Михаил Март - Усталая смерть
Ничего для себя нового Журавлев не открыл. Принцип работы заведения ему был понятен. Ему хотелось уйти, но он прекрасно понимал, что за ним наблюдают и каждый его шаг фиксируют и докладывают. Сам напросился и вдруг ушел. Журавлев ценил свои отношения с Григорием Ефимовичем и портить их не желал. Если тот что-нибудь заподозрит, то ворота на выход перед ним закроются. А отсюда так просто не сбежишь.
Его взгляд упал на блондинку с очень красивым и необычным лицом. По сравнению с другими она выглядела старухой. Лет тридцать с хвостиком. Он тут же узнал ее. Она есть в фототеке первого филиала, но как ее зовут, он вспомнить не мог. Столько имен он прочел, когда они разбирали слайды, что сейчас был не готов разворошить свою память и точно назвать имя и фамилию. Он помнил, что и тогда обратил на нее внимание. Женщина в его вкусе, как говаривал он раньше — «моя группа крови».
Судя по лицу женщины, ее воротило от всего, что она видела вокруг. Журавлев не стал упускать шанс и подошел к ней. Она небрежно глянула на него и вдруг вздрогнула, словно увидела мужа, который ее застукал.
— Чем я вас напугал?
Она молчала, не отрывая от него взгляда.
— Как вас зовут?
— Герда.
— Тогда меня Кай. Ну что, сестренка, веди меня в свои апартаменты.
— А помоложе, братец, выбрать не хочешь?
— Я тебе не понравился? Со старичками интереснее?
— А ты тоже сексуально озабоченный?
— Грубишь. А если я на тебя пожалуюсь?
— Ладно, идем. Только не пойму, что ты делаешь в этом курятнике и почему меня выбрал.
— Вкус у меня испорченный, разве не понятно?
Такая же лестница, однотипные номера, но все
в зеркальном отображении, так как он находился с другой стороны здания.
Они вошли в номер, и девушка скинула туфли и легла на кровать.
Наверху, за решеткой отдушины, загорелся красный огонек. Крохотный, со спичечную головку, но Вадим понял, что за ними ведется наблюдение. Хочешь или нет, но придется заняться любовью.
Как-то странно они вели себя оба. Что-то им мешало, будто каждый из них впервые лег в постель с человеком противоположного пола. Школьники. Ирина не понимала, что с ней творится, она забыла, где, что и зачем. Такое походит на свидание после долгой разлуки. Они подкрадывались друг к другу и едва коснулись губ. Она уже забыла, когда в последний раз целовалась. Жар ударил ей в лицо. Ей стало стыдно, потом тяжело, жарко, а потом она едва не сошла с ума. Это был первый мужчина после смерти мужа. Смешно, но она считала это правдой.
Ирина закрыла глаза и ждала, когда он уйдет. Она боялась его запомнить. Но он не ушел, и она опять почувствовала его губы у своего рта. Что-то в ней сорвалось, и, не понимая, что она делает, девушка обхватила его обеими руками и прижалась с такой силой, что фаланги пальцев побелели. То, что происходило с ними, никто из них объяснить не мог, да и не пытался. Наркотический сон, который не раскладывается по полочкам и не поддается осмыслению.
Ирина боялась открыть глаза. Она не хотела просыпаться. Пусть все плывет по течению. Он же все равно сейчас уйдет. Хоть бы не сейчас. Еще чуть-чуть, а потом…
А потом он поднял ее на руки, и она проснулась. Нет, это не сон. Он отнес ее в ванную комнату и включил воду. Она стояла под душем в чулках, а ее укладку размывала чуть теплая вода. Ей было плевать на свой вид. Он стоял рядом, и они, обнявшись, мерзли, как попавшие под ливень дети.
— Тебя зовут Ирина? — шепнул он ей на ухо.
Она опять вздрогнула.
— Это неправда. Так не бывает.
— Я пришел за тобой.
Девушка замотала головой.
— Нет, так не бывает. Оставь меня. Ты вампир.
— Меня зовут Дик. В каком бараке тебя поселили?
— В шестнадцатом.
— Вместе с детьми?
— Нет. Они в третьем учебном корпусе.
— Где мне взять их фотографии?
— Зачем? Что ты хочешь с ними сделать?
— Вывезти из лагеря. Как я их узнаю?
— У соседки в квартире напротив есть ключи от моей квартиры. В серванте есть альбом.
— Обойдусь без соседки. Где дети спят, знаешь?
— Пятая палата — сын, кровать первая справа. Третья палата — дочь, кровать напротив двери. Там забор под током.
— Тебе придется потерпеть. Это случится не сегодня и не завтра. Мне нужно время.
— Кто ты?
— Настин компаньон и твой воздыхатель. В лепешку разобьюсь, но тебя отсюда вытащу.
— Это невозможно.
— Нет ничего невозможного. Трудно, согласен.
— А если с детьми…
— Тише. Говори шепотом. О детях позаботимся в первую очередь. Нам больше нельзя находиться вместе. Подозрительно.
Она прижалась к нему еще сильнее. Он выждал паузу и отстранил ее. Он не мог знать, что стекающая ручьями по ее лицу вода смешивалась со слезами. Ему очень не хотелось уходить от нее, но он знал, что так надо.
