Майкл Бламлейн - По живому
— Прекрасно. Еще успеешь наработаться.
— У Терри сейчас две работы. Даже три, если учесть то, что ему приходится делать здесь.
— Поддерживать порядок в доме — это тоже работа. Хотя очень многие так не считают. — Она осмотрелась по сторонам. — Мне нравится, как ты здесь все устроила.
— Ты никогда не ощущала себя поездом? — вдруг спросил Фрэнки.
Эдна нахмурилась, потом засмеялась и похлопала себя по животу. — Баржей, может быть. Но поездом… нет.
— Я чувствую себя как поезд без тормозов. И невидимая рука разгоняет меня сильнее и сильнее.
— Не понимаю, о чем ты?
— Я совершаю поступки бездумно. Даже не знаю… И не могу остановиться.
— Что с тобой, Франческа? У тебя всегда проблема, что-нибудь да происходит. Почему?
— У тебя тоже были проблемы.
— Ты себя всегда толкаешь на какие-нибудь трудности, эти драмы…
— Я говорю не об этом. Поверь мне.
Эдна укорила себя за некоторую резкость. Она не хотела судить излишне сурово. — Рано или поздно ты должна взять на себя ответственность.
— Уже сделано, — пробормотал Фрэнки. — Смотри, что теперь со мной происходит.
— Это жизнь, Фрэнки. — Ты делаешь все возможное. Но успеха или добиваешься или нет.
Фрэнки хохотнул. — А в чем именно заключается успех? Тоже вопрос, не так ли? Чем же я буду жить?
— Ничего нет плохого в честолюбии. Оно дает человеку цель, понятие жизненных ценностей. Такое, что есть мало у кого из нас. У меня ничего подобного никогда не было, только семья. А семья тоже штука непредсказуемая. — Она старалась не смотреть на дочь. — Это не так уж безопасно — поставить свою жизнь в зависимость от другой.
— Прошлой ночью у меня был конфликт с собственным честолюбием. Это было ужасно. Лучше миллион раз потерпеть неудачу, чем встретиться с самим собой.
— Ты снова об этом, Франческа. Я тебя не понимаю.
— Ведь было уже сказано — я поезд.
Эдна покачала головой, вспоминая времена попроще и потеплее. Тогда можно было просто заботиться о своем ребенке, получая от этого какую-то отдачу. — У людей бывают провалы в жизни, — неохотно проговорила она. — Но это еще не конец света.
Фрэнки чуть не завопил при этих словах. — Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? Еще немного, и я стану хуже, чем Терри. А изменить направление жизни я не могу, потому что тогда стану жертвой. Так или иначе я в западне. Я — жертва.
— Жертва, жертва, жертва, — взорвалась Эдна. — Только и слышу об этом последние времена. Как будто говорит человек, который не живет собственным умом. Но ты-то что, у тебя все на месте, Фрэнки, хорошая моя. Ты никакая не жертва, пока сама того не захочешь.
— Я жертва, — произнес он беспомощно. — В любом случае.
— Отлично. Может, вернешься в школу? Тебе ведь там нравилось. Я всегда думала об образовании как о выборе пути. Научиться ориентироваться, да. Я знаю, у тебя есть собственное мнение на сей счет, я никогда тебя не принуждала.
— О чем ты говоришь?
— О тебе, Фрэнки. Я говорю о тебе.
— Я не думаю, что школа даст мне ответ.
— Что тогда? — Эдна почувствовала раздражение. — Ты не хочешь домой. Отказываешься от лечения, не желаешь оставить этого мужчину. Хотя бы скажи, что мне делать?
— Я не знаю.
— Что я могу для тебя сделать? Пожалуйста, ответь. Я уже ничего не понимаю. Я не знаю, ни о чем спросить, ни что сказать. Ты просила меня приехать, я здесь. Что теперь? Как нам вызволить тебя из того, что мы толком и понять не можем?
— Ты сердишься. Почему ты сердишься?
— Я вне себя, Франческа. У тебя есть все — молодость, красота, ум. Чего еще тебе не хватает?
— Скажи, что я сумасшедшая. Посмотри мне в глаза и скажи. А потом пообещай, что кошмара больше не будет.
— О, Фрэнки…
— Обещай мне, что кошмар кончится.
— Ты так все усложняешь.
— Вот видишь? У тебя не получается. Я испытываю одиночество. Я калека, чудовище и одиночка.
* * *Он перестал покупать животных, не искал новые магазины, не придумывал унижения для Терри. В его жизни образовалась пустота, и он вернулся к шитью для кошки, еще больше подружился с Луизой. Это помогало ему справляться с длинными днями, а ночи давались тяжело. Несмотря на эту перемену, теплоты к Терри не прибавилось. Стыд и растерянность удерживали его от сближения. Ему хотелось одного — не общаться с Терри. А тот в результате еще больше стремился к Фрэнки.
