Эдди Шах - Оборотни
«Кадиллак» проехал через Норт-Рэмпат к парку Луиса Армстронга, крупнейшему парку, названному в честь выдающегося сына города. Статуя его гордо возвышается у ярко освещенного входа. Музыкант как бы обозревает знакомые места юности, богатые клубы, так и не удостоившие Армстронга приглашения за все годы его бурной карьеры.
— Раньше это называлось Конго-парк, — сказал Фрэнки, выбираясь из запаркованного «кадиллака». Как многие инвалиды, он гордился своей самостоятельностью и совсем не просил помощи. Эдем, принимая это во внимание, просто вытащил кресло и раскрыл его для Фрэнки, как помог бы вполне здоровому человеку справиться с багажом. Именно тогда он заметил на груди Фрэнки девятимиллиметровый пистолет «Хеклер энд Кох П7».
— Не знал, что ваши парни это носят, — сказал он.
— Это не для ЦРУ, — ответил Фрэнки, похлопывая по пистолету, — это для Нового Орлеана.
Они проследовали за Фрэнки в парк, большая часть которого была погружена в темноту, лишь некоторые извилистые дорожки были освещены сверху фонарями.
— Сюда раньше приходили рабы, — рассказывал Фрэнки. — Здесь они танцевали и сближались. Проводились и большие религиозные сборища с барабанным боем и выступлениями зажигательных проповедников вуду. Вся эта черная магия и началась в этом месте, куда белые приходили по воскресеньям поглазеть на их выкрутасы. И называли они это «Черным Шабатом». Вон там, у маленького фонтана, резали цыплят для жертвоприношения их языческим богам. Этот фонтан и был центром Конго-парка. Теперь тоже иногда эти парни собираются здесь.
Никого не было, в том числе и загадочного Малыша. Только явственный шорох в ближних кустах показывал, что за ними наблюдают невидимые люди.
— Не тревожьтесь, — сказал Фрэнки, — они просто высовывают головы посмотреть, кого можно ограбить. Пока вы проходите по дорожке, они не нападут. Разве что вы покажетесь им действительно беспомощными. Меня они знают. Знают, что я вооружен.
Когда они вернулись, у «кадиллака» их ждал высокий чернокожий мужчина в белом костюме. У него были седые вьющиеся волосы, тщательно приглаженные. Лицо казалось совсем молодым, не больше двадцати. Узкие китайские глаза, а нос негритянский, приплюснутый, с раздутыми ноздрями. В неожиданно тонких его губах таилось что-то зловещее.
— Здорово, Фрэнки! — закричал он. — Слышал, ты ищешь меня.
— Здорово, Фруктовый Сок. Как делишки? — ответил Фрэнки, продвигаясь вдоль машины. Он протянул руку, и высокий пожал ее. — Встречай моих друзей. Они хотят чего-нибудь посмотреть.
— Посмотреть? Что именно?
— Обряд.
— Обряд? Убей меня Бог, ты же знаешь, Фрэнки, что это запрещено законом.
— Послушай, это не туристы. Это друзья. Вот Билли из Калифорнии. Знаю ее много лет. А это — Эдем. Он из Англии.
— Из Англии? Ну и чертовщина! Что же нужно такому хорошему парню здесь, на пороге леса?
— Посмотреть на мир, — ответил Эдем.
— Новый Орлеан — это целый мир, мальчик. Такого больше нигде нет.
Он полез в карман и достал плоскую высокую бутылку, наполненную жидкостью цвета темно-красной крови. Он отвинтил пробку и предложил Эдему выпить из нее. Руки, державшие бутылку, были старые, скрюченные — дикое несоответствие его молодому лицу. Эдем понял, что возраст этого человека невозможно определить.
— Примем глоток, мальчик?
— Что это?
— Кровь и моча. От новорожденной девочки. — Он подмигнул Эдему. — Помогает сохранить молодость.
Эдем посмотрел ему в глаза.
— На этот раз пропущу. Если у вас нет возражений.
— Никаких возражений. — Он засмеялся и приложился к бутылке, сделав большой глоток и причмокнув от удовольствия. Затем он завинтил бутылку и сунул ее обратно в карман. Повернувшись к Фрэнки, он сказал: — У тебя действительно добрые друзья, Фрэнки.
— Какие есть. Так ты нам поможешь?
— Слишком рано для таких дел.
— Вроде темно.
— Может быть.
— И никакой туристической швали.
— Тебе это надо, Фрэнки? — Фруктовый Сок разразился каким-то потоком повизгиваний.
— Ну, что скажешь? — настаивал калека.
— В зависимости от порядка.
— Сколько?
— Сам назови.
— Тысяча долларов, — вмешался Эдем.
— Две тысячи.
— Тысяча.
