Александр Терехов - Натренированный на победу боец
– Спал бы… Какой-то там Клинский. – Убежал наверх, дверь на улицу, почему не зовут, не хватает, думай, чего не хватает, не могу понять, что вообще есть, убедить отпустить, но они мастаки переубеждать, шкуру трогает холод – как они переубедят, уходить скорей, из-за жара неявно желание спать, все равно разбудят. Когда откроют дверь, сам не встану. Держаться правильно. По-хозяйски, мы им нужны. Костик заворочался:
– Подать чего? Не жди. Продержат, пока те уедут. Давно ушел?
Сколько – час? – два, не менее. Поднялся – и почернело, жаркое; я впился в решетку – пусть заметят. Как долго. Решетка начала вырываться, словно повис. Сесть, а страшно отцепиться, взголосили: часовой! часовой! – усадили, на ладонях железный хлад, пришаркал: че ты хотел? – заспанный, без ремня, хочу на допрос – хрипом. Когда должны – покличут. Всем плохо. У всех важное.
– Ну доложите, – озвучивал меня Костик.
– А они, что ль, не спят? – пробурчал дежурный и крикнул в сторону: – Вызов кружкой или кирпичом? – Кирпичом постучал по трубе, утопающей в потолке. – Вишь, молчат. Да спят, собаки! – И еще постучал.
Я забыл, много после зашаталось, часовой пыхтел: да держись ты! – я ловил перила, лестница обтянута железной сеткой в рост – не забыть, через улицу шли – опорожнилось нутро, часовой отпрыгнул: черт! ну? все? вытрись! – в голову, под кость, набивался горячий песок, его утаптывали частыми толчками, распирался, особо больно ломясь в затылок, утоптали, сыпят еще… разрешите? Пожалуйста! Где же стул?! Я не вижу стула! Как же без стула?!
– Прошу вас на диван.
В застекленных коробках бабочки, нет бы родное – садовую муху, да мала, не признаю; приблизились, увидят, как дрожат руки, дрожат колени, подсел на диван кругломордый товарищ с маленьким ртом, из-под дешевого спортивного костюма рюмкой торчит галстук, ворот белой рубашки. Наспех застеленная раскладушка.
– Вы знаете, такая горячка, что мы по-домашнему. Здание совсем не приспособлено. Видели сетку на лестнице? Это же бывший детский сад… Что вы так волнуетесь?
– С кем… я говорю?
– Я исполняю обязанности начальника Светлоярского отдела Управления Министерства безопасности России по Тамбовской области.
– А кто Клинский?
– Подполковник Клинский… Видите ли, у него теперь другая работа.
Мои руки. На левой ладони появились две однонаправленные царапины. Мужчина предложил:
– Вас проводить?
– Что? А вы не хотите… – Нет, не с этого! – Я требую: почему нас задержали? Что вы хотите доказать? Я требую адвоката. Я объявляю голодовку. Обращаюсь к Генеральному прокурору. У вас не получится ничего… Произвол.
Мужчина умоляюще загородился ладонями.
– Прошу извинить, я в должности первый день. Я ваши обстоятельства как-то пропустил, столько дел… Одну минуту! Сейчас попытаюсь освежить. – Выгреб из-под дивана связку ключей и отпер сейф. – О-о, да тут завал, набросано… Вы не помните, на какую букву? Или по статьям надо смотреть?.. Нет, сами не найдем. Если… А прописаны вы где? В Москве? Вы там живете? А здесь почему? А, вот, Москва, двое вас, повезло – сверху лежало… Точно. Пожалуйста, ваше дело. – Положил мне на колени сшитые листы. – Как раз умыться схожу, чтоб не мешать. Будете уходить – ключи часовому. Придерживайте, если листок не подшит, чтоб не вывалилось, у нас строго. Простите, я, как говорит молодежь, не сразу врубился, у нас каждый отвечает за свое направление…
Буквы сплавились в ручейки смолы, листы слиплись – я наслюнявил щепоть, но не мог листнуть. Спекалась строка, которую пытался прочесть.
– Не могу. Прочесть.
– Да? Извольте, я вам почитаю. Что тут? Так, так, – промахивались страницы. – О, да тут много, я всего не буду, чтоб не задерживать, и так столько продержал среди ночи. Ага, вот тут, в конце, суть. Ага, ага. Я лучше перескажу человеческим языком, а то наши понапишут. Вы готовили убийство Президента России во время посещения нашего города. – Поднял глаза на календарь. – Завтра. Задержаны с оружием при погрузке в автомобиль. Автомобиль угнанный, из деревни Палатовка. Бывали в деревне? Протокол опознания. Две винтовки, снайперские, что-то марка не написана, патронов две коробки, карта города, бинокль, фонари, ваши отпечатки…
– Деньги.
– Про деньги нет. А были деньги? При задержании сразу надо было заявить. Разберемся, деньги не пропадут. У вас в рубашке схема покушения… М-м, трудно что-то понять, крестики. Винтовки в масле, похищены с гарнизонного склада, вот акт, прапорщик Свиридов похитил. Дальше список задержанных по вашему делу. И все? Нет, еще на вторую страницу список продолжается… Того, что я прочел, достаточно?
