Дин Кунц - Славный парень
— Мы будем за столом для пикника.
Тим убрал одноразовый мобильник в карман и зашагал по тропинке над морем.
— Эй, большая голова, ты должен мне кое-что рассказать.
— Да, знаю, но со словами проблема.
— Я разрушила свою стену.
— И я знаю, каких усилий это стоило. Но в моей стене куда больше арматуры. Давай еще пройдемся, а я немного подумаю.
Она шла рядом.
— Я не хочу, чтобы твое мнение обо мне изменилось.
Она шла и молчала. Солнце миновало зенит, тени деревьев начали увеличиваться, она шла рядом.
Глава 54
— У вас такой славный мальчик, — сказал Крайт.
Мэри не ответила. Губы вдруг стали не такими
полными, как раньше. Должно быть, она их сжала.
— Я уверен, что вы гордитесь и Захари, но я говорю про Тима.
Люди, которых очаровывала улыбка Крайта и его манеры, если уж он старался обаять их, редко встречались с ним взглядом, словно подсознательно понимали, что он совсем не такой, каким они его видят, вот и избегали его глаз, чтобы и дальше обманываться.
А если кто-то смотрел ему в глаза, то очень быстро отводил свои.
У Мэри был пронзающий взгляд офтальмолога. И всякий раз, моргая, она, казалось, переворачивала очередную страницу разума Крайта.
— Дорогая, только потому, что я безболезненно обездвижил вас, не означает, что я не могу причинить вам боль, если возникнет такая необходимость.
Ответа не последовало.
— Станете упрямиться, я все равно добьюсь вашего содействия, но вам это будет стоить больших мучений.
Она продолжала считывать информацию с его глаз.
— Только дураки не боятся. И дураки умирают, — продолжил он.
— Я боюсь, — признала она.
— Хорошо. Рад это слышать.
— Но во мне не только страх.
— Давайте посмотрим, удастся ли нам найти общий язык.
Она так и не спросила, кто он и чего хочет. Не желала тратить время на вопросы, которые остались бы без ответа. Не задавала и те, на которые все равно получила бы ответ.
— Меня зовут Роберт Кесслер. Вы можете называть меня Боб. А теперь, дорогая Мэри, к делу. У вашего мальчика Тима есть нечто такое, что нужно мне, а отдавать он не хочет.
— Тогда вы этого и не получите.
Он улыбнулся.
— Готов спорить, когда он был маленьким, вы защищали его от учителей, которые ставили ему плохие оценки.
— На самом деле никогда такого не делала.
— А если он украл приличный груз кокаина, который принадлежал мне?
— Если бы вы по глупости сказали мне такое, я бы сразу поняла, что вы лжете.
— Мэри, Мэри, у меня нет ощущения, что вы — наивная женщина.
— Тогда и не воспринимайте меня как наивную.
— Никто не может знать самые тайные секреты другого человека. Даже мать не знает, что скрывается в сердце ее сына.
— Эта мать знает.
— То есть вас не удивит тот факт, что он может убивать людей?
В ее глазах читалось презрение.
— Как трогательно. Убивать!Может, обойдемся без софистики?
Он приподнял брови.
— Софистика? Умное, однако, слово для жены каменщика и матери каменщика.
— Мы стараемся быть тупыми, но вот мозги мешают.
— Мэри, должен сказать, что при других обстоятельствах вы бы мне понравились.
— Не могу представить себе обстоятельства, при которых вы могли бы понравиться мне.
Какое-то время он молча смотрел на нее.
— Вам не посеять во мне сомнения в моем сыне. Чем больше вы будете стараться, тем больше я буду сомневаться в серьезности ваших намерений.
— Это становится интересным, — усмехнулся Крайт.
Направился к раковине, взял с разделочного столика миску с нарезанными яблоками, вернулся, сел на стул.
— Для чего яблоки? — спросил он, жуя дольку.
— Вы пришли сюда не для того, чтобы говорить о яблоках.
— Но теперь они меня заинтересовали, дорогая. Вы собирались испечь пирог?
— Два пирога.
Он положил в рот вторую дольку.
— Вы сами делаете тесто или покупаете готовое в супермаркете?
— Делаю сама.
— Я, насколько это возможно, пытаюсь есть домашнюю пищу. Она полезнее для здоровья и более вкусная, чем ресторанная еда или замороженные блюда, а когда у человека так много домов, как у меня, разнообразие гарантировано.
Он взял третью дольку и бросил ей в лицо.
Она дернулась. Яблочная долька на мгновение прилипла ко лбу, потом сползла, упала на блузку.
Он бросил еще дольку, которая ударилась о щеку и упала на правую руку. Мэри скинула дольку на пол.
— Постарайтесь поймать эту ртом, — предложил Крайт.
