Питер Джеймс - Мертвая хватка
Закрыла файл с таким же облегчением, какое ежедневно испытывает.
67
Рой Грейс много лет видит жуткие картины. Набравшись опыта, почти всегда можно оставить их за спиной, однако что-то застревает в памяти и временами всплывает. Тогда ложишься в постель и не можешь заснуть, снова и снова видя это перед глазами. Или просыпаешься с криком от кошмарного зрелища.
Одно из самых тяжких впечатлений — пятилетний мальчик под колесами самосвала. Рой, в ту пору молодой патрульный, первым прибыл на место происшествия. Раздавленная голова ребенка с торчащими светлыми волосами, как это ни дико, напомнила ему Барта Симпсона. На протяжении нескольких лет бедный малыш снился ему три-четыре раза в месяц. Он до сих пор не может видеть по телевизору сериал «Семейка Симпсон», оживляющий страшные воспоминания.
Нынешнюю картину он тоже унесет с собой. Чудовищно, а глаза отвести невозможно; невозможно не думать, какие страдания выпали человеку в последние минуты жизни. Остается надеяться, что последних минут было мало, но почему-то кажется, что это не так.
Мужчина невысокий, плотный, со стрижкой ежиком и тройным подбородком, с татуировками на кистях рук. Голый — одежда сложена на полу, будто он собирался влезть в ванну или нырнуть в бассейн. Синий комбинезон, носки, зеленая рубашка поло с выстроченной надписью «Океанская рыба из Абердина» аккуратно свернуты рядом с тяжелыми ботинками. На коже черные пятна от дыма, голова, лицо, руки покрыты крошечными ледяными кристаллами. Он висит на крепком железном крюке, острие которого вонзается в нёбо широко открытого рта и выходит чуть ниже левого глаза, как у рыбы на браконьерской остроге.
На лице написано бесконечное потрясение — хуже всего выпученные обезумевшие глаза.
Ледяной воздух продолжает накачиваться, неся с собой острый запах копченой рыбы вместе с вонью мочи и экскрементов. Бедняга обмочился и обделался. Ничего удивительного, решил Грейс, глядя на него, осмысливая первые крохи полученной информации. Одна коптильня тоже взломана. Возможно, беднягу сначала подвесили там, а потом перенесли в холодильник.
От смешанных запахов опасно подступила тошнота. Помня советы патологоанатомов, Рой начал дышать ртом.
— Я должна сообщить кое-что неприятное, — предупредила Трейси Стокер, абсолютно невозмутимая с виду.
— Фактически я уже вижу кое-что неприятное.
— Бедняга…
— Известно, кто это?
— Да. Здешний босс его знает. Водитель рефрижератора. Регулярно каждую неделю доставлял грузы из Абердина. Уже много лет.
Грейс как завороженный смотрел на тело.
— Смерть констатирована?
— Пока нет. Парамедики едут.
Каким бы мертвым человек с виду ни был, закон требует официального медицинского освидетельствования и заключения. В прежние времена это сделал бы полицейский врач. Конечно, состояние жертвы в данный момент не вызывает никаких сомнений. Мертвее бывают лишь те, цинично подумал Рой, чей пепел покоится в кремационных урнах.
— Патологоанатом будет? — спросил он.
Трейси кивнула.
— Только не знаю кто.
— Надеюсь, Надюшка. — Грейс снова посмотрел на труп. — Ничего, если я выйду, когда его начнут снимать с крюка?
— Пожалуй, я тоже, — вздохнула Трейси.
Рой мрачно усмехнулся.
— Так вот, это может быть очень важно, — вернулась к началу разговора Трейси.
— Что?
— По свидетельству мистера Харриса, владельца и управляющего компанией «Спрингс», это Стюарт Фергюсон, водитель автопоезда, участник фатального столкновения на Портленд-Роуд.
Грейс взглянул на нее. Прежде чем успел осмыслить информацию, Трейси продолжила:
— Придется подойти поближе, но вы должны увидеть. — Она шагнула вперед и повернулась, указывая на стену приблизительно в футе над дверью. — Узнаёте?
Суперинтендент уставился на цилиндрический предмет со сверкающей стеклянной линзой.
Оправдались наихудшие опасения.
Очередная видеокамера.
68
Карли Чейз приветственно улыбнулась и поспешно усадила вошедшую в кабинет женщину. Встреча отсрочена на 16:45, ибо весь день пошел кувырком. По крайней мере, это последняя на сегодня клиентка.
Анджелина Голдсмит, мать троих подростков, недавно обнаружила, что ее муж-архитектор двадцать лет живет двойной жизнью, имеет другую семью в Чичестере в тридцати милях от родного дома. На той женщине не женился, поэтому по закону не многоженец, но с моральной точки зрения еще какой, черт побери.
