Илья Бушмин - Анабиоз
Но именно это со мной и произошло.
Я повернулся к таксисту и лютым рыком, напугав его до полусмерти, рявкнул:
— Едем назад! Быстро!
Короткостриженный тип у соседнего подъезда. Тень на углу дома, которую я заметил, когда выходил покурить на балкон. Этой тенью был тот самый тип. Но сейчас, прокручивая в голове возможные варианты будущей истории Сергея, я вспомнил про компанию «Гермес», и память выхватила лицо этого самого типа.
Я уже встречал его раньше. Я видел его в Москве. В день, когда в первый раз пришел в офис «Гермеса» для разговора с Щербаковым. Тип, топтавшийся около временного пристанища моего брата в далеком от столицы Новокуйбышевске, был человеком, с которым несколько недель назад я столкнулся в дверях кабинета.
И тогда, наконец, я понял все. Мутный образ врага, о существовании которого я догадывался с того самого дня, когда узнал об исчезновении Сергея, наконец прояснился. И он обрел не только очертания, но и имя.
— Вызови полицию! Назови этот адрес! — кричал я водителю, тыча пальцем на выползающую из темноты пятиэтажку. — Квартира тридцать восемь!
— Нет проблем, — отозвался напряженный таксист, выкручивая баранку и сворачивая к заезду во двор.
— Вопрос жизни и смерти! — настаивал я. — Позвони им! Скажи, что убивают человека!
Таксист сообразил, что дело действительно серьезно, и в его ответе я услышал твердость:
— Нет проблем.
Мне начинало казаться, что эти два слова составляют весь его словарный запас.
Когда машина влетела во двор, фары ярко осветили узкий двор. Я бросил купюру водителю, выскочил из такси и рванул к подъезду Сергея. Пробегая мимо заполненной под завязку урны, обнаружил торчащую из ее нутра пустую пивную бутылку. На бегу схватил ее за горлышко и прыгнул в зияющее чернотой чрево подъезда.
В несколько прыжков я преодолел пролет первого этажа. На втором горел свет. Я несся вверх, сжимая горлышко бутылки. Моей явары при мне не было, приходилось импровизировать. Преодолел второй. Взмывая на третий этаж, я увидел, что дверь в квартиру Сергея приоткрыта, и лестничную площадку по диагонали пересекала узкая полоска света.
Плечом я распахнул дверь. Она грохнула об стену, затрещали петли. Прыгая в комнату, я увидел распластанного на полу Сергея. Его лицо было залито кровью, и он был без сознания.
Ублюдок был на кухне. При грохоте входной двери он замер, как стоял — с зажженной свечкой в руке, которую готовился установить в центре газовой плиты. Все четыре конфорки были открыты, из решеток с шипением полз газ.
Мы встретились глазами. И я, ревя от ярости, бросился на ублюдка. Бутылка с треском разлетелась о его лоб, и ублюдок пошатнулся. Но он был крепким, а еще он успел прийти в себя после шока от моего неожиданного появления. Противник тут же закрыл руками голову, и два моих удара в челюсть ушли в молоко, скользнув по предплечьям.
Ублюдок врезал мне в челюсть снизу-вверх. Апперкот на улице мало распространен, я просто не был готов к нему. Челюсть клацнула, срезая эмаль с зубов, и по подбородку и скулам разлилась обжигающая, пылающая боль. Я пошатнулся. Убийца воспользовался моментом и вбил свой кулак мне в солнечное сплетение.
Меня отбросило на стену. Противник метнулся, поворачиваясь боком. Каким-то чутьем я предугадал, что сейчас будет, и успел скользнуть в сторону. Убийца сокрушил на стену, около которой я только что стоял, удар локтем. Он был настолько сильным, что в месте удара разлетелась кухонная плитка.
Ярость придавала сил и заглушала боль. Вложив весь свой вес в удар, я обрушил на затылок убийцы оба кулака. Он пошатнулся и упал на колено. Ударом ноги я швырнул противника на пол, прыгнул ему на грудь и принялся избивать. Одну руку тянул к его проклятой глотке, а второй колотил по лицу, чувствуя, как трещат костяшки кулака.
Я разнес ему скулу, содрав с нее кожу. Сломал нос, который ушел в сторону и в мгновение ока налился пунцовой начинкой. Разбил губы и, я надеялся, выбил несколько зубов.
Каким-то образом его ноги вдруг обвили мой корпус. Противник ловко перекинул меня через себя и оказался сверху. Рыча и брызжа слюной и кровью, он что есть силы врезал мне собственным лбом по лицу.
Перед глазами вспыхнула адская карусель. На миг я потерял координацию, не зная, стою я, лежу или падаю. А через это короткое мгновение руки противника вцепились мне в горло.