Долька отскочила от плотно сжавшихся губ.
— Да перестаньте. Пойдите мне навстречу.
Поскольку рот она не открывала, а голову подняла, следующая долька угодила в подбородок.
— Чего бы вы ни хотели, унижая меня, к цели вы не приблизитесь.
— Может, и нет, дорогая. Но удовольствие я от этого получаю.
Он съел еще дольку, бросил две.
— Когда Уолтер приходит с работы?
Она не ответила.
— Мэри, Мэри, такая упертая. Может, вы будете гнуть свое, даже если я найду в доме опасную бритву и начну резать вам лицо.
Он достал из плечевой кобуры «Глок», положил на стол.
— Но, — продолжил он, — если Уолтер войдет сюда неожиданно, я застрелю его на пороге, и это будет ваша вина.
Она смотрела на оружие.
— Он снабжен глушителем, — объяснил Крайт. — И это пистолет-пулемет. Одним нажатием на спусковой крючок я могу выпустить четыре, пять, шесть пуль ему в шею и голову.
— Обычно он возвращается между четырьмя и половиной пятого, — с неохотой ответила Мэри.
Крайт понял, что близкие и есть ее ахиллесова пята.
— Иногда он приходит раньше?
— Нет, если погода хорошая.
— Вы ждете кого-то еще?
— Нет.
— Хорошо. Отлично. Я увезу вас отсюда задолго до четырех часов.
Он ждал ее реакции на эту новость, но она ничего не сказала.
— Я собираюсь позвонить Тиму. Тимми. Вы называете его Тимми?
— Нет.
— Вы называли его Тимми, когда он был маленьким мальчиком?
— Он всегда был Тимом.
— Понятно. Но никогда не был Крошкой Тимом. Я собираюсь позвонить Тиму и предложить ему сделку. Но мне нужно, чтобы вы с ним поговорили.
— Какую сделку?
— Ага, наконец-то я чувствую любопытство.
— Скажите мне правду. Без этой кокаиновой ерунды.
— Меня наняли, чтобы убить эту суку, эту писательницу, изнасиловать, если у меня будет время, а он прячет ее от меня.
Мать каменщика поискала взглядом глаза Крайта, потом вновь посмотрела на лежащий на столе пистолет-пулемет.
— Я хотел все обставить так, будто в ее дом ворвался маньяк-убийца, но теперь из этого ничего не выйдет. Но если удастся, я все равно постараюсь ее изнасиловать, потому что она заставила меня слишком долго ждать.
Мэри закрыла глаза.
— Больше не похоже на ерунду, Мэри?
— Нет. Это безумие, но вы говорите правду.
— Когда вы вновь воссоединитесь с сыном, он сможет рассказать вам подробности. Вы заслушаетесь. Он так ловко уходил от меня.
Он бросил в нее долькой, чтобы заставить открыть глаза. Пододвинул к ней стул.
— Слушайте внимательно, Мэри. Я должен вам кое-что объяснить.
— Я слушаю.
— Позже я собираюсь вас связать и отнести в «Экспедишн», который стоит в гараже. Мы уедем на «Экспедишн». Я положу вас в багажное отделение, на спину. Вы не боитесь иголок, Мэри?
— Нет.
— Хорошо. Потому что я подсоединю вас к хитрому насосу для внутривенных вливаний. Вы знаете, что это такое?
— Нет.
— Принцип тот же, что и у капельницы в больнице, но все гораздо компактнее. Для привода используется не сила тяжести, а работающий от батареек насос. Вам будет постоянно вводиться снотворное. У вас есть аллергия на лекарства, дорогая?
— Аллергия? Нет.
— Тогда вам ничего не грозит. Вы будете спать, пока все не закончится. Так будет проще нам обоим. Я укрою вас одеялом, оно же скроет и насос, так что никто и не узнает, что вы там лежите. Но у меня одна проблема. Посмотрите на меня, дорогая.
Его глаза потеряли для нее всякий интерес, потому что теперь она знала, кто он. Знала, что материнские мольбы не произведут на него ни малейшего впечатления.
— После транквилизатора, который впрыснул в вас шприц-дротик, я ввел вам его нейтрализатор, чтобы мы смогли поговорить. Он по-прежнему циркулирует у вас в крови. И будет мешать действию снотворного, которое я хочу вам ввести... — он посмотрел на часы, — ...еще полтора часа, может, чуть меньше. Поэтому нам придется подождать. Вы меня понимаете?
— Да.
— Когда я позвоню Тиму, я скажу ему, что уже увез вас из дома. И дам ему определенные инструкции. Вы мне подыграете. Дома вас нет, вы хотите вернуться домой и попросите его сделать все, чего хочет от него нехороший мистер Кесслер.
