Виктор Каннинг - Проходная пешка
А сейчас Бернерс сидел в маленьком кабинете и смотрел в окно. В десять утра ему позвонил человек из Бреста и передал сводку погоды: ветер вест-норд-вест, сила - три балла.
– Это двадцать узлов, - перевел Бернерс стоявшему рядом Бенсону.
В полдень прогноз не изменился. Облака над Нормандскими островами немного сгустились и опустились с тысячи до семисот метров.
– Где бы вы предпочли быть? - спросил Бенсон. - Здесь или там, на корабле?
Бернерс в ответ улыбнулся.
– Я здесь. И он тоже, хотя никогда не видел эти места. Но я и там, потому что он верит в меня, знает, как я буду мыслить и действовать. Мы изучили друг друга вдоль и поперек.
– Но вы близко с ним не знакомы, верно?
– Зачем? Я много работал с ним. Хватит и этого. Не обязательно знать, сколько у человека пиджаков в гардеробе.
– Что он делает сейчас?
– Спит в каюте мисс Виккерс.
– Вы не можете этого знать.
– Могу. Вы с Манделем посвящены в дело только в общих чертах. А мы с ним не успокаиваемся, пока не разработаем план от корки до корки. С точностью примерно до десяти минут я могу рассказать вам все, что он сделает на корабле.
– Вам бы близнецами быть, - улыбнулся Бенсон.
– А мы и так близнецы, когда работаем вместе.
– Что он сделает, если вдруг придется спасаться бегством?
– У него есть американская виза. В Нью-Йорк он попадет во что бы то ни стало. Это вопрос лишь нескольких дней. Не так-то просто найти прилично одетого «зайца» на огромном корабле, в бесчисленных барах и ресторанах. Ловят тех, кто прячется в шлюпках. Здесь, как в лондонском клубе: стоит посолиднев одеться, и вас пропустят. Члены клуба проживают и в Ирландии, и в Шотландии, и за границей, а в Лондоне бывают раз в год по обещанию. Если хотите, чтобы вас не остановили, запомните золотое правило: нужно выглядеть и действовать так, будто вы имеете полное право быть там, куда вы направляетесь.
– Его могут схватить.
– Тогда - конец. Вы же слышали, что он сказал. Это не пустые слова.
– А вы?
Бернерс засмеялся.
– Я очень люблю жить. Но по своим законам. В тюрьме все равно отдашь концы, так уж я позабочусь, чтобы умереть на свободе.
– Мисс Виккерс тоже так думает?
– Не спрашивал, но уверен, что нет. Такие, как она, мирятся со всякой жизнью. Белла, как говорится, и из камней похлебку сварит. Впрочем, мы с Рейксом никогда еще впросак не попадали. А вы?
Бенсон крутнул золотое кольцо на пальце, загорелое лицо его сверкнуло белозубой улыбкой.
– Честно говоря, попадал. Давным-давно. Видите ли, однажды я просидел три года в турецкой тюрьме. Получил жестокий урок.
– Вы случайно не задумали какой-нибудь подвох на корабле? - спросил Бернерс.
– Нет. Иначе я не начинал бы этот разговор. Меня интересует Рейкс. Вам операция - в удовольствие, ему - нет. Это мы его заставляем. Но почему бы и ему не начать наслаждаться ею?
– У Рейкса и так уже все есть.
– А у вас?
– Как я недавно понял, моим желаниям нет предела. Они такие прочные, осязаемые, красивые, их так много. Но Рейксу нужен он сам. И не сегодняшний, а тот, каким он мог бы стать. Он считает, что сумеет прожить вторую жизнь. А у меня не хватает смелости сказать ему, что это лишь воздушные замки.
В шесть часов ветер не изменился, облака поднялись на двести метров и поредели, но иногда посверкивали зарницы.
В восемь часов Бернерс позвонил мисс Виккерс на «КЕ-2» в Гавр. Из совершенно безобидного разговора она узнала, что ее тете не стало ни лучше, ни хуже.
Белла положила трубку, и Рейкс сказал:
– Все в порядке. А теперь поешь. Не спеши. Я уже ухожу. Если случайно столкнешься со мной, не подавай виду. Часа через два заглянет стюард заправить постель. Шляпу, пальто и все остальное я заберу в половине двенадцатого. Без четверти двенадцать мы встретимся у открытого бассейна на первой палубе.
Рейкс провел кончиками пальцев по ее щеке и ушел. Через несколько минут он уже смотрел, перегнувшись через поручень, как с гаврского причала на корабль садятся новые пассажиры со всей Европы. Потом хлынул дождь и загнал его под навес. Рейкс купил в киоске журнал, устроился в кресле на прогулочной палубе. В гриль-баре, в ресторанах посетители копались в меню, официанты объясняли, что такое «Пэлла а-ля Валенциана», советовали вино к «Кебаб а-ля Тюрк»… Сотни людей развлекались, только Рейкс сидел и невозмутимо читал статью о возрождающемся интересе к древней мальтийской культуре.
