Брайан Фриман - Вне морали
– Так как же, миссис Стоунер?
– Может, произошла какая-то ошибка? – сказала Эмили хрипловатым бесцветным тоном.
– Ошибка? – Гейл презрительно осклабился. – С вас взяли уйму денег за двое суток проживания, а вы этого не заметили? Давайте вызовем представителя их администрации?
Глаза Эмили бешено забегали, ища защиты. Страйд заметил, что она постоянно возвращается взглядом к человеку, сидящему в нескольких метрах от нее. К Дэйтону Тенби. Страйд принялся наблюдать за ним и вскоре отметил в его глазах панический страх. Эмили опустила голову.
– Хорошо, я скажу. Да, я была там в ночь с пятницы на субботу, а в субботу сделала кое-какие покупки в «Молл ов Америка». Грэм не одобрил бы этого, потому я соврала. Откуда я могла знать…
– Как своевременно вы делаете покупки, миссис Стоунер! – Гейл улыбнулся. – Но с таким же успехом вы могли в ночь с пятницы на субботу доехать до Дулута и обратно.
– Я не ездила в Дулут, – решительно заявила Эмили.
– Вы зарегистрировались и отправились дальше на север. Приехали бы вы к десяти вечера, к тому времени как Рейчел вернулась.
– Этого не было.
– Да? Миссис Стоунер, а чем в тот вечер занималась Рейчел? Что она вам сказала? Снова выводила вас из себя? И немного перестаралась?
– Нет, нет, нет.
Дэйтон Тенби, нагнувшись вперед, неистово зашептал что-то Дэну.
– Вы знакомы с амбаром?
Эмили молчала.
– Я требую ответа – да или нет.
– Да.
– Вы бывали там?
– Нет.
– Не недавно, много лет назад. Да? И вы знаете, что это за местечко?
– Да. – Голос Эмили прозвучал как тихое эхо.
– У вас был и мотив, и возможность убить Рейчел, не так ли? Однажды вы уже отколошматили ее. Она относилась к вам как к мусору.
Эмили уставилась на него широко открытыми глазами.
– Я не убивала свою дочь.
– Вы солгали полиции. Вы солгали своему мужу. Вы солгали присяжным. У меня нет уверенности, что вы и сейчас не лжете.
Из глаз Эмили потекли слезы.
– Я говорю правду.
Гейл пожал плечами:
– У меня все. Вопросов к свидетелю больше нет.
Дэн вскочил, попросил разрешения задать свидетельнице вопросы. Требовалось немедленно разрядить обстановку и направить мысли присяжных, в нужное русло.
– Миссис Стоунер, расскажите, что вы делали в тот пятничный вечер. Прежде вы утверждали, что провели его в доме сестры.
– Ходила по магазинам, – произнесла Эмили.
Дэн поймал ее взгляд, его голос потеплел:
– Вам не нужно больше ничего скрывать. Говорите правду, не бойтесь. Я повторяю вопрос: что вы делали в ту пятницу?
Страйд с изумлением увидел, как Эмили посмотрела на Дэйтона Тенби и тот еле заметно одобрительно кивнул. Эмили набрала полную грудь воздуха, повернулась к присяжным. Она казалась совершенно спокойной.
– Я была в отеле в Блумингтоне. В квитанции все правильно написано. Встречалась с мужчиной. Я не хотела, чтобы о этом узнал ни мой муж, ни кто-либо еще.
– Кто этот человек, с которым вы встречались в Миннеаполисе?
– Это… я встречалась с Дэйтоном. С Дэйтоном Тенби. Много лет он был моим исповедником, – начала она объяснять. Слова вылетали из нее, путались и мешались. – Встречались мы не для того, чтобы крутить роман. Просто он находился в Миннеаполисе на конференции, я очень хотела поговорить с ним и поэтому приехала пораньше. Мы пообедали, потом гуляли, катались… Одно, другое, третье… В общем, мы провели весь уик-энд. Я чувствовала себя виноватой перед ним, не желала подвергать опасности его карьеру. Это целиком и полностью моя вина. Я знала, что это может повредить ему.
– Вы постоянно находились с ним.
– Да.
– И вы не могли незаметно уехать в Дулут?
Эмили покачала головой:
– Ну конечно, нет. Как? Это же смешно. Только один человек оставался с Рейчел в ту пятницу – Грэм.
Глава 26
– Смотрела сегодня новости, – сообщила Андреа, делая большой глоток шардоне, которое они хлестали, как холодное пиво. – Такое впечатление, что все лишь спорят, кто из вас победит, а кто проиграет. Точно никто определить не может. Даже Птичка Финч и тот в затруднении.
– Приятно хотя бы слышать, что Птичка онемела, – промолвил Страйд.
– А что думает Дэн?
– Что мы выигрываем.
– Гейл?
– Наверное, тоже он думает, что выигрывает.
