Томас Харрис - Ганнибал: Восхождение
— Кое-кто оказал мне содействие, — сказал Ганнибал.
— Держите его над ванной и режьте, когда я скажу.
Трое мужчин силой заставили Ганнибала опуститься на пол и наклонили его над ванной, так что его голова и шея оказались над водой. Мюллер достал выкидной нож и приставил кончик лезвия к горлу Ганнибала.
— Посмотрите на меня, граф Лектер, мой принц, поверните головку и посмотрите на меня, напрягите посильнее шею и горло, и вы быстренько истечете кровью. Особенно больно не будет.
Через дверь парилки Ганнибалу была видна стрелка таймера, рывками передвигающаяся по циферблату.
— Скажите-ка мне вот что, — продолжал Грутас. — Вы скормили бы меня маленькой девочке, если в она умирала от голода? Ведь вы же любили ее, а?
— Несомненно.
Грутас улыбнулся и потрепал Ганнибала по щеке.
— Вот вам и ответ. Вы сами сказали. Любовь! Я тоже себя люблю ничуть не меньше. И не собираюсь просить у вас прощения. Вы потеряли сестру на войне. — Грутас рыгнул и засмеялся. — Это мой комментарий к сказанному. Вы ищете сочувствия? Найдете его в словаре между словами «сифилис» и «сука». Режь его, Мюллер. Это последнее, что вы слышите в своей жизни — я скажу вам, что вы сделали, чтобы выжить. Вы…
От взрыва ванная заходила ходуном, раковина сорвалась со стены, из труб хлынула вода, и свет погас. Прижатый к полу Ганнибал с силой вырывался, Мюллер, Гассман и Дитер навалились на него, в свалку попала и женщина. Нож воткнулся Гассману в руку, он заорал и разразился проклятиями. Ганнибал сильно ударил кого-то локтем в лицо, вскочил на ноги, сверкнуло пламя — это выстрелил пистолет, — и осколки кафеля полетели в лицо. Из пролома в стене клубами тянулся дым, густой дым. По кафельному полу скользнул упавший пистолет, за ним метнулся Дитер. Грутас поднял пистолет, женщина бросилась на него, вонзив ногти ему в лицо, и он дважды выстрелил ей в грудь. Полностью выпрямившись и видя поднимающийся ствол пистолета, Ганнибал ударил Грутаса по глазам мокрым полотенцем. Дитер навалился на него сзади, Ганнибал прыгнул назад, сбивая его с ног и валясь на него сверху, и почувствовал, как Дитер ударился почками о край ванны и отпустил его. Теперь на Ганнибала насел Мюллер и, прежде чем он успел подняться, попытался ткнуть его большими пальцами в горло. Ганнибал боднул Мюллера в лицо, просунул руку между их телами, нащупал пистолет, заткнутый за пояс Мюллера, и нажал на спусковой крючок, не вытаскивая пистолет из штанов Мюллера. Огромный немец с воплем скатился с него, и Ганнибал выскочил из ванной с пистолетом в руке. В темной спальне ему пришлось притормозить, потом он быстро выбрался в коридор, весь заполненный дымом. Он поднял с полу ведро, брошенное служанкой, и пошел с ним дальше. Позади него грохнул еще один выстрел.
Охранник у ворот выскочил из сторожки и был уже на полпути к дому.
— Тащи воды! — заорал Ганнибал и сунул ему ведро, когда он оказался рядом. — Я за пожарным шлангом! — Он бегом спустился по подъездной дорожке и при первой же возможности свернул в лес. Позади слышались крики. Вверх по склону холма, к саду. Быстро восстановил зажигание мотоцикла, нащупав в темноте спрятанную клемму.
Снять со скорости, приоткрыть газ, и по стартеру — кик! кик! кик! Мотор фыркнул. Еще раз — кик! «БМВ» с ревом проснулся к жизни, и Ганнибал пулей вылетел из кустов и помчался по тропе между деревьями, повредив о пень один из глушителей, потом вылетел на дорогу, грохоча во тьме и оставляя за собой хвост искр от провисшего глушителя, бьющегося о мостовую.
Пожарным пришлось работать до поздней ночи, заливая пылающие угли в фундаменте дома Грутаса и направляя потоки воды в дыры в стенах. Грутас стоял на краю сада, вокруг столбами поднимались пар и дым, а он смотрел в сторону Парижа.
53
У этой студентки-медички были темно-рыжие волосы и красновато-карие глаза, примерно такого же цвета, как у Ганнибала. Когда он отступил от фонтанчика с питьевой водой в коридоре медицинского факультета, чтобы дать ей напиться первой, она приблизила к нему лицо и обнюхала его.
— Когда это ты начал курить?
— Я уже пытаюсь бросить.
— Ты себе все брови сжег!
— Неудачно разводил огонь в плите.