Через час он пошел в кают-компанию. Шторы уже опустили. В девять он вышел на корму и, облокотившись на поручень, поглядел, как корабль салютует Гавру и медленно входит в воды Ла-Манша. Французское побережье и огни города исчезали в сгустившихся сумерках. Рейкс стоял на корме, пока холодный воздух не заставил его уйти в театральный бар и выпить большую рюмку виски. С безразличным видом мимо прошла Белла. Рейкс смотрел, как она проталкивается сквозь толпу. На ней было простое черное платье, косынка на плечах и тот же жемчуг на шее. И вдруг Рейкс загрустил. Ему не многое в ней нравилось, он любил, в общем, одно ее тело, но смущенно понимал - их связывает нечто большее, чем один секс. И не только ребенок, которого она носит, или нить тех событий, что связали их в последние месяцы. Более всего, конечно, он ценил ее преданность. Он знал: она пойдет за него в огонь и воду, несмотря ни на что. Совсем как Бернерс. Бернерс сказал бы: это оттого, что мы одной крови, люди вне общества, наши интересы скреплены простым желанием отличаться от других. Но - самое главное - он, Рейкс, никогда и нигде не чувствовал себя чужим. Ведь люди в основе своей такие же, как он. Под натиском угроз, когда решается, жить или умереть, большинство людей и солгут, и украдут, и убьют. Честно говоря, многие без этого просто не могут. Вот почему люди счастливы на войне. Вот почему они бузят, громят стадионы и автобусы после футбольных матчей. В нем, как и во всех остальных, сверху лежат первобытные инстинкты, которые так и норовят показать себя. Да, Бернерс одной с ним крови, так же, как и Белла… как и любая живая душа на корабле - в роковую минуту.
Он еще два часа бродил по кораблю. Со вчерашнего утра он не ел, но тело не требовало пищи, оно попросту умерло. Рейкс стал машиной, частью плана и операции.
В половине двенадцатого он вошел в каюту к Белле. Молча взял шляпу, надел пальто и перчатки. Потом протер ракетницу и патроны, маленький пистолет, чтобы не оставить отпечатков. Уже на пороге он сказал:
– Я у бассейна на первой палубе. Пальто неси в руке, наденешь, выйдя на корму. Возвращаясь, снова перебрось через руку, чтобы оно хоть немного скрывало сумку.
Белла подошла к нему, и Рейкс не удивился, увидев в ее глазах искорки страха. Так и должно быть, но страх нужно погасить в самом начале.
– Энди… вдруг что-нибудь случится? Ну, я просто думаю… а вдруг?
В первый раз ее путаная речь не разозлила его.
– Ничего страшного случиться не может.
– Ну, а если… вот возьмет и случится? Ты придешь ко мне за помощью, правда?
– Если твоя помощь понадобится, я обязательно приду. Ты же знаешь.
Он поцеловал ее и ушел. Через пятнадцать минут и она вышла на палубу. Они стояли рядышком у правого борта, вглядывались в темноту, смотрели туда, откуда прилетит вертолет. Как влюбленный, он взял ее за руку и безмолвно смотрел на море. Когда корабль отходил из Гавра, ветер дул с запада, теперь же сменился северным. Какой-то глухой гул мешался с посвистом ветра, шипела вода, за кормой оставался бледный светящийся след. Группки людей бродили по палубе, от ветра пассажиры закутались в пальто и шарфы, красными мотыльками летели за борт окурки.
Белла чувствовала теплоту его руки и думала: «Вот мы стоим словно молодожены во время свадебного путешествия. Как десятки пар на этом корабле. Эх, если бы не дурацкая, беспутная жизнь!…» Однако тогда она не узнала бы его. Ну и что, ведь люди не горюют о том, чего никогда не имели. И она не тосковала бы о нем как о мужчине. И о медовом месяце тоже… Белла поняла, что всю жизнь будет грустить об этом. Не о конфетти. Не о приданом. Не о том, чтобы поскорее уйти в каюту и заняться любовью в первый раз после свадьбы. Нет, дело в другом. Ну что они за пара! Муж со спрятанным в кармане пистолетом. Жена с сумкой дурацких гранат, способных умертвить толпу людей. И где-то в самом ядре этого паршивого «ограбления века» - тонны золота. Да чего уж там, ясно: мужчины стремятся только к одному - к деньгам. Женщины, дом, дети - все побоку, все это - лишь декорации вокруг позорного столба их страсти к богатству, славе и власти.
Рейкс склонил лицо и поцеловал кончик ее брови. Сердце Беллы сжалось от счастья. Нет, это не игра для тех, кто случайно сейчас их может увидеть. Это искреннее чувство, оно поднялось навстречу ее любви. И ничто иное.
Рейкс посмотрел на часы и сказал:
– Десять минут первого. Они опаздывают. - Слова эти он произнес больше для себя, чем для Беллы.
