Аллан Фолсом - День исповеди
Подняв руку, он повернул козырек, чтобы укрыться от лучей заходящего солнца. Боже, как же ему хотелось курить, а ведь пачка сигарет была у него в машине, лежала в бардачке. Он потянулся, чтобы достать ее, но тут же одернул себя и, запустив руку в лежавший рядом с ним на сиденье пакет из оберточной бумаги, извлек оттуда не одну из бесчисленных морковных палочек, которые заботливо нарезала ему жена, а большой biscotto — он сам купил себе полдюжины. И когда он уже совсем было собрался вонзить в него зубы, его мысли завершили круг и устремились в новом направлении.
Он ничего не сказал коллегам о своей идее — что пистолет «ллама», найденный в районе места взрыва, мог принадлежать не отцу Дэниелу, а кому-то другому, севшему в автобус, чтобы убить священника. Почему не сказал? Да потому, что у него не было фактов для подкрепления этой версии, а при полном отсутствии всяких улик поиски в этом направлении были бы пустой тратой времени и сил. Но если к этой версии добавить версию о двадцать пятом человеке, то появляется неучтенный пассажир, возможно купивший билет и вскочивший в автобус в самую последнюю минуту. Водитель не отметил этот билет просто потому, что не успел, — отложил на позже, а потом произошел взрыв. Если дело было так и в том гробике лежал именно этот человек, то объяснялось, почему никто не пожелал и не смог его опознать.
И все же, остановил он себя, это всего лишь догадки. С другой стороны, он питал глубокое убеждение, что в расследовании упущена важная деталь, и чем дальше, тем крепче становилась эта уверенность. Интуиция, основанная на многолетнем опыте, говорила ему, что в автобусе был двадцать пятый пассажир и что он сел в автобус специально для того, чтобы убить отца Дэниела. «Но если это был убийца, — спросил себя Роскани, уставившись на горизонт, — то кто же взорвал автобус? И зачем?»
56
Ли Вэнь закурил сигарету и откинулся на спинку сиденья, стараясь отодвинуться как можно дальше от спящего толстяка, развалившегося рядом с ним. Через пятнадцать минут поезд должен прибыть в Сиань. Там он выйдет, и толстяк сможет, если ему взбредет в голову, занять оба сиденья. Ли Вэнь уже проделал подобное путешествие в мае, а потом и в июне, только тогда он решил шикануть и путешествовал роскошно, экспрессом «Марко Поло», вагоны которого, выкрашенные в зеленый и кремовый цвета, пробегали две тысячи километров от Пекина до Урумчи, столицы Синьцзян-Уйгурского района, по маршруту древнего Шелкового пути, первого великого тракта, связывавшего Восток с Западом. Китайцы очень рассчитывали, что этот экзотический поезд привлечет богатых путешественников вроде тех, кто катается на знаменитом «Восточном экспрессе» из Парижа в Стамбул.
А нынче Ли ехал в набитом пассажирами жестком вагоне, и поезд опаздывал уже почти на четыре часа. Он ненавидел поездки в жестком. Ненавидел постоянную громкую музыку, ненавидел прогнозы погоды, ненавидел давно устаревшие новости, которые то и дело передавали по неумолкавшей поездной трансляции. Спавший рядом с ним толстяк изменил позу и вонзил локоть Ли под ребро. В ту же минуту сидевшая напротив него женщина средних лет откашлялась и харкнула прямо на пол, ухитрившись попасть между ботинок стоявшего в проходе рядом с ней мужчины и прижатого к нему молодого парня.
Отодвинув локоть толстяка, Ли глубоко затянулся сигаретой. В Сиане он пересядет на другой поезд, надо надеяться, не столь набитый, на котором приедет в Хэфэй, где его будет ждать номер в «Гостинице для зарубежных соотечественников».[26] Возможно, удастся поспать несколько часов. Так же, как было в мае, потом в июне. Сейчас. И будет еще раз, в августе. В этот период начинается сильное цветение микроскопических водорослей в озерах и реках, откуда забирают питьевую воду для населенных пунктов по всему Центральному Китаю.
В свое время Ли Вэнь был доцентом Гидробиологического института в Ухане, а сейчас занимал не слишком видный пост на государственной службе — инженера по контролю за качеством воды. Конкретная его работа заключалась в том, что он должен был следить за уровнем бактериального загрязнения воды, поступающей для общественного потребления с фильтрационных установок по всему региону. Сегодня его распорядок дня будет таким же, как и всегда. С пяти часов утра весь день и, вероятно, следующий тоже он будет осматривать очистное предприятие, брать пробы воды, затем запишет результаты анализов и рекомендации для рассмотрения в Центральном комитете и переедет на другое точно такое же водоочистное сооружение. Серая, тусклая, скучная жизнь, почти без всяких событий. По крайней мере, такой она была до сих пор.
