Гвидо ди Соспиро - Запретная книга
Эммануил лег на кровать подле Анжелы, обхватив ее шею ладонью, второй ладонью накрыл себе ухо. Тибетская техника введения жертвы в транс путем перекрытия доступа крови к головному мозгу была весьма опасной — можно нанести непоправимый вред мозгу или хуже… Интуиция подсказывала Лео, что Эммануил и прежде практиковал эту технику с Анжелой.
Когда Эммануил плавно надавил на шею племяннице, девушка вспомнила, что хотела сообщить Орсине нечто важное, и попыталась перебороть забытье.
Эммануил надавил сильнее. Отведя ладонь от уха, он приподнялся, нагнувшись над Анжелой, которая недоуменно распахнула глаза. Барон прижался губами к ее рту, будто намереваясь высосать душу. Анжела позабыла, что у нее есть сестра. Когда к мозгу перестала поступать кровь, нервная система забила тревогу, сердце затрепетало… Бездна раскрыла жадную пасть.
Большим пальцем барон пережал себе сонную артерию, ощутив знакомое давление в черепе, закрыл глаза и мысленно проник в опустевший разум племянницы.
Он словно попал в иной мир и впервые в жизни ощутил полный, наивысший магический экстаз, узрел бога, которого пытался визуализировать ранее. Перед ним появился Митра[51] в золотом сиянии — жизнерадостный, окруженный ореолом света, в персидском шлеме и усеянном звездами плаще. В руке бог держал короткий меч римских легионеров. Во сне Эммануил осознавал, что он бык, и восхищенно склонил голову. Митра приподнял морду животного и глубоко вонзил меч ему в глотку.
В физическом мире мышцы Эммануила свело судорогой, пальцы вдавились в шею обмякшей Анжелы. Ее сонная артерия начала посылать панические сигналы сердцу, замедляя его ритм. Минут через десять сердце девушки остановилось, но Эммануил не ослабил хватку — его мускулы не отпускала судорога.
Когда он пришел в себя, бездыханная Анжела лежала у него на руках.
Лео не ощущал собственного тела, но чувство нестерпимого холода вернулось. Его, казалось, испытывает и барон.
Эммануил поднялся с кровати, плотно запахнулся в халат и вышел. Перед охотничьим домиком раскинулся огороженный стеной внутренний двор. Барон порылся в бардачке «ланчии», нашел водительские перчатки и вернулся в хижину, где снял с Анжелы футболку, юбку и нижнее белье.
Барон был невысок, но крепок и силен. Ему не составило труда поднять обмякшее тело и перенести в ванную, где он, не снимая перчаток, омыл тело племянницы, высушил ей волосы феном, вытер ее досуха большими банными полотенцами.
Действуя четко и осознанно, Эммануил снял перчатки, отжал их над раковиной и натянул на руки. Вышел во двор и спрятал тело Анжелы в багажник «ланчии». В хижине Эммануил сбросил халат, собрал постельное белье и полотенца, сложил в стиральную машинку и запустил цикл. Облачившись в сорочку и брюки, барон вышел из домика, заперев за собой дверь.
Ночь была тихой, безлунной и теплой. Включив габаритные огни, Эммануил поехал в усадьбу. На полпути он остановил машину и развернулся. Лео понял его намерения: избавиться не только от тела Анжелы, но и от ее мотороллера. У хижины Эммануил с некоторым трудом перетащил коченеющее тело племянницы на переднее сиденье «ланчии», пристегнул ремнем безопасности, а «веспу» погрузил в багажник, оставив крышку приоткрытой.
Успокоившись, упорядочив мысли, Эммануил задумал проехать мимо усадьбы и где-нибудь по дороге утопить тело вместе с мотороллером, инсценируя аварию.
Но, проезжая мимо дома и заметив «феррари» Найджела, барон передумал. Он погасил огни и заглушил мотор. «Ланчиа» по инерции плавно подкатила к «феррари». Окна дома были темны, словно беззвездная ночь. Эммануил бесшумно открыл багажник «феррари» и перенес в него скрюченное тело Анжелы, после чего сел в свою машину и отъехал, едва нажимая на педаль газа.
Как только усадьба пропала из виду, барон включил фары и на обычной скорости повел машину вдоль берега реки Адидже. Километров через тридцать он остановился у кромки воды, вытащил из багажника «веспу», поставил переключатель скоростей мотороллера на вторую передачу, зажал сцепление и бесшумно вошел с ним в воду. В половине четвертого утра Эммануил вернулся в усадьбу, вошел в дом через заднюю дверь и через полчаса спал у себя в комнате.
Когда сознание барона померкло, Лео пришел в себя. Он лежал на полу весь в холодном поту, лязгая зубами. Любое движение отзывалось болью, будто с него содрали кожу и натирали осколками льда.
— Нельзя ли просто умереть? — простонал Лео, приподнимаясь и открывая глаза.
