Эйс Аткинс - По закону плохих парней
«Конский хвост» выбивался из-под бейсболки Лили, ее бронежилет топорщился на груди. Она пожала плечами и сказала:
– Твое дело, босс.
– С каких это пор ты стала называть меня боссом?
– С тех пор, как ты стал исполнять его обязанности.
Холодный дождь барабанил по ветровому стеклу, когда они отъехали под уклон холма и остановились у трейлеров и большого выгоревшего сарая. Лили выехала на свободное место, отстоявшее на приличном расстоянии от первого трейлера, вылезла из машины и схватила винтовку 12-го калибра. Ее карманы раздулись, набитые патронами, в висящем на боку «глоке» было еще семнадцать патронов.
– Неудивительно, что ты отпугиваешь мужчин, – заметил, смеясь, Уэсли.
– Только робких, – усмехнулась она.
Обе группы встретились в овраге и рассредоточились. Дождь усилился, заливая холодную сухую землю. Полицейские почувствовали, что дождь переходит в мокрый снег. Тишина, казалось, была насыщена электричеством. Каждый следил за малейшим движением вылинявших занавесок в дверях и на окнах и за обуглившимся проемом того, что осталось от сарая.
Сначала полицейские услышали топот, затем заметили движение на вершине холма.
Они направили оружие на быстро движущееся бурое пятно, взвели курки и взяли его на мушки своих ружей. Лили глубоко задышала, когда зашевелился слой опавших листьев.
Два жилистых питбуля с лаем мчались на полицейских. Уэсли сильно пнул одного из них, отбросив его на несколько футов. Оба пса понеслись назад.
– Это сигнал к началу, – сказала Лили пожилому полицейскому, который неторопливо опускал ружье.
– Я бы пристрелил их.
Рут кивком послал Леонарда и Джорджа к первому трейлеру. Полицейские двинулись шеренгой, сначала стуча в двери, затем толкая их. Внутри они обнаруживали разный хлам, перевернутые кушетки, полиэтиленовые мешки для мусора, одежду и детские игрушки. У четвертого трейлера пожилой полицейский дал команду по радио. Один из квадроциклов с грохотом понесся к Чертовой речке, пересек песчаное мелководье и с натужным ревом стал взбираться вверх по холму.
Полицейские обнаружили на стоянке лишь две брошенные машины. Одну из них раздели полностью. В другой не было только двигателя. Обе машины имели на треснутых ветровых стеклах надписи: «Продается».
Лили натянула капюшон куртки на свою бейсболку, сунула руки в карманы. Уэсли в течение пятнадцати минут зачехлил свой револьвер 45-го калибра и собрал федералов вокруг себя. Он указал на вершину холма, где стояли другие трейлеры. Федералы пожали плечами и потащились наверх.
– Что ты им сказал, босс? – спросила Лили, подходя к Уэсли. За ней последовали Джордж и Леонард. – Ты хочешь, чтобы мы здесь торчали и ждали, что произойдет?
– Бандиты давно ушли, – ответил Уэсли, сплевывая на землю. – И не вернутся.
– Какой позор! – воскликнула Лили, ставя ружье на предохранитель.
Глава 31
– Тебе не нужно стоять на улице и курить, – сказала Джин Колсон, открыв кухонную дверь, выходящую на черный ход, где стоял Квин с сигарой. – Можно курить на кухне.
Солнце село несколько часов назад, стало даже холоднее, чем прошлым вечером. Кресла у порога, на которых уже давно никто не сидел, засыпали пожухлые листья. Квин сгреб листья руками и стер грязь со своих джинсов.
– Просто хотел размяться.
– Леонард посторожил снаружи, – сказала мать, жестом приглашая его войти в дом. – Зайди, попробуй пирога. Скажи Джейсону «спокойной ночи». Он ждет тебя.
– Я просто размышляю.
– С охотничьим ружьем отца?
– Решил проверить его.
Мать закрыла за собой дверь и вышла к нему на крыльцо, возле которого росли орехи-пеканы. Земля здесь спускалась к заднему двору соседей, огороженному забором из сетки-рабицы. За забором лаяла собака. Она отбежала от столба, на котором висело пугало. Пугало трепетало и вертелось на холодном ветру.
– Значит, они ушли? – спросила Джин.
– Уэсли считает, что ушли насовсем, – ответил Квин. – Не знаю, что случилось.
– Должно быть, вы их достали.
– Сделали что смогли, – согласился Квин, стряхивая пепел сигары в пустой горшок для цветов и по-прежнему стоя напротив матери. Она кивнула. – Безлунный вечер, – заметил он.
– Ты готов ехать?
– Не знаю, – сказал Квин. – Не сейчас.
– Как это воспримут в форте Беннинг?
– За десять лет мой командир хорошо меня узнал.
– Они ушли, – напомнила ему Джин. – И не вернутся. Ничто больше не угрожает твоей старой маме.
