Эллен Датлоу - Лучшие страхи года
— А ты знаешь, мне кажется, там обезьяна…
Гарри бросается к перилам, хватается за них своими маленькими ручками и пристально вглядывается вдаль.
— Вон она! — добавляю я, указывая на манговое дерево. — Гарри! Беги и поймай обезьяну! Быстрее!
Гарри срывается с места и бежит — только пятки сверкают — ловить обезьяну, которая наверняка спряталась за самым раскидистым из трех манговых деревьев в нашем саду.
Так продолжалось на протяжении нескольких месяцев, ну а потом сценарий стал меняться.
Первая перемена была совсем незначительной. Моя жена, многострадальная Фон, купила здоровенный пакет живых королевских креветок, и мы собрались зажарить их на решетке. Креветки плавали в тазу с водой примерно в футе от меня, а я занимался подготовкой к барбекю. И тут ко мне подошел Гарри, заглянул в таз, уселся на корточки рядом с ним, и на его лице отразилось живейшее любопытство.
Это выражение знакомо каждому родителю. Именно оно возникает у детей за мгновение до того, как ребенок сунет шпильку в электрическую розетку. Я попытался остановить Гарри, но он уже полез вылавливать креветку. Я знал, к чему это приведет, и поэтому решил задействовать тяжелую артиллерию:
— Гарри, посмотри туда! Там обезьяна! Беги поймай ее!
Гарри бросил взгляд на манговое дерево и покачал головой.
— Обезьяна май ми, — сказал он. (Обезьяны там нет.)
— Нет, есть! — возразил я. — Смотри! Ой, эта нахалка ест наши манго! Пойди прогони ее, Гарри!
— Обезьяна май ми, — повторил Гарри. А потом ткнул пальцем куда-то мне за спину: — Обезьяна ю ни. (Обезьяна вон там.)
Я обернулся. Позади меня находилась кариота — пальма, которую в народе называют «рыбий хвост» и которую я сам же и посадил. Эта пальма и близко не напоминает те аккуратные деревца, которыми обсажены аллеи в Беверли-Хиллз. Сравнить ее можно разве что со взрывом на макаронной фабрике. Ее темно-зеленые листья торчат во все стороны, и, хотя свою кариоту я регулярно пытаюсь подрезать, ее широченная крона загораживает чуть ли не половину забора.
Будь это рассказ М. Р. Джеймса, я увидел бы, как из листвы выглядывает призрачное обезьянье лицо с закрытыми глазами. Через мгновение оно бы исчезло — возможно, со зловещим хлопком. А если бы это был рассказ Стивена Кинга, то из-за пальмы выскочила бы живая обезьяна и отгрызла лицо мне!
Но я рассказываю правду. И никакой обезьяны там не было. Вернее… я ее не увидел.
С тех пор каждый раз, когда я указывал на обезьяну, Гарри отвечал мне, что я ошибаюсь, и показывал, где сидит обезьяна на самом деле. Сначала меня это забавляло, но затем Гарри снова решил изменить наш сценарий.
Теперь представьте себе другой день несколько месяцев спустя. Я сижу на веранде и слышу, как хлопает дверь и начинает звенеть подвешенная к потолку «музыка ветра», а это значит, что Гарри пришел.
Я жду еще пару секунд, и наконец у меня появляется ощущение, что кто-то подкрадывается ко мне со спины. Я оглядываюсь — и вижу Гарри с наброшенным на плечи одеялом и полупустой бутылкой молока в руке.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я.
Гарри величественным жестом указывает на пальму «рыбий хвост» рядом с верандой.
Я в молчании жду, что он скажет.
— Ну? — спрашиваю наконец.
— Папа, обезьяна! — говорит Гарри. — Обезьяна ю ни.
Я удивленно моргаю:
— Что?!
И тут Гарри неожиданно хохочет, тычет пальцем в пальму и кричит:
— Папа! Обезьяна ю ни! Обезьяна! Папа, бегом!
Когда до меня дошло, что этот мелкий негодник сыграл со мной мою же шутку, я не смог удержаться от смеха. Я бросился к нему, раскинув руки и собираясь его защекотать, а он с восторженным визгом помчался в дом, размахивая над головой молочной бутылкой.
Помнится мне, на пальму я даже и не взглянул.
Последнее изменение в сценарии, незадолго до того, как шутка перестала быть смешной, оказалось самым важным. Через некоторое время после того, как Гарри начал показывать мне обезьяну и требовать, чтоб я бежал за ней (вот наглец!), ему приснился кошмар.
Тут я сам виноват — разрешил ему посмотреть довольно страшный фильм ужасов, и Гарри решил, что безголовый призрак из фильма теперь охотится за ним. Он уверял меня, что привидение прячется за занавесками над кроватью и дожидается, пока я выйду из комнаты, чтобы спуститься вниз и съесть его. Поскольку призрак был безголовым, я попытался объяснить, что некоторые конструктивные особенности (например, отсутствие зубов или рта) могут помешать призраку осуществить свой зловещий замысел, но, увы, моя безупречная логика Гарри не убедила.
