Джон Коннолли - Порода убийц
— Я разыскивал кое-кого. Надеялся, что Лестер знает, где он находится. Это что, допрос, агент Бун?
— Это беседа, мистер Паркер. Если мы сделаем это завтра с глазу на глаз, тогда это будет допрос.
Несмотря на то что телефонная линия разделяла нас, должен заметить, что Бун в своем деле очень хорош. Он прижал меня, практически не оставляя лазейки, чтобы увернуться. Я не собирался рассказывать ему о Грэйс Пелтье, потому что Грэйс вывела меня на Джека Мерсье и, возможно, на Братство, и худшее для меня, что могло случиться, это то, что агентство доберется до города Уэйко в штате Техас и до Братства. Взамен я решил сдать им Харви Рэйгла.
— Все, что мне действительно известно, это то, что юрист по имени Артур Франклин позвонил мне и попросил меня встретиться с его клиентом.
— И кто же его клиент?
— Харви Рэйгл. Он снимает порнофильмы с участием пауков. Люди Аль Зета обычно поставляли некоторых из них.
На сей раз была очередь Буна прийти в замешательство:
— Пауков? Да, черт возьми, о чем вы говорите?!
— Женщины в нижнем белье растаптывают пауков, — объяснил я ему, как ребенку. Он еще делает порно с участием стариков, лилипутов и толстяков. Он — художник.
— Какие милые люди встречаются на вашем пути.
— Вы приятное исключение из правила, агент Бун. По-видимому, нашелся такой тонкий ценитель пауков, который пожелал убить Харви за то, что он снимает порнофильмы для душевнобольных. Лестер Баргус поставлял пауков и, возможно, знал что-то об этом человеке, поэтому я согласился повидаться с ним по просьбе Рэйгла.
Это была чудовищная наглость. Я почти чувствовал, как Бун решает для себя, насколько долго он сможет выдержать эту скачку.
— И кто же этот мистический герпетолог?
Герпетолог! Агент Бун был еще и любителем игры в «Скраббл»[7].
— Он называет себя мистер Падд, и я думаю, что, строго говоря, он может быть арахнологом, а не герпетологом. Он любит пауков, и я думаю, что именно он убил Аль Зета.
— И вы обратились к Лестеру Баргусу в надежде найти этого человека?
— Да.
— Но вы ничего не узнали.
— Лестер очень сердит на него.
— Хорошо, теперь он уже основательно поостыл.
— Если он под вашим надзором, вы и так уже знаете, что произошло между нами, — сказал я. — А значит, есть еще что-то, чего вы от меня хотите.
После некоторого колебания Бун принялся объяснять, как человек, прибывший в страну под именем Клэй Дэймон, вошел в магазин Лестера, потребовал сообщить подробности о человеке на фотографии и затем убил Лестера и его помощника.
— Я хочу, чтобы вы взглянули на фотографию, — заключил он.
— Он оставил ее?
— Мы предполагаем, что это не единственный экземпляр. В таких случаях разыскивать киллеров становится довольно «приятной» работой.
— Вы хотите, чтобы я пришел к вам? Можно это сделать завтра?
— Как насчет сейчас?
— Послушайте, агент Бун, мне надо принять душ, побриться и поспать. Я расскажу вам все, что смогу. Я хочу помочь вам, но дайте мне передышку.
Бун немного смягчился.
— У вас есть электронная почта?
— Да, по выделенной линии.
— Тогда останьтесь у телефона. Я сейчас вернусь.
В трубке было тихо, поэтому я повернулся к своему лэптопу и подождал, пока там появится сообщение от Буна. Когда оно пришло, там было две фотографии. Одна — снимок демонстрации перед центром по производству абортов. Я сразу же увидел мистера Падда. Другая фотография — кадр из видеофильма, снятый в магазине Лестера Баргуса, с портретом Клэя Дэймона. Через минуту Бун опять взял трубку.
— Вы узнаете кого-нибудь на первой фотографии?
— Парень в правом дальнем углу — Падд, его имя Элиас. Он заходил ко мне домой и интересовался, что я вынюхиваю в его делах. А вот человека на кадре из фильма я не знаю.
Я слышал, как Бун ритмично щелкает языком на другом конце провода даже тогда, когда я сообщал ему номер контактного телефона юриста Рэйгла.
— Я хочу еще раз поговорить с вами, мистер Паркер, — сказал он, наконец. — У меня такое чувство, что вы знаете гораздо больше, чем рассказываете.
— Все знают больше, чем говорят, агент Бун, — откликнулся я. — Даже вы. У меня к вам вопрос.
— Угу.
— Кто этот раненый на первой фотографии?
— Его зовут Дэвид Бэк. Он работал в клинике абортов в Миннесоте, и он — мертвый человек на фотографии. Убийство представляет собой часть дела НППА.
