Николай Станишевский - Цветы к сентябрю
— О чем поёт моя душа? — задумчиво прошептал он. Всё о том же…
— О том, что я до сих пор не могу успокоиться! Целый год я метался, как раненый лев, разыскивая Её по больницам! Но теперь вновь осознаю, что продолжаю жить только ради Неё! Что мне делать?
Рука с силой ударила по центру рулевого колеса. Протяжный сигнал сирены огласил унылые окрестности.
— Цветок к сентябрю, — губы Николаса растянулись в две узкие, плотно сжатые полоски. — Всю жизнь Она была для меня этим цветком… И всю жизнь я дарил Ей цветы к Её самому любимому празднику…
Он вновь посмотрел на деревья. Его лицо приняло серьёзное, сосредоточенное выражение.
— Кажется мне это или нет? — он потёр глаза. — Такое впечатление, словно у дерева что-то лежит… Точно так же два года назад я заметил Джину…
Он ещё раз внимательно присмотрелся.
— Верно, — рука повернула ключ зажигания. — Похоже на… Подъехав к деревьям, он вышел из машины.
— Знак свыше? — Николас огляделся по сторонам. — Неужели кроме сантиментов просыпается суеверие?
И ещё какое-то внутреннее беспокойство…
Осторожно обойдя дерево, он подошёл к тому, что привлекло его внимание. Предмет был внушительных размеров, плоский и прямоугольный, завёрнутый в серую обёрточную бумагу. В левом верхнем углу красовалась надпись чёрного цвета.
Николас замер, словно увидел змею. Дымящаяся сигарета выпала из дрогнувших пальцев.
На обёртке было написано два слова.
«Дорогому Нику».
14 августа. Чуть позже
— Милли! — Николас захлопнул дверцу автомобиля. — Мне никто не звонил?
— Нет! — женщина, стоявшая на крыльце, добродушно улыбнулась.
— И не приезжал?
— Нет. Нас уже давно никто не посещает.
— Это радует, — Николас приоткрыл крышку багажника. — Чем меньше беспокоят, тем лучше.
— Зря вы так! — лицо Милли приняло мученическое выражение. — Поймите, мистер Николас, нельзя все время находиться одному! Не стоит в расцвете сил заживо себя хоронить!
— В расцвете, говорите? — Николас посмотрел на неё испытующим взглядом. — Милли, мне уже за сорок. Большая часть жизни, как ни крути, прожита. И чего я в этой жизни достиг?
— Ну, как же? — женщина оглянулась, словно ещё раз пыталась убедиться, что дом и всё остальное находится на своих местах. — А это?… Особняк, машина, обстановка… Разве этого мало?
— Ерунда! — отрезал Николас. — Деньги — дело наживное, вы уж мне поверьте. Достаточно иметь голову на плечах и уметь разбираться в людях…
Он осёкся и замолчал.
— Что случилось? — Милли подалась вперёд.
— Сам не знаю, как вырвалось… — пробормотал Николас. — Если принять во внимание ситуацию двухлетней давности, получается, что я в людях практически не разбираюсь…
— Вы о чём?
— Так, о своём… — он тяжело вздохнул. — Жену вспомнил.
— Простите, — губы Милли затрепетали, — простите, если вы вспомнили это из-за меня…
— Не волнуйтесь, — Николас попытался улыбнуться. — Вы здесь совершенно не при чём. Так, накатило…
Он посмотрел на открытый багажник автомобиля.
— Вы её навещаете? — участливо осведомилась женщина.
— Что?… Ах, да конечно…. Сейчас, правда, реже. Но стараюсь бывать на могиле хотя бы раз в месяц…
— Бедняжка, — глаза Милли увлажнились, и она жалобно шмыгнула носом. — Виновного так и не нашли?
— Нет, — Николас нахмурился. — Свели к тому, что некого искать. Обычная поломка — отказали тормоза…
— Вы её очень любили, — чувствовалось, что Милли нравится эта тема, и Николас почувствовал зарождающееся раздражение.
— Любил, — он насупился ещё сильнее. — Только к чему эти вопросы?
В глубине души теплилась надежда, что разговор всё-таки прекратится, но Милли и ухом не повела.
— А к тому, — она многозначительно подняла кверху указательный палец, — что теперь я понимаю, отчего вы до сих пор не женаты. И почему по сей день в вашем доме нет женщины…
— Здесь не надо быть сильно умным, — раздражённо бросил Николас. — И так понятно, что Дженни мне никто не заменит.
— А мне кажется совершенно другое, — Милли по-птичьи склонила голову набок, прищурив правый глаз. — По-моему, вы просто боитесь. Что подобное повторится вновь…
— Что повторится? — у Николаса перехватило дыхание.