Работа стала Терри раздражать, но он терпел. Однако же делал все больше ошибок и постоянно опаздывал, иногда на полчаса, час. Сэл подменял его, жертвовал собой, но ему вскоре надоело. Обычно он и внимания не обращал на окружающий мир, тем более не предъявлял никому никаких претензий, но теперь настолько зациклился, что даже перестал играть в свою игру, целый месяц разговаривал с собой, отрабатывал фразы.
— Что я могу сделать?
— Я уже извинился за опоздание, — прошипел Терри.
— Да не об этом я. Помочь… могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Сделай мне радость, займись своей игрушкой.
Сэл надолго умолк. — Послушай, я же вижу, что ты не в порядке.
Да все нормально. Кто там тебе чего наговорил?
— У меня есть глаза.
— Ты хочешь правду знать или тебе нравится повторять чушь, которой тебя накормили?
— Никто меня ничем не кормил.
— Правда в том, что я никогда не был счастлив. Мы сейчас это обсуждаем, так ведь? Счастье. Можно написать это слово. Но никакого счастья не будет. Оно за пределами всего. Не думаю я, что ты понимаешь. — Он подергивался от беспокойства и нетерпения. — Ты думаешь, это я с тобой разговариваю — тот, кто стоит перед тобой, да? Нет. Меня здесь нет. Я за пределом этого места. Далеко. Это как если сравнить огонь и камень. Ты умеешь? Не умеешь. Один живой, другой мертвый. Я сгораю. Каждый день я сгораю все больше и больше.
Сэл растерялся. И, заикаясь, спросил, чем же помочь-то. А Терри уже потерял к нему интерес.
— Сохрани свое сострадание для того, кто действительно в нем нуждается. А сейчас извини, мне надо позвонить.
— Не опаздывай больше, — предупредил Сэл. — Я тебя прикрывать не стану.
— И правильно сделаешь. — Терри приложил трубку к уху. — Время — деньги. Мгновения перерастают в часы. Сердце страдает от того, что ему приходится ждать. Возьми трубку, Фрэнки. Возьми трубку. Возьми трубку…
ОсновыЛордоз — искривление позвоночника, при котором живот и грудь обращены своей выпуклостью вперед, а голова и ягодицы — назад. У крыс он является стереотипным рефлексом и сопровождается легким раздвиганием задних конечностей. Это очень помогает проникновению пениса мужской особи при совокуплении.
От того, как ведет себя особь, зависят ее возможности в смысле размножения, шанс продлить себя. Лордоз наблюдается через приблизительно одинаковое время после действия соответствующих сенсорных раздражителей. Стимулы, необходимые для того, чтобы вызвать этот рефлекс, хорошо известны, они возникают при давлении на бока и область гениталий. Импульсы возбуждения проходят по спинному мозгу в головной мозг и раздражают специфические моторные центры. Затем они возвращаются по спинному мозгу и вызывают соответствующую двигательную реакцию.
Лордотическая реакция у крыс очень неодинакова у разных полов. Женские особи, легко поддающиеся стимуляции, проявляют максимальный лордоз, чего не скажешь о мужских особях. Определяет различия гипоталамус — участок мозга, регулирующий такие жизненные функции как рост, аппетит, эмоции, сексуальность. Его анатомия и физиология у женских и мужских особей сильно отличается. Однако последнее время предполагают, что в действительности различий между полами в этом отношении нет, просто ученые проявили предвзятость. Ведь хотя на мужских особях не сказывается давление в боках и области гениталий, есть множество других стимулов, а их никогда не брали в расчет. Вполне возможно, что у самцов тоже есть способность к лордотическому поведению, а значит, после соответствующей стимуляции они тоже будут выпячивать ягодицы и сгибать спины совсем как особи женского пола. Эксперименты продолжаются.
* * *Дни текли, и Терри становился кем-то вроде одержимого. Мысль вернуться к Фрэнки, стать ее верным слугой поглощала его полностью. Как он добирался до места работы, оставалось только гадать. А добравшись, был там совершенно бесполезен. В больнице он перестал пользоваться перчатками, считал это неестественным, так как они не принадлежат его телу. Когда старший санитар терпеливо объяснил ему нормы санитарии, не упоминая об ответственности по закону, Терри заявил, что чистота — это дело вкуса. В конце концов, какой мужчина предпочтет заниматься любовью в презервативе? Не проходило и часу, чтобы он не позвонил Фрэнки. Она не отвечала, и Терри начинал заводиться. В "Сутере", где телефон стоял рядом на столе, он звонил каждые десять минут. Снова и снова он писал ее имя на чистых листках бумаги, царапал карандашом на тыльной поверхности ладони. Прошла неделя с тех пор, как она последний раз выходила к нему, семь дней жизни без безделушек и ласковой иглы, без успокоительного укола преданной любви. Он был в смятении.
![Валерий Вайнин - Но Змей родится снова? [Убить Змея]](/uploads/posts/books/54623/54623.jpg)