Мэг Гардинер - Каньон убийств
Можете внести этот вопрос в список Десяти Самых Глупых, которые я когда-либо задавала. Адам сидел на скамеечке перед телевизором и смотрел видеозапись: два спортивных комментатора беседовали на фоне плавательного бассейна.
Рядом со скамеечкой находился картонный ящик, внутри — среди прочих вещей — видеокассеты и компакт-диски. Наклейка на ящике — «Исаак».
Адам покачал головой:
— Ты приехала в качестве эмиссара Джесси? Прости, я не могу с ним разговаривать.
Эти слова задели меня за живое. Меня, уехавшую отсюда на всех парах двадцать четыре часа назад.
— Я приехала, чтобы предупредить. Шантажисты затевают против тебя какую-то гадость.
Он оторвал взгляд от телевизора.
— Это Джесси велел сказать?
— Нет. Они охотятся за нами, Адам. За мной и тобой. Они используют нас в качестве средства давления на Джесси.
— Давления на него? В каком смысле?
— Пусть он сам скажет тебе.
Сумрачный взгляд Адама слегка посветлел.
— Ты все-таки его эмиссар.
На экране телевизора появились графики: «Мужчины», «Эстафета 4 по 100, вольный стиль». Техас, Стэнфорд, Оберн, Калифорнийский университет (Санта-Барбара). Это были соревнования в рамках Национальной спортивной студенческой ассоциации США. Камера сопровождала выход спортивных командна площадку. Молодые люди были полны решимости победить. Зрители, собравшиеся на открытых трибунах, вели себя шумно: кричали «ура», размахивали флагами и топали ногами.
Адам уставился на экран.
— Эй, — сказала я. — Тебе нужно запереть все двери и окна и вооружиться до зубов.
— Они собираются меня похитить?
Я подняла руки, сдаваясь на милость победителя:
— Сделаю все сама.
Я обошла дом и позакрывала все окна.
— Пожалуйста, оставь свои язвительные остроты для себя. Эти люди опасны.
Адам рассмеялся. Рассмеялся до ужаса безрадостно.
— Ты думаешь, я этого не понимаю? Они убили моего брата. Теперь они доберутся до меня.
Пловцы готовились к старту. Они расправляли плечи, поправляли защитные очки, подпрыгивали на тумбах, разминая мышцы. На экране появлялись надписи: Калифорнийский университет (Санта-Барбара). Мацуда, Сандоваль, Сандоваль, Блэкберн.
Я закрыла на замок раздвижные двери:
— Будь внимателен дома, за рулем и в университетском городке.
— Не беспокойся, я могу о себе позаботиться. У меня есть ружье для подводной охоты и мощные дротики, которыми оно стреляет. Эти дротики могут остановить и белую акулу.
Я, сложив руки на груди, посмотрела на него. Наконец, словно осознав серьезность опасности, Адам поднял взгляд. По этому взгляду я поняла, в каком он пребывает смятении.
— Это нелогично, я знаю. Как можно возлагать вину на Джесси? Но я не в состоянии сладить со своими чувствами. Что мне делать — молиться, визжать или врезать ему как следует? Как мне выбраться из ямы безумия на равнину здравого рассудка?
Грохнул выстрел стартового пистолета. Пловцы бросились в воду. Я потянулась, чтобы выключить телевизор.
— Не тронь, — велел Адам, не отрывая взгляда от экрана.
Шла эстафета. Закончился первый этап, начался второй, в котором участвовал Исаак. Он слегка отставал от лидера, греб усердно, размахивая руками, как ветряная мельница крыльями, оставляя позади себя пенистую дорожку.
На экране появился Адам. Он занял исходное положение, нетерпеливо ожидая, когда наступит его черед плыть. Исаак коснулся бортика бассейна. Адам прыгнул поверх его головы и ушел под воду. Вынырнул он далеко от лидера. Шум болельщиков сотрясал стены бассейна. Адам буквально летел, с каждым гребком сокращая расстояние лидера. Но переломить ситуацию не сумел. На тумбы встали участники заключительной эстафеты. Я увидела Джесси. Глаза блестят, руки свободно опущены. И все равно чувствовалось, что он настроен на победу. Я непроизвольно приблизилась к телевизору.
Лидер финишировал на полкорпуса раньше Адама. Вот Адам коснулся бортика рукой и бросился в воду. Толпа на трибунах неистовствовала. Комментаторы кричали. Джесси, как нож, разрезал поверхность воды. Он отставал от лидера всего на пару футов.
Сидя у телевизора, Адам наклонялся вперед и назад в ритме ударов рук Джесси и криками подгонял его. О как же он любил Джесси!
В дальнем конце бассейна пловцы сделали в воде переворот и повернули назад. Камера, установленная под водой, зафиксировала этот момент. Переворот Джесси был превосходно выполнен и позволил сократить отставание на фут.
