Эрик Гарсия - Грязное мамбо, или Потрошители
Аутсайдер жил в четырехкомнатной квартире на пятнадцатом этаже вполне целого и ничуть не разрушенного здания. Текущей из крана воде я обрадовался, как старому другу. Квартира, хотя и просторная, была разгорожена вереницей китайских бумажных ширм, превративших гостиную и столовую в путаный лабиринт. Я кое-как протискивался в этом деревянно-бумажном лесу, грудью и спиной задевая о выступы.
Аутсайдер оказался широкоплечим, но жилистым и подтянутым. Выпуклые мышцы рук резко контрастировали с остальным телом, словно он большую часть времени перебрасывал уголь лопатой или ощипывал кур. Красная бандана, низко повязанная на лбу, впитывала пот, не давая ему стекать в глаза, и стягивала тугие брейды.
— Это Эсбери, — представила Бонни.
Я пожал руку хозяину квартиры, влажную и скользкую.
— Извините, — сказал он, вытирая ладонь о засаленный фартук и протянув ее снова. — Клиент пошел хлипкий, сразу сок пустил.
В дальнем углу я заметил блеск искусственного позвоночника, лежавшего на карточном столе; спинномозговая жидкость капала на пол.
— Цапнул, хапнул и слинял, — перешел я на когда-то модный профессиональный сленг биокредитчиков, который так нравился этому парню. Выраженьице было бородатым, но я не запнулся.
Хозяин улыбнулся Бонни и похлопал ее по спине:
— Ты привела мне лесную нимфу, спасибо.
— Нет, — отозвалась Бонни, — он не аутсайдер. — Она оттянула высокий воротник, скрывавший татуировку, и показала Эсбери мою шею: — Он работал в союзе.
Аутсайдер немедленно ощетинился и отступил на шаг, настороженно глядя на меня.
— Зачем ты притащила биокредитчика, бэби?
Я рассудил, что пора показать ладони.
— Я там уже не работаю. Песня спета.
— Сам ушел или тебя ушли?
— Уволили, — признался я. — Шесть месяцев назад.
Он кивнул, пристально глядя мне в глаза. Наверное, пытался разглядеть, правду я говорю или лгу, но, вполне возможно, соображал, какие во мне искорганы и не могу ли я быть ему финансово полезен по ходу дела. Наконец он вроде помягчел и пропустил меня в квартиру:
— Mi casa, carbon.[23]
Мы поели в маленькой кухне, стоя у стола и задевая друг друга плечами, разговаривая о современном мире, Кредитном союзе, спецах-биокредитчиках и черном рынке. Ломтики свежепорезанного мясного рулета сворачивались фунтиками, сминались нашими пальцами, заедались лимонами и орошались сельтерской. Такого пира я не видывал несколько недель.
— Я могу тиснуть с полки сердечко и сбросить его за четверть цены, — хвастался Эсбери, пытаясь меня убедить, что оказывает миру услугу. — Вставить его клиенту вполовину дешевле и все равно остаться в плюсе.
— Или клиент может сделать это легально. — Рот сам выговорил слова, которые я произносил тысячи раз. — И получить гарантию и сервисное обслуживание.
— И с чем vato[24] из гетто нарисуется в союзе? — ехидничал хозяин. — Там всем подавай обеспечение. А по мне, единственный капитал, которым стоит дорожить, — тот, что под твоей кожей.
— Эсбери прав, — вмешалась Бонни. — Во-первых, товар не пропадает, во-вторых, клиент получает искорган дешевле. Всем выгодно.
— Кроме производителей, — не удержался я. — В конце концов, это их собственность.
Я ожидал возражений, но аутсайдер лишь рассмеялся и повернулся к Бонни:
— Слишком мягко его уволили. Нужно было жестче.
На голове у него были бугры — имплантированные розетки. Значит, в свободное время наш Эсбери всерьез занимается «Призраками». Большая часть «касперов» довольствуется наушниками, и лишь ушибленные на всю голову достают себе искорган и подключаются напрямую. Когда мы доели рулет, я не удержался от вопроса:
— А у вас есть лицензия на подключение «Призрака»?
— Лицензия? — засмеялся он. — Нет, татуированный ты наш, я не лицензированный, я на «Призрака» подсевший. Имплантаты с полным спектром ощущений, пользуюсь при каждой возможности. Берешь систему и подключаешься. А ты?
— Нет, — признал я. — Изымал, но никогда не пробовал.
Оживившись, Эсбери потянул меня из кухни в комнату, где предполагалась столовая. На другом шатком ломберном столике лежала тонкая прямоугольная коробочка с торчащими плоскими проводами, напоминавшими узкую лапшу. Процессор «Призрака». Эсбери кружил вокруг него, как ребенок вокруг горы еще не остывшего печенья, нежно касаясь металла кончиками пальцев.