НППА — кодовое название операций для совместных мероприятий ФБР и ATF по преступлениям, связанным с абортами, — насилие против подпольных абортов. ATF и ФБР были в неважных отношениях, потому что в течение долгого времени ФБР отказывалось участвовать в расследованиях случаев нападения на докторов из клиник, производящих аборты. ФБР объясняло это тем, что подобные случаи не подпадают под их юрисдикцию. Это означало, что расследования по обвинению в сохранении в тайне актов жестокости были предоставлены ATF. Ситуация изменилась, когда был создан НППА и введен в силу новый закон, позволяющий ФБР и Министерству юстиции применять меры по предупреждению насилия, связанного с проведением абортов. И все же напряженность между ATF и ФБР сохранялась, что и выразилось в относительной недееспособности НППА. Никаких доказательств сокрытия фактов найдено не было, и агенты вынуждены были дублировать работу друг друга, несмотря на укрепление связей между ультраправыми вооруженными группировками и экстремистами — противниками абортов.
— Они вообще-то нашли его убийцу? — спросил я.
— Пока нет.
— Так же, как не нашли и убийцу его вдовы.
— Что вы знаете об этом?
— Я знаю, что у нее были пауки во рту, когда ее обнаружили.
— А наш друг Падд — как раз любитель пауков.
— Тот самый Падд, чья голова обведена на этой фотографии.
— Вы знаете, на кого он работает?
— Думаю, что на себя самого.
Это было почти правдой. Непонятными оставались его связи с Братством: слишком уж неуместно с их стороны пользоваться его услугами.
Бун помолчал некоторое время. Перед тем как повесить трубку, он пообещал:
— Мы вернемся к этому разговору.
Я в этом не сомневался.
Я сидел за компьютером, щелкая мышью с одного снимка на другой. Вот фотография молодой Элисон Бэк, обнимающей своего мертвого мужа, с лицом, искаженным горем, и следами крови на блузке, юбке и руках. Я заглянул в маленькие глазки мистера Падда, уходившего от толпы. Я не знал, сам ли он открыл огонь или только руководил убийством. В любом случае, он участвовал в этом, и еще один маленький кусочек мозаики встал на свое место. Каким-то образом Мерсье разыскал Эпштейна и Бэк, людей, которые исходя из собственных соображений были готовы помочь ему в действиях против Братства. Но почему Мерсье был так обеспокоен существованием Братства? Было ли это просто следствием его либерализма, или за этим скрывались какие-то более глубокие мотивы?
Вышло так, что возможный ответ на вопрос прибыл ко мне полчаса спустя на «мерседесе» с откидным верхом. Дебора Мерсье в длинном черном пальто поднялась с водительского места, одна, без сопровождения. Несмотря на наступающие сумерки, лицо ее скрывали темные очки. Ее волосы были неподвижны даже под легким ветерком, наверно, из-за лака. Или она удерживала их силой воли? А может быть, оттого, что даже ветер не собирался заигрывать с женой Джека Мерсье. Мне было интересно, под каким предлогом она оставила своих гостей в одиночестве, — ну, не сказала же, в самом деле, что ей надо бы съездить за молоком.
Я открыл дверь, когда Дебора поднялась на первую ступеньку крыльца.
— Вы перепутали поворот, миссис Мерсье? — спросил я.
— Один из нас сделал это, — ответила она, — и я думаю, что это вы.
— Я никогда не упускаю шанса. Я видел эти две расходящиеся в лесу дороги, и не дай Бог мне поехать по той, которая заканчивается на мысу.
Мы стояли на расстоянии примерно в десять шагов, сверля друг друга взглядами, как пара промахнувшихся дуэлянтов. В своем пальто Дебора Мерсье не могла бы выглядеть иначе, чем белая кость, даже если бы на ней были желтые полоски, а глаза располагались по обе стороны головы. Она сняла очки, и, казалось, ее светло-голубые глаза вобрали в себя все «тепло» Ледовитого океана; крохотные зрачки, как тела тонущих моряков, пропадали в глубине этих глаз.
— Не хотите ли пройти в дом? — спросил я. Повернувшись спиной к ней, я услышал стук каблуков по дереву. Шаги смолкли перед дверью. Я оглянулся и увидел, как ее ноздри раздуваются от легкого отвращения, пока глаза обшаривают мой дом.
— Если вы надеетесь, что я перенесу вас через порог, должен предупредить, что у меня больная спина и вы не в моем вкусе.
Ее ноздри раздулись от возмущения немного больше, и глаза сразу превратились в лед, а зрачки сузились до размеров булавочной головки. Она осторожно проследовала за мной в дом, стуча каблуками своих черных туфель по паркету так, что звук напоминал стук костей.