— Повторится, что вы снова безумно влюбитесь и… и…
— Что «и…»?
— И опять произойдёт какое-нибудь несчастье! — женщина внезапно умолкла и часто заморгала.
— Возможно… — Николас с облегчением вздохнул. — Да, Милли, наверняка вы правы.
— Есть такое выражение… единожды предав… — женщина загадочно посмотрела на небо. — Но… к вашей жене оно не относится…
— Что вы имеете в виду? — сухой ком вновь появился в горле.
— Ничего, — Милли потупилась. — Если бы ваша жена совершила предательство, подобного можно было бы ожидать от другой женщины. И этого опасаться. Но у вас совершенно иная ситуация, поэтому мой вам совет — познакомьтесь с кем-нибудь. Не стоит себя загонять в гроб, вы ещё не старый. Возможно, жизнь только начинается…
— Благодарю вас, Милли, — Николас сухо кивнул. — Я обязательно это учту.
— Да не за что, — женщина, наконец, поняла, что разговор окончен, тяжело вздохнула и пошла в дом.
— Да-а, — глубокомысленно изрёк Николас. — У меня появилось ещё одно качество, я стал слишком подозрительным…. На мгновение мне показалось, что она действительно знает мою историю. Хотя, если поразмыслить здраво, откуда? Так себя можно совсем загнать, Ник…
Он опустил голову. Взгляд скользнул по предмету в обёрточной бумаге. Только теперь Николас понял, что его в нём беспокоило.
Надпись.
Это был почерк Дженни.
14 августа. Ещё позже
Принеся находку в кабинет, Николас поставил её на стол, шумно выдохнул и закурил.
— Этого не может быть… — тихо произнёс он. — Для меня Она умерла… А посему физически не смогла этого сделать…
Выдохнув табачный дым, он сделал шаг вперёд и протянул руку, чтобы развязать верёвку. Но в последний момент она повисла в воздухе.
— Не торопись, — процедил он сквозь зубы. — Суетливость давно ушла в прошлое. Сначала надо всё внимательно осмотреть…
Он включил люстру, но этого оказалось недостаточно. Тогда, придвинув настольную лампу, он зафиксировал абажур в нужном положении.
Медленно, дюйм за дюймом, он принялся осматривать бумажную поверхность.
Ничего особенного.
Он перевернул находку, но и на обратной стороне не нашёл никаких следов.
— Надпись сделана специальным маркёром… Достать подобный — не проблема, они продаются в любом магазине. Правда, там, где находится Дженни, магазинов нет…
Он ещё раз наклонился и осмотрел надпись.
— Она писала, не торопясь, — язык непроизвольно облизнул пересохшие губы. — Буквы не пляшут, рука не дрожала. Значит, Она неплохо себя чувствует…
Внезапно Николас почувствовал, что ему стало легче.
«Правильно… — ощущение лёгкости постепенно укладывалось в сознании. — Что я могу ещё ощущать, если знаю, что у Дженни — всё в порядке?».
В голову пришла другая мысль. Буквы были широкими и аккуратными, похоже, что писавшая давила на фломастер слегка.
— Она делала это с любовью… — Николас выпрямился и скрестил руки на груди. — Ну конечно, именно так…
Он поднял голову и посмотрел в потолок.
— Ну почему, почему Она раньше об этом не думала? Что двигало Ею два года назад? Что заставило Её разыграть этот дурацкий фарс? Не говоря уже об операции по восстановлению… Ох… Зачем, Дженни, милая, зачем ты всё это сделала?
На глаза навернулись слезы, стало тяжело дышать. В ярости он рванул верёвку и принялся сдирать обёрточную бумагу.
— Это твой подарок? — гневно выкрикнул он. — Что это такое? Твой цветок к моему сентябрю?
Последние бумажные обрывки упали на пол, и взору Николаса представилась… картина. Тяжело дыша, он отступил назад и оперся о письменный стол.
Центральной фигурой полотна была красивая, белокурая девушка. Совершенно обнажённая, если не считать прозрачной голубой накидки, опоясывающей грудь и бедра. Её окружала мягкая звёздная ночь.
Николас сглотнул появившийся в горле ком и вытер пот со лба. Он знал, кто она и как её зовут.
Её звали Дженни.
15 августа. Ночью
Описывая вчерашний день, я удивилась, насколько подробно отражаются все поступки и мысли Николаса. Создалось впечатление, будто я нахожусь рядом с ним. Как бы я хотела, чтобы так и было на самом деле!
Но… к сожалению, пока это невозможно. Мне приходится довольствоваться тем, что я сумела сделать себе хотя бы этот подарок. И вместе с ним вырваться из плена.