Несчастная клиентка явно заслуживает солиситора, способного полностью сосредоточиться на ее проклятом деле, на что Карли в данный момент не способна.
Анджелина Голдсмит из тех доверчивых порядочных женщин, которых измена мужа потрясает до глубины души. У нее мягкий характер, темные волосы, приятное лицо, хорошая фигура; ради семьи она отказалась от карьеры геолога. Теперь вера в себя пошатнулась, ей нужен совет.
Карли проявила сочувствие, принялась обсуждать варианты, посоветовала смотреть в будущее ради себя и детей.
После ухода клиентки кое-что продиктовала своей секретарше Сюзанне, попросила занести в дневник следующую встречу с Анджелиной Голдсмит, назначенную через неделю, и выписать счет на восемью шесть минут — в фирме время приема отсчитывается по шести минутам. Потом проверила голосовую почту, выслушала поток сообщений клиентов и последнее от Клер Мэй. Клер докладывала, что Тайлер всю дорогу плакал, не объясняя почему.
Мать присмотрит за ним до ее возвращения. Тайлер любит бабушку и, будем надеяться, развеселится. Однако поведение сына тревожит. Надо будет поговорить с ним подольше. Карли вызвала по телефону такси и вышла из кабинета.
В машине по пути домой погрузилась в раздумья. Разговорчивый водитель в опрятном костюме все время пытался завязать беседу, но Карли не отвечала. Не в том она настроении, чтобы беседовать.
Кен Акотт оказался прав насчет магистрата. Ее лишили прав на год и оштрафовали на тысячу фунтов, что Кен признал предельно мягким наказанием. Она также согласилась на предложение суда пойти на курсы вождения, сократив срок лишения прав до девяти месяцев.
Чувствуя себя идиоткой, она хромала без каблука по залу суда и обратно. Потом с нетерпением ждала ленча с Сарой Эллис, чтобы взбодриться, а та позвонила с сообщением, что ее престарелый отец, живущий отдельно, упал, похоже, сломал руку и она везет его в больницу.
Будь все проклято, решила Карли. И вместо обувной мастерской поплелась в магазин на Дьюкс-Лейн за шопинг-терапией. В результате на ней теперь красуются утешительно дорогие туфли фирмы «Кристиан Лубутэн» из настоящей кожи, на абсурдно высоких каблуках, с двойным ремешком на щиколотках и красной платформой. Единственная радость сегодня.
Карли выглянула в окно. Такси движется в плотном потоке в час пик по Олд-Шорэм-Роуд. Она отправила Тайлеру сообщение, что через десять минут будет дома, поставила в конце смайлик и строчку поцелуев.
— Живете в конце Голдстоун-Кресент, да? — уточнил водитель.
— Верно.
— Угу.
Радио в машине ожило и снова умолкло. Через несколько минут таксист снова спросил:
— У вас какой бачок в туалете?
— Понятия не имею, — сказала она.
Пришел ответный текст от Тайлера.
«У тебя „Маппер“ выключен».
Она написала:
«Прости. Жуткий день. Люблю тебя. XXXX».
— С цепочкой или с ручкой?
— С ручкой.
— Ясно.
Голос резкий, назойливый. Если не заткнется насчет унитазов, никаких чаевых не получит.
К счастью, водитель умолк и молчал до самого дома. Девять фунтов на счетчике. Она дала десятку, отказавшись от сдачи. Когда шагнула на тротуар, шофер крикнул вслед:
— Классные туфли! «Кристиан Лубутэн»? Шестой размер? Угу…
— А вы знаток! — невольно улыбнулась Карли.
Водитель не улыбнулся в ответ, только кивнул и открутил крышку термоса.
Чокнутый малый. Надо сказать в компании, чтобы его больше не присылали. Впрочем, возможно, она просто злится, а он лишь старается проявить дружелюбие.
На другой стороне дороги Зуб в маленькой синей прокатной «тойоте-ярис», которую следовало вымыть, сделал пометку в электронной записной книжке. Сын. Дома в 16:45. Мать. Дома в 18:00.
И зевнул. День был очень долгий. Он запустил мотор и тронулся с места. Отъезжая, увидел медленно двигавшийся навстречу патрульный автомобиль. Ниже натянул бейсболку, проезжая мимо, глянул в зеркало заднего обзора, увидел вспыхнувшие тормозные огни.
69
На кухне гремят тарелки — видно, мать после ужина убирает за Тайлером. Пахнет едой. Лазаньей. На оконном стекле играет солнце. Скоро лето. Карли вошла в дом с тяжелым сердцем. Обычно в этом месяце она чувствует себя бодрее — часы переводятся, день становится дольше. Радует утренний свет и хор на заре. В страшные годы после смерти Кеса хуже всего она переносит зимы. Летом как-то легче справиться с горем.