– Я задержусь еще на несколько дней, – упорствовал Квин. – Мне поручат работу инструктора, а это не то же самое, что ожидание боевой операции. Разные вещи.
– Все еще не можешь успокоиться.
– Надо расхлебать эту кашу.
– Ее заварил дядя Хэмп.
– Как ты себе это представляешь?
– Брат был хорошим человеком и хорошим дядей для тебя, – пояснила мать. – Он взял на себя все заботы из-за несостоятельности твоего отца и делал все, что мог. Я люблю его за это. Но он не держал своего слова.
Квин вздрогнул, уронив пепел на поношенную куртку.
– Это была расплата за то, что его избрали шерифом?
– Не думаю.
Мать замолчала. Вокруг них носился ветер, нагоняя холод в его ковбойские ботинки на тонкой подошве.
– Ты разузнаешь все, что тебе нужно, когда вернешься домой, – сказала мать. – Не вреди своей карьере из-за этой ерунды. Вы с Бумом выгнали этих бандитов из города.
– Что с Джейсоном?
– Как раз об этом я хочу кое-что сказать тебе, – оживилась мать. Она, улыбаясь, ожидала бурной реакции. – Кэдди приезжает.
– Когда?
– Сегодня вечером.
– Возьмет его с собой?
– Это ее сын.
– И тебя это устраивает? – насторожился Квин. Он взял в руку сигару, оставив ружье на пороге. Став у перил, он смотрел на вспаханную землю, на которой жарким летом взойдут помидоры, перцы и подсолнечник. – Она беспутная.
– Она стала другой.
Квин глубоко вздохнул. С сигарой в руке он смотрел сквозь небольшой сад и качал головой.
– Я видел ее.
– Когда?
– Двое суток назад, – ответил он. – Она была в Мемфисе и выглядела весьма неприглядно.
Мать ждала пояснений, но их не последовало.
– Не отдавай ей ребенка, мама, – попросил он. – Она далеко зашла, слишком далеко.
– Не говори так, – возразила мать. – Она знает о дочери Булларда и обо всем, что случилось.
– Кто ей рассказал?
– Не знаю.
– Анна Ли?
– Не думаю. Они уже долгое время не дружат.
– Кэдди говорила что-нибудь об отце Джейсона?
Мать покачала головой и замолчала. Квин отошел от перил и вернулся к креслу, он стоял рядом с ним и курил. Джин достала из кармана домашнего халата пачку сигарет и тоже закурила, слабо улыбаясь.
Они сидели в холодной тишине, не произнося ни слова, пока Джин наконец не встала, похлопала его по колену и ушла укладывать Джейсона спать.
Через некоторое время на подъездную дорожку въехала машина, свет от фар пробивался сквозь задний двор и уходил вверх в голые ветви ореха-пекана. Затем хлопнула дверца машины.
Квин слышал топот быстрых ног, вбегающих в дом, и тоненький голосок Джейсона:
– Мама!
– Здорово, большой брат, – приветствовала Кэдди.
Квин смотрел со стороны кабинетного кресла и кивнул ей. Кэдди щелчком открыла «Будвайзер». На ней была экипировка болельщицы «Ковбоев Далласа» с эмблемами на свитере и джинсах, а также на кожаной куртке с бахромой, какую носила когда-то Энни Оклей.
– Говорят, в тебя стреляли, – произнесла Кэдди с легким смешком. Она подошла к перилам и сделала глоток пива. – Я предупреждала.
– Зачем ты приехала?
– Забрать Джейсона.
– Тебе лучше оставить его.
– Ты даже не знаешь его, – упрекнула она. – Тоже мне защитник, я не хотела бы, чтобы его подстрелили.
– Не подстрелят.
– Ты уверен?
– Да, уверен.
– Боже, – воскликнула Кэдди, – я начинаю понимать чувства нашей матери к дяде Хэмпу. Нельзя любить человека только потому, что он твой родственник.
– Как твоя работа?
– Работаю.
– Имеешь страховку?
– Не юродствуй, Квин, – заявила Кэдди. – Наши девушки, работавшие в Колумбусе, рассказывали, что рейнджеры практически не вылезают из тамошних баров. Так что не бросайся камнями.
– Сколько тебе дать за возвращение в Мемфис?
– Я не проститутка.
– Сколько?
– У тебя не хватит денег заплатить за то, чтобы я оставила моего мальчика, – сказала Кэдди, опорожнив бутылку пива. Она бросила ее рядом с орехом-пеканом. Бутылка разбилась, и Кэдди вернулась на кухню.
Квин покурил еще немного и выбросил сигару.
Вскоре он услышал шум мотора отъезжающей машины.
Квин обошел вокруг дома, заметив в окно, что мать сидит перед телевизором со стаканом вина. Ее лицо ничего не выражало.