Я забрал его к нам в комнату (в нашу с женой спальню) и уложил на маленьком матрасе. Но Гарри так и не уснул (похоже, ужасный призрак бесшумно прокрался вслед за ним в ужасно мягких тапочках). Я проворочался с боку на бок минут двадцать, и тут меня осенило: я заявил Гарри, что обезьяна его защитит. Гарри уставился на меня широко распахнутыми глазами. Я спросил у него, где сейчас обезьяна (а мы уже достигли той стадии игры, когда только он один знал, в какой стороне искать обезьяну), и Гарри без малейших колебаний указал на дверь ванной комнаты.
— Обезьяна ю нон, — сказал он. (Обезьяна там, внутри.)
Я сказал, что не пойду в ванную, потому что не хочу спугнуть обезьяну. Гарри согласился со мной, что это правильное решение, а я заверил его, что обезьяна конечно же сумеет защитить его от призрака.
Гарри кивнул и сразу завалился спать.
А я еще лежал некоторое время, надеясь услышать… хоть что-нибудь. Сам не знаю что. В ванную я не пошел.
Иногда я думаю о том, как ужасно все могло бы обернуться, если бы не моя выдумка.
* * *«Бангкок пост», суббота, 10 ноября 2007 года.
Самут Пракарн. Министр социального развития Полдедж Пинпратип вчера объявил о создании Специальной комиссии по поиску пропавших детей, в обязанности которой войдет сбор и согласование информации, поступающей от всех задействованных организаций. Он заявил, что администрации не хватает финансирования для поиска пропавших детей, многие из которых попадают в руки торговцев людьми и принуждаются к занятию попрошайничеством и проституцией.
Экарак Ламчомкхай, глава информационного центра «Миррор Фоундейшн», заявил, что в этом году в центр поступили сообщения о 650 случаях исчезновения детей. Возраст пропавших колеблется от нескольких месяцев до 9–12 лет.
Мистер Полдедж сказал, что специальная комиссия будет оказывать помощь Национальному комитету по проблеме исчезновения людей, которому не хватает компетентных специалистов для быстрой организации поисков.
Он добавил, что комиссия должна разыскивать людей в кратчайшие сроки, поскольку чем больше проходит времени, тем меньше остается шансов найти пропавшего человека. Министр посетил семь семей с пропавшими детьми в районе Ом Ной в провинции Самут Сакхон. Среди людей, которым нанес визит мистер Полдедж, была и Чолада Сириямонгкол, мать Сирикюль, исчезнувшей 8 июля этого года возле своего дома по адресу Нонг-Юй, 5. Она призналась, что не утратила надежды и все еще верит, что ее дочь жива.
Прошло четыре месяца, а она говорит, что не утратила надежды. А теперь представьте, что это был бы ваш ребенок.
Как долго бы вы продолжали надеяться?
* * *Зимние каникулы в университете, где я работаю, длятся с первой недели декабря до первой недели января. Через неделю после начала каникул Гарри слегка простыл. Мы с Фон посоветовались и решили, что ничего страшного с ним не случилось, всего лишь легкий насморк, и отправили его в школу.
В середине дня, когда я уже собрался пообедать (салат из папайи и каракатицы, горячий рис и холодное пиво), меня окликнула Фон. Ей позвонили из школы и сказали, что у Гарри поднялась температура и его надо забрать домой. Фон ответила учительнице, что только что помыла голову, и поэтому за Гарри приедет отец. Я заявил, что как раз собрался пообедать. Но, увы, ее волосы были важнее моего обеда, и ради сохранения гармонии в семье ехать за ребенком пришлось мне.
Я забрал Гарри, привез его домой, усадил перед телевизором с бутылкой молока и диском с «Домом-монстром» и вернулся к своему обеду, к сожалению давно остывшему и вовсе не такому аппетитному, как раньше.
У нас на первом этаже межкомнатных перегородок нет. Из кухни просматривается гостиная, где стоит телевизор. Самого телевизора не видно — его загораживает лестница, но видно край дивана и стеклянную дверь на веранду. Так как Гарри сидел на диване, я не мог присматривать за ним. Я слышал звук телевизора, но самого Гарри не видел.
Я уселся обедать. Выпил две большие бутылки пива.
А большая бутылка «Хейнекена» — это семьсот пятьдесят миллилитров пива крепостью пять и шесть десятых процента. Это восемь и четыре десятых единицы алкоголя, то есть примерно столько же, сколько в четырех пинтах разливного лагера (настоящих пинтах, а не карликовых американских). Так что я прилично выпил, и не стану этого отрицать. А о том, хорошо это или плохо, — судите уж сами.
