Эдди Шах - Оборотни
— Такие маленькие машины?
— Да. Если не говорить о том, что моя «мини» была для меня велика. В ней не было подогрева. — Он засмеялся. — Я прошел по гаражам, чтобы найти подходящий. Но они просили дорого. Один механик сказал мне, что когда я торможу у светофора или подъезжаю к стоянке, мне надо болтать вверх и вниз рычаг переключения скоростей, ставить ногу на акселератор и отжимать педали. Говорил, что так можно поддерживать циркуляцию воды. Лучший способ сохранять тепло.
— И вы делали это?
— Всю дорогу. Нажимал и катал по всему Лондону. За три месяца до этого я водил машину, которую проиграл в другой игре. После уроков я обычно подъезжал к воротам школы, подбирал своих дружков, и мы отправлялись разбазаривать мои выигрыши. Это было лучшее время моей жизни.
— Сколько же вам было лет?
— Четырнадцать.
— Вы шутите?
— Вам придется мне верить.
— Виновата, — сказала она, поднимая руки и прося прощения.
Матеус принес им вина, они помолчали, пока он раскупоривал бутылку и наполнял стаканы.
— Я был в совершенном отчаянии, когда потерял эту машину, — продолжил Эдем, когда Матеус ушел, — и поэтому украл «бентли» одного из моих попечителей.
— Украли машину?
— Позаимствовал. Но он-то не знал об этом. У него была старая машина марки «Бентли». Держал он ее в запертом гараже за углом от своей квартиры. Использовал машину только по уик-эндам. Так вот, я нашел лишний ключ от гаража и брал машину с понедельника до пятницы.
— И что же произошло?
— Я вывез как-то одну девчонку. Можете вообразить, какую я приобрел популярность у этих пташек, разъезжая в пятнадцать лет на «бентли». Так вот, я подвез ее домой, куда-то за город, а на обратном пути застрял в снегу. Это проблема — зарыться до осей. Все бы не так плохо, не случись это в четверг вечером. Когда он отправился в гараж в пятницу, во время ленча, машины, конечно, не было. Я попался. Не было смысла вызывать полицию. Все равно они бы все раскрыли.
— Готова поспорить, что он остался доволен.
— Немного. В течение недели отказывался со мной говорить. Тогда я купил ему бутылку виски, и он простил меня. Он был неплохой мужик. Единственный из опекунов.
— А где же были ваши родители?
— Уехали, — соврал он. — Большую часть времени жили за границей.
Она почувствовала его нежелание говорить о родителях, ощутила, что он весь напрягся. Потом взял стакан и немного выпил. Она переменила тему:
— Сколько же экзаменов вам удалось выдержать?
— Их нельзя выдержать, если не сдавать вовсе.
— Никаких?
— Никогда не сидел на экзамене. Теперь я называю это достижением. — Он усмехнулся. — Но это не совсем точно.
— Что именно?
— Что я не сдал ни одного экзамена. Я получил удостоверение за плавание.
— Что это?
— Удостоверение, что я проплыл дистанцию. Правда, и здесь я пошел на обман. Под конец я почувствовал дно и прошелся по мелкому месту.
Оба они рассмеялись, а официант появился с первым блюдом.
— Так в этом и был секрет вашей жизни? Тогда. А как теперь?
— А! Есть такие вещи, которые лучше запрятать поглубже.
— Почему же? Что делает людей такими… замкнутыми… что они не могут поделиться с другими? — Она думала о Питере и о том, что он никогда не мог признаться в своих изменах, даже тогда, когда она выводила его на чистую воду.
— Не спрашивайте, не знаю. Возможно, мы просто нуждаемся в собственном пространстве, куда никто другой не должен забираться.
За его спиной начал играть джаз-оркестр. Вот такой и должна быть жизнь: сидеть в этом залитом солнцем дворике, пока не наступит ночь, не покроет все тенью и не снимет последнюю завесу с Города Греха.
Они на десять минут опоздали к Фрэнки, но он их ожидал.
— Есть указания? — спросила Билли, усаживаясь на заднее сиденье. Эдем сел рядом.
— Нет. Такер хотел убедиться, что вы вернетесь к одиннадцати.
— Таким образом, у вас есть три часа на чистилище, — сказал Эдем. — Что же вы хотите делать?
— Уже говорила. Возбуждаться, — ответила она.
— Есть идеи? — Эдем повернулся к Фрэнки.
— В этом-то городе? Ха! Не знаю, ребята, что для вас выбрать. У нас есть джаз-клубы, борьба обнаженных мужчин и женщин. Есть сексуальные зрелища, в которых вы сами можете принять участие. Не хотите ли стать звездой, а?
— Нет, спасибо, — сказала Билли.
— А как насчет картишек? Любые карты, какие вы пожелаете. И при любых ставках. И не только на деньги. Можно прокрутить рулетку на женщину или на мужчину. Все, что пожелаете. Не хотите ли поиграть, англичанин?