— Если ты так неосторожен с огнем, тебе следует перестать самому готовить! — Она послюнила палец и пригладила ему бровь. — Мы с соседкой по комнате нынче готовим тушеное мясо, там его полно, так что если…
— Спасибо. Правда, большое спасибо, только у меня встреча назначена…
В письме леди Мурасаки он спрашивал, можноли ему ее навестить. В цветочной лавке он обнаружил веточку глицинии и послал ее вместе с письмом, чуть завядшую — в знак униженного раскаяния. Ее записку с приглашением прийти сопровождали две веточки — барвинка и сосны с миниатюрной шишкой. Сосну так просто не посылают. Сосна открывает множество возможностей, волнующих и безграничных.
Poissonnier[79] не подвел леди Мурасаки. Он прислал ей четырех превосходных морских ежей, в холодной морской воде, доставленных прямо из их родной Бретани. Мясник из соседней лавки достал ей «сладкого мяса»[80], уже вымоченного в молоке и спрессованного между двумя тарелками. Еще она зашла в кондитерскую «Фошон» за фруктовыми пирожными и напоследок купила целую сетку апельсинов.
Потом остановилась перед цветочным магазином. Сумки были уже полны. Нет, Ганнибал, конечно же, сам принесет цветы.
* * *Ганнибал и впрямь принес цветы. Тюльпаны и лилии из Касабланки в обрамлении папоротников — букет был высоким и искусно уложенным, он торчал вверх, закрепленный на заднем сиденье мотоцикла. Две молодые женщины, переходившие улицу, сообщили ему, что букет выглядит как петушиный хвост. Он подмигнул им и, как только на светофоре включился зеленый свет, с ревом умчался прочь, ощущая необычайную легкость в груди.
Мотоцикл он поставил в переулке рядом с домом леди Мурасаки и, завернув за угол, пошел ко входной двери с цветами в руках. Он как раз здоровался с консьержкой, когда Попиль и двое здоровенных полицейских вышли из-за угла и схватили его. Попиль забрал у него цветы.
— Это вовсе не для вас, — заметил Ганнибал.
— Вы арестованы, — заявил Попиль. Когда Ганнибалу надели наручники, Попиль сунул букет ему под мышку.
* * *В своем кабинете на набережной Орфевр инспектор Попиль оставил Ганнибала в одиночестве и заставил его ждать полчаса в атмосфере полицейского участка. Когда он вернулся, то обнаружил, что молодой человек устанавливает последний цветок в кувшине для воды, стоявшем на столе Попиля.
— Как вам это нравится? — спросил Ганнибал.
Инспектор Попиль ударил его небольшой резиновой дубинкой, и он упал.
— Как вам это нравится? — спросил Попиль.
Более крупный из двоих полицейских вошел следом за Попилем и встал над Ганнибалом.
— Отвечайте на мой вопрос! Я спросил — как вам это нравится?
— Это более честно, чем ваше рукопожатие. По крайней мере дубинка чистая.
Попиль достал из конверта два солдатских медальона, надетых на шнурок.
— Это нашли в вашей комнате. Этим двоим были в Нюрнберге предъявлены обвинения, хотя сами они не найдены. Вопрос: где они?
— Не знаю.
— Вы не хотите увидеть, как их повесят? Палач пользуется английским методом повешения — «длинным прыжком», но недостаточно длинным, чтобы им при этом оторвало головы. Он не варит и не растягивает веревку. Так что они некоторое время еще дергаются. Это должно быть в вашем вкусе.
— Господин инспектор, вы ничего не знаете о моих вкусах.
— Правосудие вам ни к чему, вам непременно надо самому их убить, да?
— А вам непременно надо при сем присутствовать, не так ли, господин инспектор? Вы всегда наблюдаете, как их казнят. Это в вашем вкусе. Как вы полагаете, мы могли бы побеседовать с глазу на глаз? — Он достал из кармана измазанную кровью записку, завернутую в целлофан. — Вам тут письмецо от Луи Ферра.
Попиль сделал полицейскому знак выйти из кабинета.
— Когда я срезал одежду с тела Луи, то обнаружил это письмо, адресованное вам. — И он вслух прочел ту часть текста, что была выше сгиба: — «Инспектор Попиль, зачем вы мучаете меня вопросами, на которые и сами не в состоянии ответить? Я видел вас в Лионе». И так далее. — Ганнибал передал письмо Попилю. — Если хотите развернуть, не бойтесь, оно уже сухое. И не пахнет.
Письмо зашуршало, когда Попиль его развернул, и из него посыпались темные хлопья. Закончив читать, инспектор сел, прижав письмо к виску.
— Хоть кто-то из вашей семьи помахал вам на прощание, когда их увозили на этом пыхтящем поезде? — спросил Ганнибал. — Это ведь вы в тот день распоряжались отправкой?
Попиль отвел руку назад.
— Вам не следует этого делать, — тихо сказал Ганнибал. — Если бы я знал что-то конкретное, разве я стал бы вам об этом говорить? Это вполне уместный вопрос, господин инспектор. Может, вы захотите переправить этих людей в Аргентину.