Перед отъездом Журавлев зашел в кабинет своего нового приятеля и в каком-то смысле руководителя Григория Ефимовича.
— Ты удивил меня своим выбором, Дик, — вновь переходя на ты, заговорил хозяин кабинета.
— Я и сам удивился. Но случилось невероятное, эта шлюха — вылитая моя первая жена, которая бросила меня, когда я зарабатывал гроши в следственном отделе. Бальзам на душу такие воспоминания.
— Я рад, что ты остался доволен. Мне звонила твоя клиентка. Она собирается через пару дней опять приехать. Требует твоего присутствия. Я обещал. Надеюсь, ты меня не подведешь? Разумеется, можешь потом использовать копию своей бывшей жены для нежных воспоминаний.
— Хорошее предложение. Мне нравится. За пару дней я войду в норму. Только позвоните мне заранее, чтобы я освободился от лишних и ненужных дел.
— До скорого. Удачи, Дик.
Начальник подписал ему пропуск на выход и шлепнул штамп.
Для выхода из здания, как и для выхода из зоны, требовалась серьезная, длительная процедура и волокита.
Журавлева интересовал главный вопрос — как сюда попадают члены клуба. Особенно те, кто ходит в масках. Вряд ли им выдают пропуск с фотографиями. Он видел, как Эльвиру с ее подругами привез автобус. Но это не давало ответа на вопрос.
Вадим глянул на часы. Сергей ждал его уже больше трех часов. Он ускорил шаг.
Письмо прочитали вместе по дороге в Москву. Журавлев покачал головой.
— Теперь уже ничему удивляться нельзя. Я уверен, что те коттеджи, что находятся вне территории зоны, тоже имеют к ней непосредственное отношение. Тут целая страна в стране. Свой Ватикан на площади Рима. Одного я понять не могу — какова их цель?
— Что с Белоусовым делать?
— Есть у меня один приятель, бывший клиент. Я ему дочь помог найти и домой вернуть. Вроде бы он мне чем-то обязан. Да и вообще мужик неплохой. Он радиоэлектроникой занимается. Придумает что-нибудь. Завтра позвоню ему. Но как можно увязать терроризм с публичным домом, мне непонятно.
— Куда сейчас поедем?
— В мою контору. Там меня Настена ждет и Метелкин. Пора вас познакомить. А еще один опытный строитель должен подойти и разъяснить мне, как разобраться в чертежах. Ты понимаешь, под зоной существует свой город. Тоннели, переходы, бункеры, какие-то помещения, не говоря уж о канализации и электрике. У меня складывается такое впечатление, будто подземные ходы выходят за территорию этого клоповника. Но сам я пока разобраться в деталях не могу. Нужен специалист. И еще. Я нашел одну из пропавших женщин. Сейчас мы ищем нескольких дамочек, попавших в передрягу. Надеюсь, найдем. С одной из них я только что простился. И кажется, она соскоблила ржавчину с моего сердца.
Сергей улыбнулся.
— Наконец-то. Хорошая у тебя квартира, Дик, но только без женского тепла в ней холодно. Я вчера своей Светке звонил. Пока ее родители не отпускают. В мае приедет. Вот я и думаю, если ты не против, поживу пока у тебя. Хочу, чтобы она сама квартиру выбрала.
— Предложение принято. Мне нравится, как ты готовишь. Из тебя отличный повар вышел бы.
— А может, и выйдет. Кто знает?
3.
Вертеп разврата работал ежедневно, у жриц любви не было выходных, девушки трудились в три смены. Чем для них была эта каторга, трудно себе представить. У многих, еще совсем юных, не сформировалась психика, и они теряли рассудок, а потом бесследно исчезали, так же как появлялись другие. Сегодня одна, а спустя какое-то время ее сменяла другая. С другой стороны, все новенькие проходили психологическую обработку, проверялись у психиатра, за ними следили гинекологи и венерологи, но медицина пока еще не научилась лечить сломанные души. Ирина не проходила тестов, и ее не осматривал психиатр. Она сознательно пошла на свою работу, и в клуб ее направили из филиала, а не заманивали обманом. Ее молоденькая соседка Оксана перенесла травму куда тяжелее. С каждым днем девушка становилась молчаливее и в конце концов совсем замкнулась в себе. В те часы, когда их не вызывали в «зал», Оксана либо спала, либо стояла у окна и тихо пела украинские песни. Хорошо пела. У Ирины часто наворачивались слезы на глаза, когда она слушала девушку. Подрубленный цветок, который увядал на глазах. Отпусти ее сейчас на все четыре стороны, так она под поезд бросится. Ходили слухи, будто в одном из коттеджей какая-то девчушка смастерила веревку из простыней и повесилась. Острых предметов в общежитии не держали, как и веревок и прочих атрибутов для самоубийства. Окна, и те были сделаны из пластика. В «зале» за девушками пристально наблюдали охранники. Был и такой случай. Одна девчонка расколола бокал от шампанского и изрезала себе лицо, чтобы стат уродкой. После этого ее никто не видел. Скандал удалось замять, но случай этот никто не забыл.