— На, стань свидетелем событий.
Я попятился, когда он наставил на меня провода.
— Я не «каспер». Во мне и розеток-то нет.
Эсбери это не остановило. Он полез куда-то под стол и из большой картонной коробки, набитой шнурами и штекерами, выудил пару самых маленьких очков, которые я видел в жизни. На семинарах мне доводилось слышать о подобных устройствах, но сам я никогда не подключал визуальную систему. Да и не особенно хотелось.
Но мы пришли сюда просить помощи, и я вовсе не собирался обижать хозяина. Я рассудил, что вреда не будет посмотреть, из-за чего все сходят с ума. Даже в Кредитном союзе кое-кто плотно подсел на «Призрак», всего однажды опробовав действие системы. Должно быть, интересный опыт.
— Это надевают как контактные линзы, — объясняла Бонни, придерживая мне веки, пока я пытался попасть сенсорами на глазные яблоки. Тонкие металлические проводки выходили из нижней части каждой линзы и висели вдоль щек, заканчиваясь разлохмаченными голыми концами. Эсбери пальцами прикрутил эти провода к торчащим жилам «Призрака». Для меня ничего не изменилось.
— Бывший хозяин был гонщиком, — говорил Эсбери, сжимая пульт управления. — Передоз «кью». В его «Призраке» — шестнадцать визуальных и сорок два аудиочаса. Будешь смотреть без звука — лексика там мама не горюй.
Я хотел задать вопрос, но он что-то повернул в коробочке, и неожиданно для себя я подключился к «Призраку».
Женщина на полу извивалась, уползая от меня. Не устояв, она тяжело упала навзничь, ударившись затылком о стул. Ее живот был огромным. Беременная. Лужи таинственной жидкости впитывались в вытертые половицы, и кошка металась по комнате, вздыбив шерсть. Все это время — полная тишина. Ни звука падения, ни вскрика, ни мяуканья, только тихое жужжание системы «Призрак» и напряженное дыхание Бонни и Эсбери.
— Ну как, нормально? — раздался голос Бонни, отсутствовавшей в комнате. Она осталась в квартире аутсайдера, а здесь были только я, эта полуобнаженная женщина и кошка, без конца прыгающая со стола на пол, с пола на стол.
— Вполне, — отозвался я.
Комната сдвинулась, стала четче, словно навели фокус. Я увидел поднятую руку с отросшими неухоженными ногтями, явно не мою. На грязной подушечке пальца — горка сверкающего красного порошка, горевшего алым в беспощадном свете голой лампочки. Рука поднялась к моему рту и исчезла из поля зрения.
— Это он зарядился «кью», — зачем-то пояснил Эсбери. Я почувствовал его ладонь на спине — моей спине, — и услышал, как он добавил: — Вот теперь держись.
Внезапно пол в центре провалился, вспыхнул ослепительный свет, и расплавленная лава бурно потекла из зияющей дыры, затопляя комнату. Беременная так и лежала на полу; раскаленные потоки текли по ее коленям, но она ничего не замечала — согнулась вдвое, и ее вырвало раз, потом другой. Из кошки выскочили еще четыре ноги; она прыгнула с кухонного стола на стену и поползла вверх, на потолок, откуда и сорвалась рядом со мной. Из ее разинутой пасти наверняка исходило шипение, с клыков падала зеленая слюна, но все по-прежнему происходило беззвучно.
Изображение вдруг отодвинулось — должно быть, тело, глазами которого я смотрел, отпрыгнуло назад, и я увидел через дыру в потолке небо и столп чистого белого света. Группа вооруженных ангелов спустилась с небес и направила стволы автоматов на меня, на беременную, чей раздувшийся живот занимал уже полкомнаты, увеличиваясь с каждой секундой, и на кошку-паука, попавшую в лаву и горевшую, мечась между нами, и мы поднялись в воздух, сливаясь в гигантский огненный столп, взметнувшийся вверх на сотни футов, готовый обрушиться и уничтожить, прикончить меня…
И тут я вновь оказался в квартире аутсайдера.
— Вот мы и лишили тебя невинности, биокредитчик, — промурлыкал Эсбери, осторожно снимая с меня линзы. — Я это всей школе расскажу.
К «Призраку» я подключался и раньше: «касперы», как и «кью», зависимые и всегда упорно навязывают другим свою дурь. Единственное, что хорошо в «Призраке», — одновременно подключается только одна функция. Зрение, слух, тактильные ощущения — выбираешь на свой вкус. Один клиент — одно ощущение; это своего рода предохранительный клапан. В квартире Эсбери я посмотрел зрительные глюки покойного торчка; обрушься на меня все ощущения разом, я озверел бы не хуже любого нормального «кью»-наркомана.
