Сергей Бакшеев - Череп Тимура
Самый высокий из пассажиров недоуменно уставился на тонкие усики водителя. Поежившись под тяжелым взглядом, Мустафа смущенно объяснил:
– Так в армии звали. Сам не понимаю почему.
Длинный ничего не ответил, а когда Толик-Мустафа уже забыл о нем, неожиданно произнес:
– Мартин.
– Это имя? – не сразу понял водитель.
– Мартин – мое имя, – медленно с прибалтийским акцентом продиктовал пассажир.
До сегодняшнего дня Толик-Мустафа знал только одного человека с таким неприятным именем: шефа СС Мартина Бормана из кинофильма «Семнадцать мгновений весны». Поговаривали, что Борман исчез после войны и до сих пор где-то скрывается. Мустафа подозрительно изучил арийские черты лица пассажира, сопоставил с тем, что видел в кино и задумался, может ли современная пластическая хирургия достичь таких впечатляющих результатов? Чем больше он размышлял, тем больше склонялся к мысли, что в век космических полетов на Луну и не такое возможно.
Длинные плащи, как в кино у гитлеровцев, и побрякивающие в багажнике вещи пассажиров еще больше обеспокоили Мустафу. Припомнив очертания сумок, он догадался, что таинственный Мартин прихватил в пустыню саперные лопаты, кирку и, возможно, топорик! А если они хотят убить бедного Мустафу, закопать труп и завладеть его ценной машиной? Зачем им еще понадобилось ехать в такую глухомань? Свернуть в поселок пока не поздно? Но занудливый Мартин постоянно сверял дорогу с картой, смотрел на солнце и время от времени по-хозяйски указывал путь. Толик-Мустафа нашел краем глаза припрятанную слева от сиденья монтировку, традиционное защитное оружие таксистов, и ему стало немного легче. За свою ценную жизнь он еще поборется!
Беспокойство Мустафы еще больше возросло, когда долговязый пассажир неожиданно попросил остановиться в пустынном месте около небольшой горы. Голова втянулась в плечи, левая рука сама собой опустилась к монтировке. Ну, сейчас начнется!
Однако расставание прошло мирно. Мартин рассмотрел чахлое деревце на вершине горы и, кажется, остался доволен. Он отсчитал нужную сумму, пока молчуны забирали из багажника подозрительные баулы, и попросил заехать сюда же через несколько часов. Мустафа клятвенно пообещал, а сам злорадно подумал: ага, ждите, приеду я еще! Вы к тому времени неприметную могилку подготовите, и тогда уж точно грохнете, фашисты проклятые.
Сунув деньги во внутренний карман, Толик-Мустафа вихрем примчался на свою рабочую точку к зданию вокзала. Цел, слава Аллаху!
Долго ждать новых пассажиров не пришлось. В приоткрытом окошке показался длинный прямой нос и вежливая улыбка лысого господина с ухоженными бакенбардами. Сзади него щурились от утреннего солнца два типичных молодых горца. Ну уж эти в пустыню не потащатся. Сейчас попросят отвезти в самый лучший ресторан, предположил Мустафа.
– Давид Вахтангович, – любезно представился лысый товарищ в щегольском, по местным меркам, костюме.
– Толик, – буркнул Мустафа и нацепил на лицо холуйскую улыбку. Он знал, что горцы такой подход ценят, а ему все равно, лишь бы деньги платили. – Куда прикажете ехать?
– Скажи, пожалуйста, дорогой Толик, есть ли в ваших краях знаменитый большой верблюд?
– У нас зоопарка нет, – опешил Толик от неожиданного вопроса.
– Я знаю. Но верблюды-то у вас есть?
– Зачем тебе верблюд? Вот машина, она лучше десяти верблюдов. Домчу куда надо быстрее ветра!
– Я хочу увидеть верблюда. Самого большого. Живую гору пустыни.
– Самого большого? – Водитель поскреб вытянутый подбородок. – Самый большой верблюд у деда Зафара. Он рядом с ним туристов в Хиве фотографирует.
– Замечательно. Я тоже хочу сфотографироваться. Отвези нас туда.
Толик-Мустафа с радостью доставил пассажиров привычным маршрутом к западным воротам Ичан-Калы, древнего внутреннего города Хивы, и подробно объяснил, как пройти к известному верблюду.
Ступая по узким древним улицам, князь Орбелиани наконец счел нужным объяснить Гиви и Зурабу свое странное решение сфотографироваться около верблюда.
– Я всю ночь думал над смыслом послания: убей живую гору пустыни. В нем наверняка зашифровано иносказание. С одной стороны, текст прямо указывает на гору, с другой стороны, убить можно только живой организм. Гора пустыни, задумался я. А ведь существует устойчивое сочетание: корабль пустыни. Это верблюд! И у него есть горбы, похожие на горы. Живые горы! Представьте себе огромного верблюда, который тащится по ровным пескам. На его спине навьючен груз, который кажется небольшой горой. Живой горой пустыни!