Похоже, невероятный магический опыт ослепил его, на этот раз окончательно. Может, это кара за обретение запретного знания, от которой Лео будет страдать до конца жизни?
Он ужасно ослаб и дышал с большим трудом.
Покрывшись холодным потом, погруженный во тьму, Лео был не в силах ни двигаться, ни думать.
В одиннадцать утра Гедина в сопровождении Колуччи и пятерых полицейских вошел в гостиницу. Их «альфа-ромео» покрыли расстояние в шестьдесят с лишним миль между Венецией и Больцано с феноменальной скоростью. Все полицейские, кроме инспектора, были в униформе, так что предъявлять удостоверения ошарашенному консьержу не понадобилось.
— Среди ваших постояльцев значится синьор Кавана? — спросил Гедина.
— Да, а что…
— В каком он номере?
Консьерж — старший коллега клерка с заячьей губой — не спешил с ответом.
— Отвечайте быстрее, пожалуйста, — поторопил инспектор, а полицейские достали оружие.
— Он в номере 331, но…
Полицейские взбежали вверх по лестнице. Гедина сначала постучал, а потом и вовсе принялся колотить в дверь.
— Откройте! Полиция!
Нет ответа.
— Мы знаем, что вы там. Откройте дверь, я сказал! Немедленно!
В ответ — тишина.
— Выламывайте, — приказал Гедина.
Подбежал консьерж с ключом, но самый крупный из полицейских уже обрушил свой вес на хлипкую дверь, и та распахнулась. Полицейские отступили.
— Осторожней, босс, — предупредил Колуччи. — Вдруг он вооружен?
Но инспектор, первым заглянувший в номер, остановился на пороге.
— Назад! — велел он, перегородив проход. — Колуччи, срочно звони префекту Венеции. Живо!
Не переступая порога, Гедина включил свет. Весь номер и ванная комната были залиты кровью. Алые потеки растеклись по серому ковролину, покрывали мебель, но тела не было нигде.
— Префект на линии, босс, — сообщил Колуччи с вытаращенными от любопытства глазами.
Гедина выхватил у помощника трубку телефона и объяснил ситуацию шефу местной полиции, попросив немедленно прислать экспертов-криминалистов.
— Среди них обязательно должен быть серолог, — добавил он.
Консьерж тихонечко двинулся в сторону лестницы, собираясь улизнуть, но Гедина окликнул его:
— Постойте. Вы сегодня видели синьора Кавану?
— Да, — робко ответил консьерж.
— Когда? Почему раньше не сказали?
— Я хотел, но вы не дали. Он ушел этим утром.
— Ушел? Во сколько?
— Около десяти.
— Проклятие! Он не сказал, куда направляется?
— Нет. — Консьерж помедлил и произнес: — Вообще-то он меня кое о чем спрашивал.
— О чем же?
— Где находится ближайший книжный магазин.
«Книжный? Какого черта?» — подумал Гедина, а вслух спросил:
— Скажите, как он себя вел? Спешил? Суетился?
— О, выглядел он просто ужасно… Это-то я заметил, синьор.
— «Ужасно»? Что вы имеете в виду?
— Слабый. Изможденный. Бледный, как труп.
Точно так же, впрочем, консьерж мог описать и себя самого.
«Если Кавана в таком состоянии, то зачем ему книжный магазин?» — поразился Гедина.
— Больше ничего не припоминаете? — спросил он.
— Нет.
— Уходя, он взял свой багаж?
— Да. У него были чемодан и рюкзак.
— Все?
— Да.
— Ладно, ступайте. Вы еще можете понадобиться.
Когда консьерж удалился, Гедина велел Колуччи:
— Возьми в подмогу полицейского и спускайся за ним. Следи за консьержем, за всеми входящими и исходящими звонками в отеле. Экспертов немедленно отправь в номер.
Не заходя в комнату, инспектор набросал несколько версий в блокноте. Все они казались притянутыми за уши. Однако стало ясно, что профессор Леонард Кавана задумал недоброе. У него, конечно, имелось железное алиби: через Интерпол Гедина проверил — Кавана на момент убийства Анжелы и похищения Орсины находился в Вашингтоне. Впрочем, это ничего не доказывает: профессор вполне мог быть организатором одного, а то и обоих преступлений.
Незаметно для себя Гедина стал называть сестер-аристократок по имени, жалея и сочувствуя им. Как же досадно, что он упустил Кавану! Необходимо было немедленно известить венецианскую полицию, чтобы она проследила за профессором, пока Гедина не прибыл в город. Инспектор намеренно не сделал этого, оправдывая подобный риск перспективой карьерного роста. Гедина выпестовал идею двойного расследования — ему казалось, что это тонкий, изящный ход. К тому же он намеревался только допросить Кавану, потому что оснований для задержания и ареста профессора не имелось. Подозревать его можно было в адюльтере, но это преступлением не считается.
