило. Еще пару раз я в последний момент сумел удержаться, чтобы не слететь в овраг. Я полз со скоростью 20 миль в час, зубы стучали. Печка в машине старалась изо всех сил, но не могла справиться с температурой в восемь градусов по Фаренгейту. Кожаная куртка Гари и ковбойские сапоги тоже были недостаточно теплыми для зимы в Вайоминге. Я хотел купить себе хорошую куртку и пару теплых сапог, пока был в Джексоне, но боялся, что стоит мне только появиться в магазине Ральфа Лорена, как я тут же услышу зычное: «Лори, разве это не покойный Бен Брэдфорд вон там стоит?» Лучше еще денек померзнуть, чем встретить знакомого.
Холодно внутри, холодно снаружи. А на горизонте самая ледяная картинка из возможных — устрашающие силуэты Гранд Тетон. Рваные вершины, скребущие небо на высоте в тринадцать тысяч футов, вызывающие и суровые. В этих вершинах не было ничего призывного и дружелюбного. Они вели себя на манер Ветхого Завета: торжественные, судьбоносные, не прощающие. Рядом с ними чувствуешь себя карликом. Они издеваются над твоими мелочными заботами. Они дают понять: ты незначителен и случаен, судьба уготовила тебе уничтожение.
Я не мог отвести глаз от гор. От их вида меня бросало в дрожь, мне казалось, они смотрят на меня с осуждением. Окончательным вердиктом было спокойное равнодушие. В их глазах я был ничего не значащей пылинкой.
Когда я подъезжал к границе Айдахо, снова пошел снег. Я находился на дороге 33, два ряда только что расчищены, тянутся между высокими сугробами, которые ограничивают горизонт. Впечатление создавалось, что едешь сквозь арктический тоннель. Иногда удавалось заглянуть за эти высокие стены. Замерзшие озера, усыпанные снегом сосны и елки, Невероятная тишина, как в саду Эдема. Я пробирался дальше на север, хотя снег валил все сильнее и видимость сократилась до четырех футов. Мне было на все наплевать. Я двигался вперед, играя с судьбой, отказывался повернуть назад и найти укрытие. Сумею ли я пробиться? Может быть. А если нет? Пусть силы природы поглотят меня целиком. Выбелят меня. Сделают невидимым. А если я отсюда выберусь? Тогда, возможно — только возможно, — что такая вещь, как вселенская воля, существует.
Теперь я не ехал, а полз. Я потихоньку двигался, готовый в любой момент столкнуться с таким сугробом, который навсегда похоронит меня в этом тупике. Но ничто не мешало моему движению. Часы шли. Мой мир оставался ограниченным несколькими футами исчезающей дороги. Но тем не менее я продолжал, двигаться на север.
В тот день, примерно в час, я пересек перевал Тарги и увидел знак у дороги. Меня приглашали в «Страну огромного неба». Штат Монтану.
Но неба не было. Только серый купол из снега. Я ехал по дороге 287. Впереди были видны мигающие огни снегоуборочной машины. Она же посыпала дорогу песком. Я тащился за ней, она прокладывала мне путь. Три длинных часа я ехал за ней, пока она не привела меня, целого и невредимого, на шоссе 90.
Было уже около четырех. Я сидел за рулем с рассвета, но снег был уже не таким сильным, а мне страшно не хотелось рано забираться в мотель. Поэтому я повернул на запад. Еще пятьдесят миль по I-90, и снег превратился в ледяной дождь, на антенне наросла сосулька Еще семьдесят миль по I-90, и я едва не столкнулся с грузовиком, который резко вильнул, чтобы не сбить лося. Еще сто миль по I-90, и снова пошел снег. Еще сто пятьдесят миль, и снег стал таким густым, что я едва разглядел указатель поворота на Маунтин-Фолс.
Там оказалось только два мотеля со свободными номерами. Я остановился в «Холидей Инн», потому что этот мотель попался мне первым. Дул дикий ветер. Снег был такой, что, когда я приоткрыл дверцу машины, на сиденье сразу же намело с пол-дюйма. Я почувствовал себя почти невесомым — с такой силой ветер подгонял меня к входной двери.
— В начале декабря здесь всегда такая погода? — спросил я у женщины за конторкой.
— Угу, — ответила она. — Зима в Монтане.
К утру снежные тучи сдвинулись к югу. Свет проникал в мою комнату через пластиковые шторы. Я выбрался из постели и даже заморгал от неожиданности, увидев голубое небо.
Я вышел из мотеля и отправился поискать, где бы позавтракать. Было девять часов утра. Дороги и тротуары были уже очищены от снега и так сверкали, что я даже поскользнулся. Возможно, все дело было в этом первозданном снеге. Может быть, виновато столь редкое для зимы появление солнца Или, возможно, пришло время мне остановиться. Так или иначе, после пятиминутной прогулки по Маунтин-Фолс я понял, что на некоторое время здесь задержусь.
Главная улица так и называлась: Главная улица Это был широкий проспект. В его северном конце начинались горы. На юге протекала речка под названием Копперхед. Посредине полмили старых зданий из красного кирпича, очень прилично реставрированных. Было там два или три дешевых бара, два старинных жилых дома, старый продуктовый магазин, теперь превращенный в несколько кафе и ресторанов. И бар с грилем под названием «Горный перевал».
Когда я забрел туда в поисках завтрака, за барной стойкой «Горного перевала» сидели несколько крепких мужиков и пили пиво. Все были в грубых комбинезонах и бейсболках. Пальцы желтые от табака. Соответственно, и зубы тоже. Когда я вошел, они взглянули на меня, но улыбкой не удостоили. Как и восемь толстых женщин в брюках из полиэстера, которые собрались у игровых автоматов и покер-машин, стоявших вдоль стен кафе. Но официантка, полная женщина с крашеными волосами и заметными усиками, мне слегка улыбнулась, когда я сел в кабинку рядом с кухней.
— Проголодались? — спросила она. Я кивнул. — Тогда вам подойдет наш специальный завтрак «Снежный человек», за четыре девяносто пять.
— Звучит заманчиво.
— Так оно и есть.
Завтрак прибыл через пять минут на огромной тарелке. Стейк, два яйца, три оладьи, солидная горка жареной картошки, четыре тоста, истекающие маслом. Я едва осилил половину.
— А я решила, что вы голодны, — заметила официантка, когда подошла ко мне с кофейником.
— Оказывается, не такой уж голодный.
— Дать пакет, чтобы вы забрали остатки для собачки?
— Нет, спасибо.
Неожиданно дверь распахнулась, и ввалился крепко сбитый мужчина в толстом шерстяном пальто. Ему было лет сорок, лицо пьяницы, щеки в паутине красных и синих вен, нос картошкой, безумные бегающие глаза.