– И его можно убить, – буркнул Гиви.
– Да. Я об этом и говорил. Нам надо найти самого большого верблюда, олицетворяющего собой живую гору пустыни.
Они вышли к грандиозному расписному минарету, столь широкому в основании, что казалось, его собирались строить до луны. Но древние зодчие вовремя смирили гордыню и остановились в самом начале пути. Перед минаретом стоял огромный мохнатый верблюд с надменным выражением старой морды, а рядом с ним суетился аксакал в строгой шляпе, потасканном пиджаке и брюках-галифе, заправленных в высокие нечищеные сапоги. Аксакал уверенно регулировал поток туристов, желающих сфотографироваться рядом с принаряженным верблюдом.
– Уважаемый Зафар, сколько стоит сделать фото с вашим столь великолепным животным?
Аксакал не удивился, что незнакомец знает его имя, он работал здесь столько лет, что стал олицетворением древнего города.
– Наверху – пятьдесят рублей, внизу – десять, – привычно продиктовал Зафар.
– Однако! Почему такая разница?
– Э-э! Попробуй сам посадить кого-нибудь на плечи.
– Я не верблюд.
– Я тоже иногда жалею об этом, – пошутил Зафар и серьезно добавил: – Верблюд устает. Он уже старый.
– Сколько же ему лет?
– Мы все время с ним спорим, кто из нас старше. Только он паспорт потерял, – захихикал аксакал. Чувствовалось, что он привык к непринужденному общению с туристами.
– Значит, он стоит здесь много лет?
– С тех пор как изобрели фотоаппарат!
– Красавец! И такой огромный, – похвалил верблюда Орбелиани.
– Верблюд-гора, – гордо подтвердил аксакал.
Последняя фраза князю понравилась, она подтвердила его догадку. Давид Вахтангович решил уточнить последнюю деталь:
– Вы все годы работаете на одном и том же месте?
– Здесь лучший кадр, не сомневайся. Видишь, верблюд даже шею не может выпрямить, привык смотреть в одну сторону.
– Зачем же так эксплуатировать животное?
– Хватит меня отвлекать! Будешь фотографироваться? – обиделся Зафар.
Князь Орбелиани вежливо отошел, он уже узнал все что хотел. Зураб скептически осматривал большого верблюда.
– Допустим, мы его убьем, что это даст? Вы думаете, что череп Тимура внутри верблюда?
– Нет, конечно. На верблюде старый ковер с узором, между горбами сиденье, еще есть сбруя. Возможно, они укажут путь дальше.
– Сколько можно? Неужели предыдущих загадок недостаточно?
– Этого нам знать не дано. Чем сложнее путь, тем значительнее награда. Я предупреждал, что поиски будут нелегкими.
– Если речь идет о новой загадке, дядя Давид, то зачем убивать верблюда? Достаточно украсть все вещи.
– Пока не знаю. Но инструкцию надо соблюдать точно.
Молчавший Гиви ощупал тесак под одеждой.
– Моего кинжала будет мало.
– Вижу. Все равно надо выждать, пока схлынут туристы. Есть время поискать что-нибудь более подходящее в местных лавках, – предложил племянникам князь.
49. Ошеломляющие успехи
Бодрая Тамара Кушнир растолкала утром Тихона Заколова, задумчиво лежащего на верхней полке.
– Тихон, вставай, пора искать череп Тимура.
– Где?
– На горе, в пустыне! Где же еще!
– Допустим, мы его найдем. Твой князь-редактор опять похитит тебя и обменяет на череп.
– Ну нет! Второй раз ему это не удастся. Предупреждена – значит вооружена. Я так просто теперь не дамся. Буду брыкаться, царапаться, кусаться.
Александр Евтушенко, невозмутимо пивший чай, счел необходимым вмешаться в разговор:
– Чем дальше мы продвигаемся, тем больше мне кажется, что мы стали жертвами чьей-то злой шутки. Решим одну загадку, идем к следующей, за ней новая головоломка, потом еще. И конца этому не видно. Может, кто-то издевается над нами, а черепа Тимура давно не существует?
– Если был человек, значит, должен остаться его череп. Ничто не исчезает бесследно, – убежденно заявила Тамара.
– И на шутку это не похоже, – добавил Тихон, припомнив, как вчера два решительных человека, действовавших по приказу, пытались взорвать пассажирский поезд. Он не рассказывал об этом девушке, оберегая ее от нового потрясения.
– Нам нельзя терять время! Орбелиани уже ушел, он нас опередит, – нервничала Тамара.
– Кто сказал, что мы теряем время? Я уже целый час думаю о послании на монете. Мне все кажется, что вчера в спешке я что-то упустил.