Его руки были словно из стали. Я чувствовал, как сжимается моя гортань, перекрывая путь кислороду. Я попробовал скинуть противника с себя, брыкая ногами и поднимая корпус, но это было бесполезно — толк в удушении, как и в борьбе в партере, мой противник знал на отлично. А руки сжимались на горле все сильнее. Я рефлекторно открывал рот в рвотном позыве и пытался хватать им воздух, но это было бесполезно — кислороду не было пути в грудную клетку. Карусель в глазах вспыхнула снова, и я почувствовал, что скоро отключусь.
Мои руки были свободны. Ублюдок был неплохим бойцом, но он вряд ли дрался на улицах. Если тебя душат, в кино задыхающийся человек пытается ухватить душителя за пальцы и оторвать их от своей шеи, ослабив таким образом хватку. Я был еще подростком, когда понял, что снимающие это идиоты никогда не были в подобной ситуации. Ведь есть действительно эффективные способы.
Чувствуя, как я проваливаюсь в забытье, я собрал последние силы. Лица ублюдка я не видел, в глазах сменяли друг друга вспышки и темнота. Но я бросил руки вверх. Пальцы нащупали плечи противника. Где находилось лицо, можно было определить лишь наугад. И я воткнул большие пальцы туда, где должны были располагаться глаза ублюдка.
В уши ударил истошный вопль, и сжимавшие мою глотку тиски пропали. Инстинктивно отползая и хватаясь за шею, я различил своего врага. Он вился около холодильника, зажимая ладонями глаза. Кровоточили они или нет, я не видел.
Не без труда я смог подняться, опираясь одной рукой на подоконник. В запястье что-то упиралось. Я скосил взгляд и увидел перевернутую сковороду. За неимением мебели посуду Сергей складировал здесь, у окна.
Вполне сойдет.
Я взял сковороду за ручку. Увесистая. Повернулся к ублюдку и обрушил ее на его макушку. Ублюдок пошатнулся. Я врезал еще несколько раз, пока он не рухнул без сознания на пол, раскинув руки в разные стороны.
Только сейчас я осознал, что воняло газом. Ослабшими вдруг руками я потянул непослушные пальцы к плите и выключил все конфорки. Спотыкаясь, вывалился из кухни и шагнул к Сергею.
— Как ты? — я не узнал собственный голос, сейчас это был жуткий дрожащий хрип. — Сергей?
Я склонился над братом. Ему здорово досталось: ублюдок бил его, пока Сергей не отключился. Я похлопал его по щекам. Сергей слабо приоткрыл глаза.
— Слава богу, — захрипел я и закашлялся, чувствуя, что, скажи я еще слово, раздражение в горле станет слишком сильным, и меня просто вывернет. Вытирая с губ слюни и кровь, я без сил опустился рядом с братом на пол.
3
Когда болит каждый сантиметр тела — это отвратительно. У меня болел каждый миллиметр. Все тело было одним большим комком пульсирующей, саднящей и воющей боли. Руки, горло, лицо. Грудь, которой за последние дни досталось больше, чем за последние пару лет. Рана на спине, которая, надеюсь, к этому времени достаточно затянулась, чтобы не открыться и не закровоточить снова. Я сидел в полицейским воронке, смотрел на сковывающие мои запястья металлические браслеты наручников и старался не отрубиться.
Дверь распахнулась, и в душную кабину хлынул прохладный и свежий ночной воздух. Подняв глаза, я увидел усталого усатого опера неопределенного возраста. Именно по его приказу на меня надели наручники.
— Руки.
Я послушно выставил их. Усатый опер расстегнул наручники. Они характерно щелкнули. Браслеты он сунул в карман. Поднял на меня усталый взгляд.
— В больницу надо?
— Мне бы лучше выпить, что ли.
— Выпьешь. Потом.
— Вы позвонили в Самару?
Усатый опер устало кивнул. Он делал устало все. Смотрел, говорил. Видимо, и в принципе жил. Опер закурил, пока я выползал из машины. Я тоже достал свои сигареты и посмотрел на фургон «скорой помощи», на пороге которого сидел безжизненный Сергей. Врач в синей униформе неотложки светил ему в глаза фонариком, проверяя реакцию зрачков.
— В ЛОВД подтвердили все твои слова, — подал голос усталый усатый опер. — Говорят, даже приехать могут, если нужно что-то подробнее пояснить.
— Мы с ними теперь друзья по гроб, — согласился я.
— Так что произошло? Рассказывай по порядку.
Я пожал плечами. Даже это движение вызывало клокочущую боль во всем теле. Осторожно закурил.
— Его зовут Щербаков, — сказал я. — Николай Андреевич Щербаков. Генеральный директор московской инвестиционной фирмы «Гермес». Мой брат Сергей, он работал у Щербакова менеджером.