– Я не понимаю.
– Неясности тут на листке отмечены. Насколько посвящен в замысел полковник Гонтарь? А-а, теперь и я понял, почему подполковник Клинский вынужден возглавить городскую администрацию, а я очутился здесь. Роль бывшего мэра – умышленно он выбрал вас? Иван Трофимыч, кажется, умер. Если так, скорее всего допросить не удастся в полном объеме. Но суть такая – покушение на убийство.
– Вам самому не смешно? На что вы надеетесь? Отпускайте нас, пока не поздно. – Мне надо наступать! – Вы так далеко зашли, но времена уже не те! Как глупо… Ваш Клинский сядет в тюрьму, но вы хоть о себе подумайте, и вы с ним?
Мужчина потупился и вдруг погладил мое плечо.
– Послушьте, прошу, не подводите меня. Я ведь и не умею записать, как надо, спросить, я, честно признаюсь, по прежней работе не юрист, а тут такие сложности, да в первый день! Секретаря нет, лишних вывезли. Видите мое место работы – листа чистого нет. Уж не срамите, я к вам по-людски, так и вы… Это уже не наше! Мы выявили, задержали, а расследует такой уровень Москва. Вечером передовые прилетают двумя самолетами, триста человек. Отпразднуем, проводим, они вами и займутся, нам не по плечу! Я удивляюсь, как удалось без жертв задержать – повезло! У нас, – он понурился, – и держать-то вас как следует негде: заковывать? стрелять при бегстве? или живыми? Нету навыка, и слава богу. – Осенился крестом. – Ого, так что, выходит, пять часов? – Он сдвинул занавеску и загляделся.
Огонь, зажгли фонари? Но ветер перевалил огонь набок и протянул в сторону. Через улицу, на той стороне. Огонь держал человек, и огонь отразился в ряду окон, нет, не отражение – тоже огни, там играли огни, сходно поднятые над головами, и под нашими окнами также высвечивало, посверкивал снег и перемешивались тени. Огни вокруг домов, пересекаясь нитями тяжко натянутой паутины, небо мигнуло и побледнело – заскользила ракета, искрясь, огни послушно прочертили короткую дугу, и по снегу такие маленькие полились горящие комочки, бусины так больно понятной мне прерывистой линией – я услыхал, хоть невозможно, режущие крики, ржавый скрип вырвавшейся колодезной ручки. Я отвернулся, напугавшись пустить слезу.
– Красиво получилось, – произнес мужчина. – И дешево. Умеем, когда прижмет! Жаль, никто не видит. Немцы сделали б из этого народный обычай. Гости, сосиски, пиво на каждом углу. Прославились бы. Инвестиции. Оркестры, девушки в венках, почетные граждане с факелами. Первого грызуна поджигает бургомистр. Приурочили б к концу жатвы – зрелище! Вон как летают! Вы бывали в Европе? И мне не довелось. Да и зачем, как там – и так ясно.
Он уходил умываться, переоделся в костюм. Из коробки вынул туфли, вдел шнурки, обулся. Походил и снял. Вытащил из стола валик ваты, щипал и подкладывал в туфли, в носки.
Нездоровится, совсем утро. Солдаты волоком меня, под порогом – щель. Сегодня? Да, я долго не запоминал, сделали укол, давление, врач смотрел язык. Измерили температуру. Я не спросил, они не сказали, приносили есть, чай пил, так согрелся, что спал. Наш бывший водитель, Константин, вымыл полы. Мое положение отчаянное: идет день, полная крысопроницаемость двери. Народ не обучен.
Пока Константин убирался, я попросил рассказать, что по углам. Со слов я определил три норы, две – близко, по-видимому, разветвление одного хода. Я велел над каждым намалевать крестик мелом. Я не пытался вставать – надо силу сохранить. Радуюсь столу. Стол за меня. Остальное против. Бульвар перед зданием, вход в подвал с улицы, наличие обширного двора. Но стол – какой нужен, квадратный и круглые железные ножки, железо неокрашенное, скользит. Важно, что придумал Старый? Когда начнется, убедить их открыть камеры. Кого их? Все убегут.
После обеда. В обед Костик хлебал. Я попробовал сухарь – четверть часа мучительно вывертывало, я учуял привкус крови во рту. Царапины на руках подсохли и потемнели. После обеда. Я потребовал человека – хочу заявить. Старый не придумал бы лучше.
Никого не хотели звать. Никого не находили.
Позже нашли, но я уже не смог идти. Прежний мужик принес сухарей, передала жена его, заявляю: мы признаем, что готовили покушение по заданию, готовы рассказать, если для сохранения безопасности нас вывезут из города в Москву. Передайте: расскажем, что требуется. Меня недослушал – позвали чай пить, да еще я говорил тихо, я старался говорить громко, но он только сказал, что все это, наверное, важно, и приказал вернуть наручники. Я ошибся. Я понял, больше он не придет сюда, оставшееся время может кончиться хоть сейчас.