57
Рев моторов сменился мягким жужжанием, и медицинская сестра Елена Восо почувствовала, что катер на подводных крыльях осел носом в воду и резко замедлил ход. Впереди на самом берегу озера возвышалось сложенное из камней большое здание виллы; к нему-то и направлялся катер. В сумеречном свете Елена увидела стоявшего на причале мужчину, который держал в руке собранный в бухту канат и смотрел в их сторону.
Марко вышел из рубки и прошел на нос. За спиной Елены Лука и Пьетро стояли наготове, чтобы без лишних задержек вынуть рукоятки носилок из петель подвески, к которой их прикрепили на время двадцатиминутного водного путешествия. Катер был большим — Елена прикинула, что в него могло поместиться не менее шестидесяти пассажиров, — и обычно использовался для перевозок людей между городами по берегам озера, вытянувшегося на тридцать миль. Но в этом плавании народу на борту было всего ничего: она, Марко, Лука и Пьетро. И еще Майкл Роарк.
Из дома в Нортоне они уехали накануне, сразу после полудня. Умчались сломя голову и бросив там почти все, кроме медицинского оборудования, необходимого для ухода за Майклом Роарком. На телефонный звонок ответила Елена. Потребовали позвать Луку. Елена ответила, что Лука спит, но мужской голос велел немедленно разбудить его, и Лука взял у себя в спальне отводную трубку.
— Уезжайте немедленно! — услышала Елена, когда вернулась в кухню.
Она хотела послушать дальше, но Лука приказал ей повесить трубку. Она повиновалась.
Пьетро сразу же уехал куда-то на своей машине и вернулся через три четверти часа на другом микроавтобусе. Еще через пятьдесят минут они укатили в новой машине, бросив ту, в которой приехали, возле дома.
По автостраде А1 они направились на север, доехав до Флоренции, свернули на Милан и провели ночь и почти весь следующий день в квартире дома в пригороде. Там-то Майкл Роарк впервые за все время попробовал настоящую пищу, кусочек рисового пудинга, купленного Марко в местном магазине. Он ел очень медленно, каждый кусочек ему требовалось запивать водой, но ел, и, что самое главное, съеденное осталось у него в желудке. Но этой еды было недостаточно, и Елена продолжала ставить ему питательные капельницы.
Купленную ею газету с фотографией отца Дэниела Аддисона она второпях бросила. Ей так и не удалось понять, заметил ли Роарк, внезапно повернув голову, что именно она спрятала за спиной. Во всяком случае, ее подозрение не нашло ни подтверждения, ни опровержения.
Больной мог действительно быть священником-американцем, а мог и не быть им. Так что ее усилия пропали впустую.
Моторы коротко взревели на заднем ходу, и катер с негромким стуком коснулся пристани. Елена, отвлекшись от своих мыслей, увидела, как Марко подал швартов стоявшему на причале, а затем Лука и Пьетро подхватили носилки и понесли их вверх по ступенькам. Майкл Роарк приподнял голову и посмотрел на Елену; она решила, что ему лишь хотелось убедиться, идет ли она с ним, так как в ее присутствии ему спокойнее, и иной причины не было. Он уже начал понемногу говорить, но был все еще очень слаб и мог издавать лишь хриплые гортанные звуки. Елена понимала, что он видит в ней не только сиделку, но и отраду для души. Это породило между ними определенную тонкую взаимосвязь, чем Елена, несмотря на весь свой достаточно внушительный медицинский опыт, была тронута, как никогда прежде. Теперь она гадала, что же это могло значить. Может быть, она сама изменилась? И она не могла не задавать себе трудный вопрос: сохранится ли эта взаимосвязь, это новое для нее чувство, если он и впрямь окажется беглым священником?
Через несколько секунд мужчины вынесли больного с катера и направились вслед за Марко по сходням на берег. После них сошла на пристань и Елена. В ту же секунду взревели моторы, и когда она оглянулась, то увидела, что судно удаляется в темноту. На корме светились огни, над ходовой рубкой полоскался на ветру итальянский флаг. Через считанные секунды катер набрал скорость, встал на крылья, поднялся над водой, словно огромная неуклюжая птица, и стремительно унесся прочь. Вода смыкалась за ним, размывая след. Как будто здесь никто и не проплывал.