— Ну, давай, мужик, — прошептал Адам.
У меня бешено колотилось сердце. Комментаторы задыхались от избытка чувств, повторяя слова «Стэнфорд» и «Техас». «Ну вы только посмотрите на Калифорнийский университет. Джесси Блэкберн — опытный пловец, член национальной сборной, вы не можете сбрасывать его со счетов». У меня комок подкатил к горлу.
Бассейн огласился криками болельщиков. Джесси баттерфляем мощно рассекал воду. Целенаправленность. Как это на него похоже. Бог мой, я им гордилась. Техас и Стэнфорд отчаянно соревновались между собой, а Джесси все сокращал расстояние до лидера — один дюйм, другой. Бортик все ближе и ближе.
Пловцы шли, что называется, ноздря в ноздрю. Последний рывок. Оглушительные крики болельщиков. Финиш.
Телекомпания берет интервью у Блэкберна.
Джесси крупным планом. Снимает защитные очки и смотрит на табло, тяжело дышит, временами бросает быстрый взгляд в сторону — он надеется. И вот он видит это. Ослепительная улыбка.
Мне не хватало воздуха, у меня звенело в ушах, я была взволнована. Я смотрела на то, как Джесси выходит из воды, как товарищи по команде окружают его. Адам хватает его за плечи и что-то радостно выкрикивает. Исаак бросается на спину брата, смеется, истошно вопит.
Я взглянула на Адама. Он рыдал, закрыв лицо руками. Я опустилась рядом, и Адам съежился в моих объятиях.
— Ничего этого больше никогда не будет.
У меня перехватило дыхание, по щекам покатились слезы.
— Почему он должен был умереть? — спросил Адам сквозь рыдания.
Я укачивала его как младенца. Утешить его было невозможно.
Глава 26
По радио зазвучала заунывная музыка. Мне едва удалось заставить себя выйти из машины. Мною владел ужас, словно я находилась в мертвой зоне, холодной и пустой. Я посмотрела на улицу: сначала в один конец, потом в другой, боясь, что где-нибудь в тени стоит взятый Брэндом напрокат золотистый автомобиль. Но увидела лишь кромешную тьму.
Когда я запирала «эксплорер», зазвонил сотовый телефон. На дисплее высветилось «Джесси». Я ответила на вызов.
— Мы можем поговорить? — спросил Джесси.
Я направилась к своей садовой калитке.
— Да, дома.
— Буду через десять минут.
Когда я открыла калитку, на меня повеяло запахом зеленой травы и жасмина.
— Ты получил мое сообщение?
— Какое сообщение?
— Я звонила тебе вчера. Было уже поздно, — проговорила я, одолеваемая сомнениями.
— Телефонного звонка я не слышал. Эв?
И тут я увидела Харли — она сидела на ступеньках моего дома, обняв колени.
— Здесь Харли, — сказала я. — Думаю, прямо сейчас тебе приезжать не стоит.
— Я уже еду.
Я дала отбой. Харли встала и отряхнула пыль с туго обтягивающих брючек.
— Должна отдать тебе должное. Ты проявила храбрость, явившись ко мне, — сказала я.
— Не то слово. Плюс к этому я проявила наивность, решив, что ты никогда не узнаешь.
— И как ты смеешь являться ко мне?
— Хм, я хочу сказать тебе, что была набитой дурой.
— Не говори так. Ты напрашиваешься на грубость.
Харли прикрыла кошачьи глаза, но не мяукнула, а, откинув голову, засмеялась.
— Ты чудо. Пригласи меня в дом. Мне предстоит продемонстрировать акт пресмыкательства.
У меня защемило сердце.
— Пяти минут тебе хватит? Сейчас приедет Джесси, а к трехсторонним переговорам я не готова.
Мы вошли в дом.
— Фотографии были сделаны с целью шантажировать Кази. Эти люди думали, что застанут нас в страстных объятиях. Полагали, что тем самым сорвут ей коммерческую сделку.
— «Эти люди». Ты имеешь в виду электронных шантажистов? Мне нужно поговорить с тобой о них.
Харли провела пальцами по серебристым волосам.
— Джесси выглядит как побитая собака.
Сердце защемило сильнее. «Она с ним виделась».
— Девочка моя, я действительно страдаю. Я ни разу не видела его в таком состоянии с тех пор, как он вышел из реабилитационной палаты.
Меня передернуло.
— Реабилитационная палата? Я и не знала, что вы продолжали встречаться…
— О, он тебе не говорил. — Харли опустила ресницы. — Ну конечно, не говорил. Я вела себя легкомысленно.
Я онемела. У меня возникло такое чувство, словно кто-то наполнил бензином мое нежное сердечко и поджег. Под левой грудью стало горячо от ревности.
