Торкиль Дамхауг - Взгляд Медузы
Выходя из туалета, он услышал из полуоткрытой двери в другом конце коридора хорошо знакомый звук. Он заглянул в комнату. На краешке кровати сидел подросток и подбирал аккорды на электрогитаре. На полу перед ним стоял небольшой усилитель.
— Разучиваешь? — спросил Викен.
Парень не подал виду, что стоявший в дверях человек застал его врасплох. Он едва заметно кивнул и продолжал бренчать.
— Ты в группе играешь?
Еще кивок. У парня были черные волосы до плеч, на вид крашеные, и колечко в брови.
— А какую музыку вы играете? — не унимался инспектор.
Парнишка покосился на него, и в его взгляде промелькнула издевка.
— Рок, блюз, металл — всякое.
— Я тоже играю на гитаре, — признался полицейский.
— Да ну?
Парень не проявил к его признанию слишком большого интереса.
— Тебя как зовут?
— Том.
— Можно, попробую твою гитару?
Том поколебался было, но потом встал. Он был долговязым, ростом с Викена, и худощавым; поперек лба тянулась полоска прыщиков. Сняв с себя ремень, он протянул гитару инспектору. Гибсон Лес Пол. У самого Викена такой дорогой гитары не было никогда. Он с благоговением прошелся пальцами по струнам. Настроены они были прекрасно.
— Это тебе отец подарил?
— На день рождения, — подтвердил парень. — Отец ее в Англии купил.
Викен взял несколько аккордов, послушал, как они звучат; даже и со слабым усилителем ощущалось, как затягивает игра на этой красавице-гитаре.
— Вот бы мне такую! — вздохнул он и выдал несколько риффов. — А это слышал?
И снова заиграл. На лице Тома по-прежнему ничего не отразилось.
— Хорошо, — сказал он, когда Викен закончил. — Да, слышал раньше.
— «Блэк мэджик вумэн»! — воскликнул инспектор.
— Это из Сантаны чё-то такое?
— Сантана украл это у «Флитвуд Мэк». А сочинил Питер Грин. Лучший из белых блюзовых гитаристов, которых когда-либо слышал мир. У него был Гибсон вроде твоего. Но в конце концов он отрастил такие длинные ногти, что больше не смог играть.
— А это еще зачем? — спросил Том.
— Он думал, что это отобьет у него охоту играть блюз.
— Жесть!
Викен протянул ему инструмент:
— Теперь ты.
Том взял гитару, подкрутил усилитель. Этот рифф был Викену незнаком, но в нем был драйв, и играть парень умел, в этом сомневаться не приходилось. Вдруг он тонким хрипловатым голосом запел:
— I’m gonna fight ’em off… A seven nation army couldn’t hold me back[18].
Закрыв глаза, парень, казалось, разом погрузился в свой собственный хрупкий мир, не заботясь о том, что чужой человек стоит и разглядывает его.
— And I’m bleeding and I’m bleeding, and I’m bleeding right before the Lord. All the words are gonna bleed from me and I will think no more[19].
Викен, дослушав, воскликнул:
— Это было охрененно сильно, Том!
Паренек понял, что тот не кривит душой. Улыбнувшись, он отвернулся и поставил гитару на подставку рядом с кроватью.
— А вы еще играете в группе? — спросил он полицейского явно для того, чтобы скрыть неловкость.
— Давно уже не играл, — сознался Викен.
— А как ваша группа называлась?
Инспектор ухмыльнулся:
— Мы себя называли «Graveyard Dancers»[20]. Вообще-то, мы чуть было не подписали контракт на выпуск диска.
— Клевое название, — кивнул Том.
Викен спросил как бы между прочим:
— А почему твоего отца нет дома?
Том пожал плечами:
— Он матери вчера звонил. Это из-за его брата.
— Брата твоего отца?
— Йес, брата-близнеца.
Инспектор постарался скрыть свою заинтересованность за равнодушным тоном:
— Значит, у твоего отца есть брат-близнец. И как его зовут?
— Бреде.
— И они похожи друг на друга?
— Не знаю, никогда его не видел.
В дверь заглянула Вибека Гленне:
— Ах вот где вы!
Викен подмигнул Тому:
— Я не смог удержаться и не попробовать сыграть на этой гитаре. Никогда не держал в руках такого инструмента. Раздобудь себе альбом Питера Грина, услышишь, что он вытворяет на Гибсоне.
— Альбом? — опешил Том.
— Э-э-э… ну ты, конечно, можешь просто скачать песни в Сети, — поправился инспектор.
— Ваш сын рассказал, что у Акселя Гленне есть брат-близнец.
Хозяйка подлила всем кофе.