— Не «Америкэн экспресс», — пошутил Фруктовый Сок. — Даже если в платине. — Он подался вперед, вплотную к англичанину, впиваясь в него взглядом, потом отступил. — Ты, мальчик, какой-то малахольный. Я вижу в твоих глазах желание смерти. — Фруктовый Сок повернулся и пошел.
— Так по рукам или нет? — прокричал ему вслед Фрэнки.
— Мобыть. Если так, увижу вас у Старого Номер Один. Через час. Если нет, хорошего вам вечерка.
Фруктовый Сок исчез в темноте за огнями фонарей.
— Ну что? — спросил Эдем, поворачиваясь к Фрэнки.
— Посидим, подождем.
— А что это такое — «Старый Номер Один»? — нервозно спросила Билли.
— Старое кладбище. Сент-Луис номер первый. Просторное место на Бейзин-стрит в конце парка. Занимает почти весь квартал. Видели фильм «Спокойный наездник»? Ну вот, это кладбище там было показано. Огромные замысловатые мавзолеи, белый мрамор и все такое. Полно склепов и надгробий.
— Отвратительно, — прокомментировала Билли.
— Еще бы, только в торговом центре вуду не подается. Это уж определенно, — усмехнулся Фрэнки. — Так у вас есть сегодня вечер? — спросил он у Билли.
— Ни за что этого не пропущу.
— А почему он зовется…
— …Малыш Фруктовый Сок? — перебил его Фрэнки. — Потому что никто не знает, что в бутылке. Никто никогда не пил из нее. Большинство думает, что это смесь томатного сока с лимонным. Но предполагать-то легко. Ни один сосунок не пошел еще на такой риск.
— А сколько ему лет?
— Спросите чего полегче. Он здесь крутится с тех пор, как я могу это припомнить. А я здесь работаю таксистом уже десять лет. И выглядит он теперь не старше, чем в первый день, когда я его увидел.
Штаб-квартира КГБ
Площадь Дзержинского
Москва
Ростов через стол рассматривал эту пожилую женщину. Она нервничала — ведь не каждый день шифровальщиков вызывают ответить на вопросы заместителя председателя КГБ.
— Пожар в архиве, — сказал он, — вызвал у нас большую озабоченность. Вы понимаете почему?
— Да, товарищ заместитель председателя, — мягко ответила она, слегка кивнув в знак понимания.
— Только уже не «товарищ», — ответил он также мягко, располагая ее к доверию. — Заместитель председателя или господин — на западный манер — это лучше соответствует новой реальности. А могу я вас называть по имени-отчеству?
— Конечно, това… господин. — Она была застигнута врасплох его неформальным отношением. Молодой негодяй внизу, который руководил отделом, мог бы поучиться хорошим манерам у этого человека.
— Хорошо. Стакан чаю?
— Нет, спасибо. — У нее вдруг зародилась надежда, что он не будет ее оскорблять. — У меня уже был перерыв на чай, — объяснила она.
— Хорошо. Расскажите, пожалуйста, как вы обнаружили пожар.
— Мне нужно было достать некоторые дела для работы. Спустившись в хранилище, я почувствовала какой-то странный запах. Немного погодя поняла: что-то горит. Попыталась установить, где именно. Там, как вы знаете, очень много комнат. И коридоры. Наконец я увидела струю дыма под одной из дверей. Я кинулась назад и сообщила об этом.
— Вы не увидели там ничего странного?
— Нет, господин заместитель председателя.
— Попытайтесь вспомнить. В конце концов, ведь пожар только начинался. Никаких звуков, никто не пробегал?
— Нет, господин заместитель председателя, абсолютно ничего.
Он кивнул, а затем взял один из лежавших перед ним листков бумаги.
— У вас хороший послужной список. Вы неплохо поработали в КГБ.
— Спасибо, господин заместитель председателя.
— Это мы должны вас благодарить за такую безупречную службу в органах. Мало того, вы были замечательной разведчицей во время войны.
Если бы тот негодяй, внизу, мог услышать это!
— Я была только переводчицей.
— В Берлине?
— Да.
— Прекрасно. Я тогда пешком под стол ходил. Здесь говорится, что вы видели бункер…
— Где умер Гитлер. Да.
— История. И вы — часть ее. Завидую. Но почему же вы не вернулись домой, когда все закончилось?
— Из-за своей склонности к языку, господин заместитель председателя. Наши войска нуждались в тех, кто мог говорить по-немецки.
— Вы прослужили там до 1975 года. В каком городе жили?
— В Дрездене.
— Красивый город.
— Был. До того, как его разрушили англичане.
— Да, печально, но война делает некоторые вещи необходимыми.
— Но не убивать же, когда в этом нет необходимости! Они бомбили незащищенный город и убили тысячи людей. Мирных, гражданских. В этом не было никакой необходимости.