— Только не сегодня. Что у вас еще на примете?
— Вы привередливы, однако.
— В этом городе должно быть что-то действительно оригинальное. Такое, чего нигде больше не встретишь.
— Вы здесь слишком мало, чтобы такое вам понравилось.
— Что именно?
— Обряд.
— Чего?
— Вуду.
Эдем усмехнулся. Да, это действительно что-то своеобразное.
— Большинство таких обрядов проводится в полной темноте. Я имею в виду настоящие обряды, а не розыгрыши для туристов.
— Подойдет? — спросил Эдем у Билли.
— А почему бы и нет? Если только нам удастся вернуться к одиннадцати.
— О’кей, Фрэнки. Посмотрим, на что вы способны.
Белый «кадиллак» сорвался с места и полетел по Кэнел-стрит на север, а потом свернул на Бургунди-стрит.
Эдем с любопытством наблюдал за толпой на улицах. Она заметно изменилась по своему составу. Прежде всего, уменьшилось количество детей. К приманкам плотской стороны жизни косяками спешили их родители.
Клоун с воздушными шариками раздавал теперь рекламные листки с приглашением посетить клуб Криса Оуэна на Бурбон-стрит, 500, последнее в квартале традиционное шоу с участием только одной женщины. Не видно было ни жирного гитариста, ни исполнителя баллад Кристофферсона, зато появился парнишка не более шестнадцати лет и ростом около пяти футов в карнавальном, белого цвета одеянии ангела. Он предлагал одиноким пожилым мужчинам пройти на стриптиз. Это был один из многих сводников и зазывал, которые обслуживали зрелище раздевания.
Эротические секс-лавки вели бойкую торговлю. Билли указала на исполненное золотой краской изображение мужского члена, двадцати дюймов в длину и шести дюймов в диаметре. От руки написанная информация поясняла: «ЗОЛОТОЙ РОГ — ВСЕГО 25 ДОЛЛ. В ПРОДАЖЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ШЕСТЬ». По тому, как надпись загибалась с краев, можно было судить, что шесть в продаже оставалось длительное время.
Клубная музыка гремела вовсю, лишь крики толпы перекрывали эту какофонию ожившего Города Греха.
Фрэнки повернул на Думейн-стрит и подъехал к тротуару.
— Здорово, Джули! — закричал он крупной девице в короткой рабочей рубашке, которая усиливала пышность ее тела.
— Здорово, беби, — отозвалась она и двинулась к машине. — Привез мне клиентуру?
— Привезу попозже. Посмотрю, что у меня будет. Ты, часом, не видела, где здесь ошивается Малыш Фруктовый Сок?
— Не видела. — Она посмотрела в другую сторону улицы, закрытую для проезда автомашин вплоть до городского Музея вуду. — Не, не вижу его около музея. — Затем она наклонилась к машине, минуя Фрэнки, и улыбнулась Эдему: — Здорово, приятель. Какую забаву ты ищешь в этом магическом дерьме? У меня есть кое-что поинтереснее, чтобы занять вас двоих.
— Не сегодня, дорогуша, — вмешалась Билли, раздраженная тем, что девица игнорировала ее. Эдем ухмыльнулся и пожал плечами.
Девица выпрямилась.
— Так вы хотите, чтобы я передала ему, если увижу, что вы его ищете? — спросила она у Фрэнки.
— Ну да. Я буду поблизости. Если увидишь его, скажи, что я у Конго.
— Договорились, беби Фрэнки.
— Осторожно, — сказал он, давая задний ход, чтобы снова повернуть на Бургунди-стрит.
— Не забывай о клиентах! — прокричала вслед Джули.
— Непременно. Попозже, — бросил он в ответ, не отрывая глаз от зеркальца заднего вида. При его увечье надо было исхитряться, выполняя такие сложные маневры. К тому же он не забывал своих пассажиров: — Сводничание на Бурбон-стрит — часть работы ЦРУ. Докладываете об этом в своих отчетах?
— Вы тоже в игре? — удивилась Билли.
— Представьте себе. Только не в Новом Орлеане. Сами понимаете, что жить на этот самый мизер, который платит наше управление, нельзя.
Он наконец вывернул на Бургунди-стрит и сделал следующий левый поворот на Сент-Филипп-стрит, в северном направлении от Центра туризма.
— Кто такой Малыш Фруктовый Сок? — спросил Эдем.
— Мужик, — ответил Фрэнки. — Кровопийца! — Он засмеялся и ничего не стал пояснять. — Если где-то что-то происходит, ему немедленно сообщают, — добавил он.
«Кадиллак» проехал через Норт-Рэмпат к парку Луиса Армстронга, крупнейшему парку, названному в честь выдающегося сына города. Статуя его гордо возвышается у ярко освещенного входа. Музыкант как бы обозревает знакомые места юности, богатые клубы, так и не удостоившие Армстронга приглашения за все годы его бурной карьеры.