— Они не поддерживали отношений уже много лет. Бреде то ли алкоголик, то ли наркоман, не знаю точно. Он постоянно кочует из одного медицинского заведения в другое.
— Мальчик говорит, что никогда с ним не встречался.
— Вообще-то, и я тоже.
Брови Викена непроизвольно полезли вверх.
— Больше чем за двадцать-то лет?
— Связь между ними прервалась, когда они были еще подростками. Бреде больше не захотел видеть Акселя. Ревность и все такое прочее. Аксель добился успеха в жизни, а Бреде и не пытался его достичь.
— Значит, вам неизвестно, похожи ли они друг на друга?
— Они однояйцевые. И к тому же я видела Бреде на детских фотографиях. Их невозможно различить.
— Можете показать мне какие-нибудь фото?
— Это детские фотографии, но, послушайте, вы же так и не объяснили, почему вы…
Женщина замолчала, встала и вышла в соседнюю комнату. Слышно было, как она там открывает ящики. Она вернулась, неся в руках три фотоальбома:
— Вот пожалуйста, только вы уж извините меня, я что-то не в настроении предаваться воспоминаниям вместе с вами.
— Да ничего, пожалуйста.
Фотографии были отпечатаны с цветной пленки. Краски поблекли и покрылись золотистой патиной. Запечатлены были походы на пляж и празднование Дня независимости, 17 мая. На снимках были женщина со светлыми волосами, заплетенными в косу, и мужчина, на вид гораздо старше, который показался Викену знакомым.
— Родители Акселя, если я правильно понимаю.
Вибека Гленне склонилась над столом:
— Да, верно. Он старше ее на двадцать лет. Он был видным деятелем движения Сопротивления, а позже адвокатом Верховного суда.
— Торстейн Гленне? — сообразил инспектор, раздосадованный тем, что ему это раньше не пришло в голову. — Так ваш муж — сын Торстейна Гленне?
Он стал листать альбом дальше, на одной из страничек задержался подольше. Фьорд и нагретые солнцем скалы.
— А где сделаны эти снимки?
Хозяйка бросила взгляд на фото:
— На даче. Это летний дом в Ларколлене. Мы до сих пор там отдыхаем.
Викен прищурился:
— Летний дом? А подвал там есть?
— Ну да. Господи, и зачем вам это знать?
Инспектор не ответил.
— И как давно у вас этот дом? — поинтересовался он.
Вибека Гленне задумалась:
— Да он уже давно принадлежит их семье. Там прошло еще детство Торстейна Гленне, как я понимаю. То есть это с двадцатых или тридцатых годов.
— А это Аксель или Бреде?
Викен приподнял альбом, чтобы ей было лучше видно.
— Аксель, — твердо заявила она.
— А где здесь Бреде?
Она показала на снимок пониже на той же странице.
— Но они же абсолютно одинаковые, — воскликнул полицейский, — у них даже купальные трусы одинаковые! Как вы можете быть уверены?
— Муж мне рассказал, кто здесь кто.
Викен пролистнул дальше. Отец, мать и один из близнецов.
— А что, нет снимков, где они вместе? — удивился он.
— То есть как это?
— Фотографий близнецов — пруд пруди, но нет ни одной, где бы были оба сразу.
Женщина, похоже, растерялась:
— А какое значение это может иметь?
— Да, действительно. Наверное, никакого. А с кем вы разговаривали о Бреде?
— С кем разговаривала? Да, собственно, только с Акселем и разговаривала.
— Вы хотите сказать, что вы никогда не слышали, чтобы его родители или еще кто-нибудь из родственников что-нибудь говорил об этом втором близнеце?
— Бреде отослали из дому, когда ему было пятнадцать лет. По словам мужа, жить с ним под одной крышей стало просто невыносимо. Он никому не подчинялся. В семье Акселя об этом никогда не говорили, Бреде был и остается табу. Муж запретил мне упоминать его имя в присутствии других.
— И что, родители отослали из дому своего пятнадцатилетнего сына и больше не желали его видеть?
— Семья у Акселя не совсем обычная. — Вибека Гленне сделала ударение на слове совсем. — Нельзя сказать, чтобы это были любвеобильные и душевные люди. Мне не довелось стать свидетельницей того, чтобы Астрид, моя свекровь, хоть раз проявила заботу о ком-нибудь, кроме себя самой. Внуки ее тоже абсолютно не интересуют. А старик Торстейн — он же был просто божеством. Далеким и строгим. — Немного подумав, она добавила: — Аксель не говорит об этом, но я замечаю, что его до сих пор не покидают мысли о брате. Когда он позвонил вчера, то намекнул, что надо бы его найти. Это наверняка связано с тем, что случилось, когда Бреде отослали из дому.