– Ну и кто же тогда выигрывает?
Страйд рассмеялся:
– Мы, конечно. – И добавил: – Я оптимист.
– Вы? Выигрываете? Не уверена.
– Еще лучше. В таком случае мы точно выигрываем.
– А Мэгги?
– Мэгги? – переспросил Страйд. – Она до такой степени ненавидит Дэна, что согласилась бы выпустить Грэма, лишь бы увидеть, как Дэн садится в лужу. Она считает, что сейчас у нас ничья и, пожалуй, права.
– Мне кажется, Мэгги меня недолюбливает, – вдруг сказала Андреа.
Страйд пожал плечами.
– Ты все знаешь. Видимо, она еще имеет на меня какие-то виды, поэтому не одобрит нас. Скорее всего немного завидует. Но это ее проблемы, не твои.
– Она полагает, что я тебе не подхожу.
– Она тебе так сказала?
– Нет. Женщины это чувствуют.
– Давай подумаем о нас с тобой. О Мэгги пусть заботится сама Мэгги. Договорились?
Андреа кивнула, допила вино, потянулась к бутылке, разлила остатки по бокалам, накапав на столик. Вытерла капли пальцем, облизнула его.
Страйд сидел напротив нее, на диване. Расположились они в гостиной. Большое окно напоминало картину, на которой был изображен раскинувшийся внизу город и озеро, темнеющее в лунном свете. Страйд был в футболке с короткими рукавами и старых вытертых джинсах. Андреа, прищурившись, наклонилась к нему, потрогала широкий шрам у локтя.
– След от пули, – проговорила она. – Ты ничего мне об этом не рассказывал. А почему?
– Давно это было. Вот и все, считай, что рассказал.
– Нет, расскажи подробнее. Пожалуйста, – попросила Андреа.
– Ничего особенного. Неудачная попытка самоубийства. Промахнулся малость.
– Ну, Джо-на-тан, – плаксиво заныла Андреа. – Перестань пугать меня своим нездоровым юмором.
Страйд усмехнулся:
– Хорошо. Это была драма на охоте.
– Да? – Глаза Андреа округлились. – Какая?
– Я охотился за одним типом, а он считал, что охотится на меня.
– Ты невыносим. Рассказывай давай. Мне действительно интересно.
Страйд вздохнул. Он не только не любил выставлять напоказ тот период своей жизни, но и старался забыть год, когда Синди уже не могла обходиться без помощи врачей.
– Несколько лет назад меня угораздило ввязаться в одну семейную склоку. Жили мы тогда в съемной квартире, в Эли. Были у нас соседи, семейная парочка с детьми. С мужем мы дружили. Он был в общем-то неплохой парень, но нагловатый. Ветеран. И вдруг в один прекрасный день он теряет и работу, и потенцию. Прибегает к нам его жена и говорит мне, что муж бегает по квартире с револьвером и грозит убить всех – ее и детей. Я хорошо знал его и сразу понял, что настроен он серьезно. Вызывать группу поддержки я не стал, решив, что в этом случае он точно всех ухлопает, собрался пойти один. Вхожу, спрашиваю его: «Что случилось-то?» – а он, ничего не отвечая, просто наставил на меня шестидюймовый ствол. Честно говоря, я не на шутку перепугался. Кое-как я все-таки его разговорил, залез к нему в душу, хотя бы частично, уговорил сначала отпустить детей, а через несколько минут и жену. Хотя, кстати сказать, уходить она не хотела. В общем, остаемся мы с ним вдвоем. Я уже подумал, что все благополучно закончилось. Фактически оставалось только уговорить его, чтобы он не пускал пулю себе в лоб. Но похоже, я его недооценил. Он все так же тычет стволом мне в грудь, я стою с поднятыми руками. Я подумал, что нечего время тянуть, нужно действовать. Закричал во всю глотку: «Клади револьвер на пол!» – и двинулся на него, надеясь, что он выполнит команду. А он вместо того, чтобы выполнять ее, без всякого предупреждения вдруг нажимает на спусковой крючок. Я в этот момент прыгнул на него, и пуля прошила мне руку от плеча и отбросила на пол. Он же, воспользовавшись паузой, засовывает ствол в рот. Я снова закричал, и тут его голова разлетелась на куски.
Андреа закрыла лицо ладонями.
– Не знаю, что и сказать.
– Видишь, как опасно меня спаивать? Я начинаю рассказывать истории, которые тебя расстраивают.
– Это я виновата, сама просила. Но я все равно довольна, что ты мне все рассказал.
– Давай лучше откроем еще бутылку?
– Не нужно. У меня завтра лекции. Не думаю, что мои ребятки обрадуются, увидев своего преподавателя с похмелья.
– Так как же мы с тобой все-таки не пересеклись в колледже? – спросил Страйд. Этот вопрос всегда возникал в его голове после трех бокалов вина, а после четырех уже изводил его.
